Вошедшие в Церковь в конце 80-х – начале 90-х гг. люди часто констатируют на исповедях и в частных беседах всё более и более явно проявляющуюся “неудачу” в своём христианстве… как будто что-то в нём “не сработало”. Мне думается, что те неожиданные и неприятные явления, которые формируются у многих православных после 10-15 лет их церковной жизни – следствие именно неправильного их воцерковления.

Введение

Вот уже скоро 20 лет, как Русская Церковь получила свободу, в связи с чем в неё вошло большое количество людей. Многие связали с Церковью всю свою жизнь, стали священниками, монахами, церковнослужителями. В конце 80-х и начале 90-х годов прошлого века это воспринималось как чудо, вызывало эйфорию, восторг по поводу возрождения Церкви. Но вот прошло полтора десятилетия. С внешней точки зрения Церковь действительно возродилась – восстановлены и построены вновь храмы и монастыри, Церковь стала активным и значимым участником общественных процессов. Если же взглянуть на прошедшие годы под другим углом, картина будет не столь радужна. Главное для Церкви – не храмовые здания, не почётное её положение в государстве, а люди, православные христиане, их полноценная церковная, духовная, христианская жизнь. И здесь мы сталкиваемся с большими проблемами. Вошедшие в Церковь в конце 80-х – начале 90-х гг. люди часто констатируют на исповедях и в частных беседах всё более и более явно проявляющуюся “неудачу” в своём христианстве… как будто что-то в нём “не сработало”. Начинали мы все чтением св. Отцов, постничеством, некоторые бросали учёбу, работу, всецело посвящая себя духовному подвигу… и вот – 10 – 15 лет – и наступило некое разочарование, “усталость” от Церкви; многое в ней стало для нас рутиной, тяжкой обузой, на подвиги нет сил, а главное – не видно плода наших усилий. Я пришёл для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком (), говорит Господь; но где она, эта жизнь? Многие из нас, православных христиан, не видят в себе этой жизни; не обретя её, некоторые ушли из Церкви. Почему же так?

Апостол Павел пишет: мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца (). Судя по всему, современные православные причастниками Христу не очень-то сделались… иначе не было бы усталости и разочарования в христианстве (да и церковная, а может быть, и общественная жизнь были бы совсем другими). Но совесть людей свидетельствует, что не по умыслу или нерадению это произошло; мы старались и до сих пор стараемся держаться церковного уклада, хотя это порой не приносит никакой радости – скорее, чувство обузы… Видимо, всё дело именно в “начатой жизни”, о которой говорит Апостол: не здесь ли коренятся наши проблемы? Может быть, усталость от Церкви, потеря живого интереса к ней – “срабатывание” неверных принципов, заложенных при начале нашего церковного существования, при воцерковлении?

Мне думается, что те неожиданные и неприятные явления, которые формируются у многих православных после 10–15 лет их церковной жизни – следствие именно неправильного их воцерковления, следствие отсутствия должной , то есть научения вере при вхождении в Церковь. Исторически такое положение вещей понятно. Перед Русской Церковью раньше никогда не стояло этого вопроса. Церковь сразу по крещении Руси сделалась государственной, срослась с обществом, и воцерковление происходило естественным образом, “от пелен”; в советское же время ни о каком системном воцерковлении не могло быть и речи. И вот – свобода… для нас это стало неожиданностью; ни к какой внутренней деятельности Церковь после периода гонений не была способна. Восстановление храмов, обустроение материальной стороны церковного быта и некоторый “реванш” за угнетённое 70-летнее положение Церкви оказались важнее пастырской заботы о правильном воцерковлении обратившихся к Церкви людей. Только сейчас, по прошествии 15 лет, Синодальный отдел по религиозному образованию и катехизации озаботился, наконец, разработкой общецерковной концепции катехизации. Однако составление концепции – дело сложное и долгое, ещё более сложно и долго воплощать её затем в приходскую практику; а тем временем жизнь продолжается, и неверные начала воцерковления продолжают воспроизводить свойственные себе ошибки.

Но опыт ошибок важен и драгоценен, на ошибках – и только на них, увы, ни на чём другом – учатся. Попытка сделать некоторые выводы из этих ошибок предлагается вниманию читателя. В нижеследующих заметках, несомненно, много субъективного, одностороннего и резкого; однако автор, тем не менее, считает своим пастырским долгом поднимать актуальные вопросы современной христианской жизни, надеясь на корректировку своих промахов и взглядов (если они окажутся неверными) соборным церковным разумом.

I

В начале – одно общее соображение, касающееся современных особенностей катехизации.

Воцерковление можно уподобить взращиванию плодового сада. Как оно происходит? Если мы возьмём семечко из вкусного сладкого яблока и посеем его в землю, у нас вырастет дикая яблоня с несъедобными плодами. Чтобы получить культурное растение, необходимо привить этому дикому дереву черенок садовой яблони. При этом нужно учитывать много всяких сельскохозяйственных тонкостей: каким образом прививается именно этот сорт, в какое время это нужно делать, как удаляются дикие ветви, как нужно обвязать и залечивать место прививки, как поливать, как удобрять почву, и т.д. Христианство и есть этот благодатный черенок: оно прививается к дикому дереву падшей человеческой природы, и, будучи правильно взращиваемо, переформировывает его в дерево культурное, приносящее в своё время прекрасные плоды. Очевидно, что предварительным условием этого процесса является наличие дерева. Христианство рассчитано на зрелых, ответственных и свободных личностей. Для того, чтобы люди могли воспринять прививку христианства, нужны две вещи: а) вышеназванные качества у человека воцерковляющегося уже должны быть, и б) должна наличествовать некая “сродность культур”, чтобы содержание Церкви было воспринято адекватно.

Церковь – это не голый спиритуализм; она целостно охватывает человека, все сферы его жизни. Духовность свою Церковь выражает посредством определённой культуры, которая есть культура слова, logos`а, личной, самостоятельной и ответственной рефлексии (не путать с приходской субкультурой). Эта культура глубоко традиционна и – в лучшем смысле слова – консервативна. Современные люди не только от рождения, но уже и “на генетическом уровне” живут в совершенно иной культуре – культуре видеоряда и массовых медиа-технологий: навязывающего определённый образ жизни кинематографа, “попсы”, рекламы, спортивных трансляций, “клиповости”, мобильно-интернетности и т.п. Это культура гедонизма, относительности ценностей, поверхностности, стадности, одинаковости; она не только не способствует развитию необходимых для жизни в Церкви качеств – свободы, ответственности, трезвой оценки себя и мира – но, наоборот, всячески препятствует этому. Дальше всего она именно от индивидуального осмысления жизни, от logos`а, слова, его ценности и значимости. Церковь обращается к людям на своём языке, а современный человек – не то, что он “плохой”, хуже, чем люди, скажем, XIV века, – но он просто не воспринимает ту культуру и те слова, которыми оперирует Церковь. Людям поэтому тяжело читать Евангелие, воспринимать традиции Церкви, а тем более – перестраивать в соответствии с ними свою жизнь. Этико-культурный “резерв” современного человека не способен вместить этого.

Конечно, это вовсе не значит, что Церковь должна стремиться к тому, чтобы сделаться клипово-мобильной, хотя, безусловно, следует понимать особенности современной культуры и пользоваться ими, говоря с людьми на их языке. Нужно другое: пастырям Церкви и всем, причастным к делу катехизации, необходимо осознать ситуацию, и, приступая к воцерковлению, обязательно учитывать две вещи. Во-первых, на Церковь сегодня ложится почти неподъёмная задача – включать в воцерковление и “во-культуризацию”; вместе с научением церковности, а порой и до неё, вводить людей в русло исторической традиционной, евангельской в основе своей, отечественной и европейской культуры. Подчеркну ещё раз, что под евангельской культурой я понимаю не памятники церковной жизни, перемещающие человека из современности в ностальгически-этнографическое прошлое, и не овладевание эстетическим наследием человечества в виде, например, походов в филармонию или картинную галерею (хотя это далеко нелишне, надо сказать). Христианская культура – это прежде всего способ мыслить, это фундамент этики и эстетики, основанный на личной ответственности и духовной свободе, на образованности, на мировосприятии не-стадном, чувствующем и понимающем многогранность и сложность христианства и вообще жизни.

Далее. Прежде чем воцерковлять, нужно посмотреть: а привьётся ли наше слово? Не бывает ли так, что ему и привиться-то не к чему? Может быть, не о Церкви нужно начинать говорить “в лоб”, а прежде о том, что человек – не часть толпы, что прежде чем стать христианином, ему нужно осмыслить себя как личность и стать просто нормальным человеком. Может быть, сначала необходимо сказать о человеческом достоинстве, о здравомыслии, порядочности, воспитанности и о многих простых вещах, о которых наши соотечественники имеют, увы, очень малое представление, – и потом уже к этому прививать познание церковного учения и практики…

Сегодня катехизатору обязательно надо учитывать разности культур Церкви и современного общества и работать над “предварительной зрелостью” людей. Это сложная задача, потому что, с одной стороны, отмеченная разность культур всё больше увеличивается, а с другой – сами деятели на ниве воцерковления часто не имеют должного понятия об основах христианской культуры, подменяя её неверно понятым преданием или этнографией, результатом чего является то, что в наличной церковной действительности сущностная культура Церкви не выявляется и профанируется. Но если этой задаче не уделять самое пристальное внимание и силы, то мы получим (и получаем) плоды катехизации, обратные всем нашим благим намерениям. Вместо широкого нравственно-культурного русла, в котором течёт христианство, человек в результате стихийного приходского “воцерковления” попадает в некую закрытую со всех сторон “коробочку”, душный и маленький мир. Он усваивает узкие тяжёлые взгляды на Бога, на Церковь, на других людей (да и на себя), стяжевая вместо Христовой любви, свободы и евангельского разума совершенно противоположные качества. Строго говоря, это – “до-церковный” вопрос, проблема общества, сложившегося в нём менталитета. Особенности современной катехизации в том, что она должна взять решение этой проблемы на себя, ибо если раньше, в “доэлектрические” времена, церковность органически прививалась к традиционному укладу жизни, то нынешний социум без соответствующей культурной подготовки не способен адекватно воспринимать христианство. Эта культурная подготовка и должна быть сегодня важным начальным элементом воцерковления.

II

Приступим теперь к более подробному рассмотрению разных сторон катехизации. Воцерковление – процесс не одномерный, его особенности зависят от того, по каким побуждениям человек вошёл в Церковь. Побуждения эти многочисленны и индивидуальны, но можно свести их к трём основным. Почему люди приходят в Церковь? 1) Чтобы Церковь решила их проблемы – как внутренние, так и внешние; 2) по национально-патриотическим (реже – эстетическим, политическим и др.) соображениям, возвращаясь к “вере отцов”, и 3) в силу религиозного искания истины. Церковь с любовью принимает всякого человека, по какой бы причине он не обратился к ней; но вместе с тем, к каждой из этих групп катехуменов необходим особый подход, чтобы воцерковление принесло действительный плод, а не взрастило заложенные в перечисленных побуждениях содержащиеся в них плевелы заблуждений и подмен.

* * *

Мы живём в падшем, испорченном грехом мире; скорби и страдания, добывание в поте лица хлеба своего () – непременный удел всякого человека на земле. Внутренняя неудовлетворённость, неустроенность души, невозможность справиться со своими страстями, нестроения в семьях, нескладывающиеся отношения между близкими (и неблизкими) людьми; социальная неустроенность, карьерные неудачи, недостаточность материального положения; пьянство, наркомания, разнообразные зависимости; супружеская неверность; дети; болезни свои и близких… список может быть продолжен до бесконечности. Бедный человек, живя на земле, как будто попадает в бесчувственный механизм Хода Вещей, который своими постоянно проворачивающимися проблемами делает нашу жизнь порой невыносимой… Чувствуя, что есть в мире нечто, что свободно от этой железной детерминированности земного существования – Церковь Христова, множество людей, имея религиозное чувство и веру в Бога (по большей части смутные и неопределённые), входят в неё, надеясь, что от этого облегчится их жизнь.

В наличной церковной действительности этот импульс получает охотное подхватывание, на нём строится наше обычное стихийное воцерковление. В проповедях, брошюрках, приходских СМИ, в беседах с пастырями людям сообщается, что Церковь – это как раз то, что им нужно, именно она и решит все проблемы, которые привели людей к церковному порогу. Мучает человека алкоголизм – молебен мч. Вонифатию, акафист Неупиваемой Чаше. Нестроения в семье – водичку с молебна мчч. Гурию, Самону и Авиву взять, кропить в доме, мужу подливать в пищу. Не складываются отношения с начальником? квартирный вопрос? дети распустились? экзамен сдать? – к блаж. Матроне (универсальная помощь от всего). Терзают зависимости, страсти? Генеральная исповедь, утренние-вечерние молитвы, обязательно на Всенощную в субботу и на Литургию в воскресенье. Ну, причащаться почаще; чтобы не болеть – пособороваться, а то и на отчитку съездить, в паломничество, или в почитаемый источник окунуться. Уныние, внутри всё как “заржавело”? псалтирь читать. Не понимаешь? неважно, главное, что бесы понимают. И т.д., и т.п.

Я совершенно далёк от того, чтобы как-то смеяться над всем этим. Человеческие проблемы и желание решить их, избежать их – абсолютно законны, и вызывают и сочувствие, и желание помочь. Но дело всё в том, что Церковь никакие проблемы не решает, она – совсем о другом. То правда, что перемена жизни, обращение к Богу, молитва, отказ от смертных грехов действительно изменяют многое в жизни людей; но это есть лишь некое следствие (а вовсе не цель) начавшейся церковной жизни. Наша приходская катехизация берёт на вооружение эти действительно яркие и многочисленные случаи и делает из них вывод, что – вот, это изменилось в твоей жизни, значит, и всё остальное тоже со временем изменится так, как тебе нужно, если, например, умножить посещение храма, пощение, исполнение молитвенного правила и т.п. Но вот проходят годы, а с ними – период неофитства, одна из особенностей которого – отодвигать на время страсти и проблемы… и они возвращаются. Опыт показывает: если человек пил – он опять начинает пить, хотя и исповедуется, и причащается, и служит молебны. Подверженный блудной страсти всё с большим трудом удерживается от грехов, хотя и постится, и молится мц. Фомаиде. Отношения с людьми не только не улучшаются, но становятся ещё хуже, хотя вся жизнь выстроена по церковным правилам… Бывают, конечно, случаи полного избавления в Церкви от тех или иных страстей, пороков и недостатков, но они очень не часты, – а в массе своей, как показывает опыт, после некоторой ремиссии всё возвращается к тому, чем человек был до своего воцерковления, пусть даже он и погрузился в самые глубины церковной жизни, стал, например, монахом или священником. Даже если он видит в себе такое положение вещей и старается изменить его постом, молитвами, хождением в церковь, чтением святоотеческих книг и проч. – затраченные усилия дают непропорционально малый результат. Наконец, руки опускаются, энергия бороться с собою вышеуказанными средствами иссякает… и бедный человек, чаще на уровне чувств, а иногда и сознательно, приходит к выводу: раз моя проблема не решилась – значит, Церковь мне не помогла. Дал нам Бог духа… силы, любви и целомудрия ()… но где всё это? всё церковное исполняю, а плода нет… выходит, Церковь обманула меня… Отсюда – разочарование, крайнее уныние и настоящая духовная трагедия, свидетелем чего мне не раз приходилось быть на исповеди.

Но никто не сказал приходящим к таким тяжёлым выводам людям (а их немало, увы!) при их воцерковлении, что Церковь и не должна напрямую решать все их проблемы. Протопресвитер Александр Шмеман пишет, что ошибка – сводить веру «к себе и своим проблемам». Суть христианства мне всегда, с детства, представлялась в том, что оно не разрешает проблемы, а снимает их, переводит человека в тот план, где их нет. В том же плане, в котором они есть, они потому и есть, что они неразрешимы” (Дневники. М., 2005, стр. 34 – 35). Катехизическая установка на “решение проблем” снимает с человека ответственность, и, в обмен на свободу, перекладывает её на Церковь. Но это неверный и, по сути, магический подход, непременно обнаруживающий свою ложь и рано или поздно терпящий фиаско. Человек должен решать свои проблемы сам, и только сам, своим нравственным и духовным трудом. Безусловно, Церковь помогает увидеть эти проблемы и их корни, укрепляет человека благодатью Божией в свободном и ответственном его действовании; но главное всё же – то, что Церковь вводит человека в жизнь Царства Христова, в соединение с Богом, в небесную реальность, изымает его из детерминированности Хода Вещей, в свете чего проблемы теряют для человека своё значение проблем и становятся благим и желанным полем исполнения заповедей Христовых, на котором сокрыта драгоценнейшая жемчужина (), теми неизбежными скорбями, которыми нам надлежит войти в Царство Небесное (), игом – но во Христе благим, бременем – но во Христе лёгким ()… Если бы людям, переживающим вышеописанное разочарование, об этом сказали в начале их церковной жизни, то их духовные усилия были бы направлены на другое, и разочарования бы не было. Вероятно, был бы почти у всех встречающийся кризис, но вооружённый правильным знанием человек без сомнения преодолел бы его, обретая в самом кризисе ценнейший опыт евангельской правды.

Итак, воцерковление не должно базироваться на постулате “Церковь решит все ваши проблемы”. Начинать воцерковление нужно совсем с другого – с осознания человеком получаемой им в Боге свободы и неразрывно связанной с ней личной ответственности за свою жизнь. И нужно предупреждать людей, что – наоборот, у них могут появиться проблемы. Мы нередко видим, что человек входит в Церковь – и на него откуда ни возьмись наваливаются ужасные несчастья, скорби и беды. Об этом говорит и Священное Писание. Когда Моисей благовествовал израильтянам избавление от рабства, и народ с радостью принял эту весть, то фараон, будучи ожесточен Господом, наложил на народ Божий большее и тяжёлейшее иго (Исх. гл. 5). Катехизация должна начинать с того, что нам в Церкви даётся другая реальность – Царство Божие. За это придётся многим и пожертвовать; но именно эта добровольная жертва даёт человеку силу и свободу разобраться в том числе и со своими проблемами.

Возразят: но для большинства путь к Богу по большей части возможен именно через скорби и проблемы; если не утешать их мнением, что эти их проблемы решатся (или хотя бы облегчатся), то люди окажутся вне Церкви. Важно, конечно, что люди обращаются в своих бедах к Богу. Но нужно сразу говорить им о том, что в Церкви речь идёт, по совершенно точному выражению прот. Александра Шмемана, не о решении проблем, а о снятии их в свете достигшего до нас () Царства Христова, когда для человека любовь ко Христу (и – главное – любовь Христа к нему) становятся значимее и реальнее земного Хода Вещей. Ко всем, к каждому лично обращена заповедь – ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (). Приложится то, что надо каждому; бывает, что человеку для его пути к Богу как раз необходимы проблемы, чтобы он увидел в них руку Божию, “перемаливал” их, учился поступать в них по-евангельски, совершенствовал свою душу.

Очень важно также, чтобы в Церкви звучала только правда. Если человеку наобещать от лица Церкви, что Бог решит все его проблемы, а этого не случится – человек неизбежно придёт к мысли, что Бог и Церковь его обманули. Катехизация должна предложить людям не что-то неопределённое (ибо, я думаю, ни один даже самый опытный и облагодатствованный пастырь не дерзнёт со 100%-й уверенностью от имени Бога обещать, что Бог непременно человеку сделает то, что он хочет), но твёрдое и незыблемое основание, которое есть только и исключительно Сам Христос (). Наша задача – показать человеку Истину и указать точный путь к ней, не умалчивая и сложностей на этом пути; но не предлагать людям “бытовое обслуживание” при помощи внешней церковности. Ориентировать воцерковление надо исключительно религиозно. Другое дело, что к каждому человеку нужен индивидуальный подход, у всех своя мера и степень религиозности; необходимо учитывать и внутреннее, и внешнее состояние человека, и условия его жизни, и (кстати) его проблемы, – но подменять религиозное бытовым в деле катехизации недопустимо.

Подытоживая, можно сказать, что общая задача воцерковления катехуменов этой группы – постараться перевести людей с позиции “решения проблем” к поиску собственно религиозной истины и духовной жизни.

III

В глобализующемся мире, становящимся всё менее человечным, в условиях распада империй, размывания и упадка национальных культур, крушения традиционных связей между людьми и народами человеку особенно необходимо нечто прочное, на что он мог бы опереться, чтобы сохранить питающие его корни народной жизни. Люди, любящие свою историю, гордящиеся ею, болезненно переживающие нынешний период ломки традиционных устоев, желающие блага и процветания своему отечеству, обращаются к Русской Православной Церкви с её вековыми традициями, здоровым консерватизмом, с её огромной исторической ролью в деле строительства государства, консолидации нации, и, руководимые названными побуждениями, входят в неё. Как воцерковлять таких людей? Это очень непростая задача. Если в случае рассмотренных нами выше “бытовых побуждений” человек приходит в Церковь под влиянием хоть и смутного и непроясненного, но очевидного религиозного чувства, то здесь у людей вовсе может не быть религиозного импульса. Если в случае “решения проблем” человек отталкивается от хотя и житейских, но зримых и реальных вещей, то здесь многое базируется на мифах, идеологемах и подменах. Переход от бытовых проблем к жажде Царства Христова при должном объяснении сути Церкви может быть не слишком труден; в данном случае дело воцерковления стоит перед тяжёлой задачей болезненной переориентации человека с земного на небесное, с политического на нравственное, с плотского и падшего на духовное. Почти всякое правильное научение той или иной стороне церковной жизни идёт “в пику” национальной, ура-патриотической (да и вообще любой) идеологии.

Нужно прямо сказать, что наша наличная катехизация не только не справляется с этой задачей, но даже и не ставит её, всячески потакая национал-патриотическому мифотворчеству. В проповедях, с амвонов, на разнообразных конференциях, круглых столах, симпозиумах, в частных пастырских беседах, в книгах, церковных газетах, журналах и радиопередачах звучит постоянный мотив: церковность – это патриотизм, державничество, борьба против глобализации, “так называемых” прав человека, противостояние либеральному индивидуализму, западной цивилизации, отстаивание своей особой “цивилизации православной”, etc. Людей призывают вернуться к “вере отцов”, приобщиться нашей исторической традиции, подчинить себя православной соборности, в качестве героев и образцов для подражания выставляя фигуры людей, так или иначе способствовавших “величию России”, и т.д., и т.п. Не буду подробно разбирать эти призывы, скажу лишь, что внимательное рассмотрение их в свете Евангелия и подлинной церковности обнаруживает их очевидную несостоятельность. Вера наших отцов – коммунизм, гонение на Церковь, построение на земле Царства Божия без Бога. Исторические традиции для христианства имеют значение только с точки зрения соблюдения в рамках их заповедей Христовых. Соборность не есть казарменность, строевой марш под хоругвями, когда человек, вступивший в Церковь, обязан по частным или общественным вопросам думать так, как все. Соборность – это единение людей во Христе (а вовсе не в какой бы то ни было идеологии), невозможное без христианского уважения к личности, к каждому человеку. Герои, способствовавшие величию России, могут быть церковно почитаемыми и авторитетными образцами жизни только в том случае, если они были подлинными христианами, а не (как это есть по большей части) людьми, далеко не соответствовавшими не только христианскому, но и общенравственному идеалу… Подмена катехизации политиканством – болезнь нашей сегодняшней церковной жизни.

Основной результат этой подмены – что собственно воцерковления не происходит. Политиканствующая “катехизация”, во-первых, создаёт у людей неверное представление о Церкви и о христианстве – что они существуют для обеспечения земного благополучия нации, имеют всего лишь прикладную ценность. Во-вторых, в человеке воспитываются совершенно антихристианские качества: ненависть, глупость (ибо любой национализм есть ненависть и глупость), агрессия, превозношение, хвастовство, лицемерие, нравственный релятивизм и т.п. В-третьих, совершается некий обман: человека убеждают, что раз он русский – значит православный… а на деле он может быть от Православия и от Христа очень далёк, и когда повороты жизни ставят человека лицом к лицу с этой истиной, он оказывается в трагическом и беспомощном положении. В-четвёртых, попадая в Церковь, ура-патриоты развивают бурную деятельность по пропаганде и отстаиванию вещей, периферийных для Церкви (при полном невнимании к сути её), создавая обстановку крайней нетерпимости к людям, мыслящим не так, как они. В-пятых, ради нас имя Божие хулится у язычников (), ибо в глазах внешних Церковь часто выглядит в связи со всем этим очень недостойно.

Что же со всем этим делать? Прежде всего понять, что Церковь есть Царство не от мира сего (). В свете этой неотмирности для правильного воцерковления человеку придётся решительно отказаться от националистической идеологии и внести существенные коррективы в понятие патриотизма. Катехизаторам нужно говорить о том, что Церковь по природе своей вселенская, что обращена она прежде всего к личности, к индивидуальности, а потом уже, во вторую очередь, из этих личностей складывается народ Божий (отнюдь не тождественный с нацией); что задача Церкви – не обеспечивать людям земное существование, но вводить их в реальность Небесного Царства, путь в которое – исключительно соблюдение заповедей Христовых, а вовсе не какое бы то ни было “державное строительство”. “Но ведь Церковь всегда благословляла патриотизм”, скажут мне. Да, благословляла и благословляет, но не безусловно, а только под непременным и обязательным условием, что любовь к отечеству, служение ему будет деятельным осуществлением по отношению к людям заповедей Божиих, но не кичливыми словами, мифотворчеством и агрессивным превозношением над другими. Это вовсе не значит, что Церковь отвергает здравое национальное чувство, попечение о земном отечестве и проч. Не отвергает, но воспринимает их как данность падшего мира, с которым Церковь связана в силу прохождения ею земного бытия, осознавая, что названные вещи не будут иметь места в Царстве Небесном, и, следовательно, их значение и на земле относительно. Действительно, Церковь созидает культуру, оказывает благотворное воздействие на все сферы человеческой жизни, но это – некий “побочный эффект” жизни Церкви, а вовсе не сущностное её назначение.

При воцерковлении входящих в Церковь по национально-патриотическим соображениям людей нужно резко разделить Церковь и идеологическую и политическую сферу жизни. Первой задачей воцерковления здесь будет (как и в “бытовых” случаях) – переориентировать человека с политических соображений того или иного толка на собственно религиозную мотивацию поиска истины. Патриотизм и возрождение Великой России – прекрасные вещи; но пусть они идут своим чередом; Церковь всё-таки – совсем о другом. Православная церковность противопоставляет самовосхвалению – видение своих недостатков и деятельное покаяние; превозношению – понимание того, что Богу равно дороги все люди и народы; ненависти – осознание того, что путь Церкви – это любовь Христова; желанию насильственно всех “оправославить” – евангельское уважение к свободе человека. Ещё раз повторю, что в нынешних условиях это очень сложная задача. Сами нынешние пастыри и катехизаторы в большинстве своём совершенно к этому не готовы, вполне разделяя и с энергией, достойной лучшего применения, тиражируя ура-патриотические и националистические настроения. К тому же, выражается опасение, что многие активные люди уйдут из Церкви, услышав учение о любви, правде и свободе (”ах вот вы тут чему учите, и это в то время как рушится Россия, мировой закулисой осуществляется геноцид русского народа…”), и поэтому нужно строить проповедь на том, что им нравится и хочется. Но здесь я дерзну сказать, что здоровье Церкви предпочтительнее привлекания в неё чуждых ей по духу людей. Вспомним, что Господь вовсе не гонялся за количеством учеников, и даже сказал им, когда Его слова вошли в противоречие с земным “здравым смыслом”: не хотите ли и вы отойти ()? Наше дело – засвидетельствовать о Церкви, чем она является на самом деле; а человек пусть сами решает, нравится ли ему учение Христово или нет, хочет ли они следовать ему или пребывать в плену земных иллюзий. Ради количества паствы потакать человеческим страстям и Церковь ни в коем случае не должна.

IV

Наконец, есть люди, пришедшие к Церкви под влиянием некоего непосредственного религиозного импульса, можно сказать – приведённые Самим Богом. Это может произойти в горе и скорби (и необязательно личном горе; любая человеческая жизнь есть великая трагедия – если быть сочувственно внимательным к ближним, это очевидно); но в отличие от вышеописанной “бытовой” мотивации, человек ищет смысла в постигшей его (или других) беде – и чувствует за ней непостижимого в милости Бога, Который отирает всякую слезу с очей пришедших к Нему от великой скорби (; 17). Это может случиться и в полном благополучии, когда люди начинают ощущать недостаточность, несовершенство, абсурдность земной жизни самой по себе – и сознательно ищут Истину (), Которая берёт их за руку и недоведомыми путями приводит к Себе и Своей Церкви. Человек с ужасом думает о смерти, пытаясь постичь смысл её – и встречает Того, Кто есть Воскресение и Жизнь (). Наконец, сердце может просто посетить неизъяснимая радость, когда душа вдруг трепетно ощущает, что есть Бог, Который есть Свет, и нет в Нём никакой тьмы ()… Религиозное побуждение исключает как позицию “решения проблем” – ибо (ещё, может быть, и не читая Священного Писания) человек чувствует, что кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно (), так и позицию “построения Великого и Гордого Земного Благополучия”, ибо (пусть интуитивно) знает душа, что наше жительство на небесах (), что мы не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего (), которого художник и строитель Бог (). Катехизация “бытовых” и “политических” неофитов должна подводить именно к такой религиозной мотивации, ибо только с неё начинается настоящее воцерковление.

Нужно сказать, что это вполне осознаётся многими пастырями. Но вот вопрос – такая мотивация возникает исключительно тогда, когда сердца человеческого касается перст Божий. Разумеется, ни один катехизатор на свете не может “обеспечить” этого людям; но как же тогда дать им понять и почувствовать, о чём идёт речь? Наше стихийное приходское воцерковление отвечает на это следующим образом. Нужно взять на себя исполнение церковного чина, встроить себя в церковную жизнь, и тогда со временем, постепенно, через обряд и участие в богослужениях, человек дойдёт и до духовного. Такое “встраивание в обряд” касается не только храмовой, но и всей жизни: нужно стараться по возможности в полном объёме исполнять дисциплинарные церковные предписания (пост), пересмотреть свои эстетические вкусы, усвоить себе православную лексику, по особому одеваться, определённым образом организовывать досуг (ездить в паломничества, “по старцам”, окунаться в источники), и проч., и проч. Мы видим здесь следующий подход: через внешнее – к внутреннему. Исполненный благодати церковный обряд сам по себе повлияет на душу.

Действительно бывает, что даже на случайно зашедшего в храм человека оказывает потрясающее воздействие услышанные им слова какого-либо песнопения или то или иное литургическое действие. Воцерковление через обряд возможно; но пастырский опыт всё же свидетельствует о редкости таких случаев и о частом неуспехе названного подхода. По прошествии определённого времени церковность, основанная на обряде, на внешнем или рушится, или с тяжестью, как ярмо, несётся, или вырождается в лицемерие. Силу охотно и радостно нести обряд даёт некий внутренний стержень. Есть он – всё внешнее предпринимается с бодростью; нет его – превращается в бессмысленную обузу. Стержень этот – Богообщение, реальный (пусть даже слабый, начальный) религиозный опыт, о котором мы сказали выше.

Безусловно, внешний церковный чин, правила и запреты, дисциплинарные нормы и традиционно сложившиеся формы поведения православного христианина имеют огромное значение; они нужны и важны. Но не сами по себе, а только лишь тогда, когда они способствуют жизни во Христе, исполнению святых Его заповедей, становлению человека как христианина, то есть ответственной, зрелой, свободной, богоподобной личности. Если же этого не происходит – грош цена всем обрядам, юбкам, постам и православным словесам. Обряд сам по себе не является источником духовной жизни. Более того, учитывая культурную сложность нашей византийской обрядовости, её историческую обусловленность, многослойность, запутанность и порой культивируемую и ожесточённо отстаиваемую этнографичность и архаичность, можно определённо сказать, что через обряд “пробиться” к Живому Христу чрезвычайно сложно, почти невозможно. Но естественен обратный путь – от познания Христа к церковному обряду. Святитель Феофан Затворник писал, что не бывает внутреннего без внешнего, но бывает внешнее без внутреннего. Внутренний религиозный импульс так или иначе выявляется у человека во вне, “обряжается” тем или иным образом, складывается в те или иные формы. Придя к Богу Истинному, люди видят в Церкви, что тот опыт, который пережили они, пережит и поколениями христиан и запечатлен в том или ином обряде, чине, дисциплинарной норме – и тогда человек с радостью, как свои, принимает их, ибо он видит в них Христа.

Итак, воцерковление не должно начинаться с обряда. Прежде всего людям нужно свидетельствовать о жизни во Христе, насколько это возможно рассказывать о ней, побуждать искать её. И только по мере появления религиозного чувства, по мере его осмысления, очень деликатно и индивидуально обрамлять это чувство церковными формами, всячески избегая механического казарменного встраивания человека в общие для всех “схемы”. К выполнению этой задачи сегодня видятся следующие препятствия:

2) Традиционное для нас обрядоверие. Разбираемая нами точка зрения основана на том, что обряд абсолютен, первичен, самоценен и обладает неким “автоматическим действием”. На эту тему написаны горы книг, всем известны высказывания по этому поводу и канонизированных святителей и пастырей Церкви, и сегодняшнего Священноначалия… но, несмотря на это, для очень многих внешняя церковность остаётся важнейшей в христианской жизни, сакральной и неприкосновенной, а высказываемые людьми претензии к непонятности и утомительности её объявляются гордостью и своеумием. Для немалого количества пастырей обряд (причём в том виде, в котором он есть сейчас, вовсе не в его “исторической чистоте”) равен Православию; по их мнению, чуть измени что в обряде – и Православию придёт конец… поэтому мы “исполняем утреннюю молитву” вечером (врём Богу и себе самим), с сознанием выполненного долга смешиваем несовместимое (например, при совпадении дат совмещаем Великую Пятницу с Благовещением вместо того, чтобы перенести последнее), не допускаем прихожан до Причастия на Светлой Седмице по причине “непощения” etc., и убеждаем людей, что так надо, что в этом наша опора, что здесь один из важнейших смыслов христианства. Надо сказать, что эта проблема вовсе не сводится к некоей “клерикальной косности и ограниченности”, она гораздо глубже. Здесь – вопрос самоопределения. Вот мы – православные христиане; но что делает нас таковыми? Главным образом именно традиционность и обрядовость. Мы идентифицируем себя как православных по причине того, что мы постимся, ходим на службы, храним верность древним преданиям etc., но вовсе не потому, что Христос вселяется в сердца наши, и жизнь наша становится выражением и осуществлением Евангелия Христова. Отними от нас закрытые алтари, церковнославянский язык, старый стиль, посты, нестриженные бороды, привычные лексические штампы и проч. – и нам будет очень сложно осознавать себя христианами, мы окажемся в некоей пустоте, ибо наше христианство на практике по большей части сводится к вышеназванным вещам, срастается с обрядом и подменяется им… Как справиться с обрядоверием, не знает никто; но говорить об этой нашей хронической церковной болезни необходимо, и тем более необходимо ограждать от неё людей только воцерковляющихся.

3). Наконец, у нас нет традиции индивидуального и уважительного подхода к людям. У нас человек как пришёл в Церковь, так тут же на него накладывается общее: “три дня перед причащением”… “среды-пятницы-большие посты, и непременно по Уставу, ну в крайнем случае масло можно”… “молитвенное правило от сих до сих”… “не нами положено, не нам и изменять, нужно подчиняться, вырабатывать смирение”… и т.п. А между тем, люди все разные, у всех своя мера, и задача воцерковления – не одеть всех в одинаковую одежду, построить в каре и заставить ходить в ногу, но помочь человеку обрести Христа и стать тем, кем его – именно его, никого другого, и тем более никакой не коллектив – хочет видеть Господь. Один с лёгкостью постится, для другого – великий подвиг не есть мяса по пятницам и в течение Великого поста… нужно ли его в этом укорять, заставлять каяться и считать себя постоянным должником перед Церковью? Нужно ли ставить главной задачей его церковной жизни, чтобы он чего-то не ел, чтобы соответствовать “всем”? Один с радостью ходит в храм несколько раз в неделю, другой выбирается редко, да и то только на Литургию причаститься, потому что ему тяжело стоять, и он плохо переносит большое скопление народа, а дома он по церковным книгам мирно молится… нужно ли ему говорить, что он всё равно “должен”, что это всё “гордыня”? Критерий ведь тут один – способствует ли та или иная внешняя церковность жизни во Христе, или нет. Если да (а проверяется это по исполнению заповедей Божиих и по присутствию в душе плодов Духа – см. ), то пусть человек живёт в своём режиме. Если нет – какой смысл мучить себя, выстаивая, например, Всенощную не ради молитвы (и не ради даже понуждения себя на молитву), а только потому, что так надо… Православная церковность не сводится к унификации в долженствованиях и запретах; степень участия в обряде зависит от степени внутреннего, религиозного соответствия в душе человека назначению и смыслу обряда. Пастырь обязан это учитывать, и в соответствии с этим давать воцерковляющемуся христианину его индивидуальную, а не обще-схематическую меру внешней церковности, помня евангельское слово – суббота для человека, а не человек для субботы (). Но считаться с устроением и желаниями людей у нас не принято, а принято стоять “на страже формы”, которой член Церкви во что бы то ни стало непременно обязан себя подчинить. Смещены акценты – главным считается не дать человеку Божественную жизнь, а соблюсти букву.

Кроме того, здесь видится и совершенно неверное представление о Христе и о Его отношении к людям – что Он будто бы действует только через обряд и только общим для всех образом. Получается, что человеку нельзя быть с Богом “просто”, быть самим собою, со своими, данными ему Богом же, особенностями; нужно все эти особенности счесть грехом, “отсечь” и приближаться к Нему только через дисциплину, исполнение ритуала etc, ибо жизнь во Христе возможна исключительно в обрядовых рамках… К счастью, наш Бог не такой. Дух дышит, где хочет (). Господь, хоть любит всех нас одинаково – неизреченною любовью, превосходящей всякое разумение (), – но к каждому из нас эта любовь обращена по особому, по-своему; каждого из нас Господь знает по имени (), каждый перед своим Господом стоит или падает (). Мы, по слову Апостола, живём, движемся и существуем Богом (); и смысл воцерковления не в том, чтобы человек стал образцовым обрядоисполнителем, а в том, чтобы это существование раскрылось во всей полноте и осуществлялось на всякое время, а не только тогда, когда человек “подключается” к общему храмовому действию. Пока наше воцерковление этой цели перед собою не ставит, плоды его будут печальны – мы сказали о них в начале нашей работы.

V

Религиозный импульс, приводящий человека в Церковь, не есть некий “конечный результат”. Не есть он и величина постоянная: нередки случаи, когда, оставленный в небрежении, не получивший должного развития, он забывается и исчезает. Религиозный импульс – начало церковной жизни, семя, зерно горчичное (), которому предстоит расти, и над возделыванием которого нужно потрудиться и самому человеку, и всей Церкви: обложить навозом (), поливать (), обрезать неплодоносящие ветви () и т.д. На этом поприще христианину предлежит подвиг преодоления своей падшести, стяжания Святого Духа. Что для этого нужно делать? Говоря схематически, благодать возрастает и приумножается от четырёх вещей: 1) участия в Таинствах Церкви, 2) молитвы, 3) чтения Священного Писания (и шире – поучения в законе Господнем (), познания воли Божией) и 4) исполнения Христовых заповедей, нравственной евангельской жизни. Всему этому новоначального христианина необходимо обучить, дать ему навык этих деланий, а также и указать некий идеал, к которому нужно стремиться и над осуществлением которого трудиться.

Исторически сложилось так, что таковым идеалом для Православия стало монашество. Не будем разбирать здесь причины этого явления – это тема отдельной работы; отметим некоторые следствия. Сегодняшний церковный устав – исключительно монастырский. Церковная дидактика в виде Житий Святых, поучений, наставлений не содержит в качестве идеала подвиг жизни семейного человека, считая его чем-то несовершенным сравнительно с монашеством. Из-за этого проблемам семьи, воспитания детей, достойной общественной и социальной деятельности в святоотеческих книгах (за исключением, пожалуй, святителей Иоанна Златоуста и Феофана Затворника) не уделяется достаточного внимания. Само монашество, в свою очередь, понимается массовым церковным сознанием не всегда верно. Монашество есть евангельский максимализм, в том числе и в духовной свободе; монашество по природе своей персонально, индивидуально, интимно. В многочисленных творениях монахов-подвижников оно некоторым образом унифицируется теми или иными аскетическими правилами. Так как первое непонятно большинству людей, а второе – очевидно, то монашество подменяется внешней аскетикой; в итоге через её призму и предлагается воцерковляющемуся человеку вышеназванные четыре духовные делания. На практике это зачастую приводит к нежелательному результату. Таинства обрастают аскетической дисциплиной, отчего они превращаются в некий род спорта и делаются для человека своеобразной обязаловкой, а вовсе не живой, свободной и творческой жизнью в Боге. Молитва подменяется “правилом” и уходит из жизни, а остаётся вычитывание молитвословий и выстаивание служб. К Священному Писанию воспитывается опасливое недоверие, ибо воспринимать его нужно “только через Отцов”, а если самостоятельно читать, так непременно “впадёшь в прелесть”. Наконец, евангельская нравственность отходит на второй и третий план в жизни человека сравнительно с аскетикой. Примеры этого бесчисленны. Типичная ситуация: был добрый, хороший человек, сострадательный и делавший много доброго людям; обратился к Богу, курить бросил, не ест ничего, молится сутками – но стал совершенно непереносим для ближних: злым, нетерпимым, безапелляционным, затворил своё сердце от людей, никому не помогает – де, “добро падшего естества”… Увещевать такого – бесполезно: в ответ слышишь, что главное – “спасаться”, то есть вести аскетическую жизнь; а всё, что этому мешает, нужно отсечь, ибо так пишут Святые Отцы…

Разумеется, я не отрицаю значение аскетики (и святоотеческих назиданий в области её) в жизни христианина; это значение велико. Но всё должно быть на своём месте. Для уяснения этого места нужно выяснить соотношение аскетики и нравственности. Священное Писание весьма определённо высказывается по этому поводу. Взывай громко, не удерживайся; возвысь голос твой, подобно трубе, и укажи народу Моему на беззакония его, и дому Иаковлеву – на грехи его. Они каждый день ищут Меня и хотят знать пути Мои, как бы народ, поступающий праведно и не оставляющий законов Бога своего; они вопрошают Меня о судах правды, желают приближения к Богу: “Почему мы постимся, а Ты не видишь? смиряем души свои, а Ты не знаешь?” – Вот, в день поста вашего вы исполняете волю вашу и требуете тяжких трудов от других. Вот, вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других; вы не поститесь в это время так, чтобы голос ваш был услышан на высоте. Таков ли тот пост, который Я избрал, день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел? Это ли назовешь постом и днем, угодным Господу? Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя. Тогда ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: “вот Я!” Когда ты удалишь из среды твоей ярмо, перестанешь поднимать перст и говорить оскорбительное, и отдашь голодному душу твою и напитаешь душу страдальца: тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой будет как полдень; и будет Господь вождем твоим всегда, и во время засухи будет насыщать душу твою и утучнять кости твои, и ты будешь, как напоенный водою сад и как источник, которого воды никогда не иссякают (), говорит пророк Исаия. Один из величайших святых Церкви, преподобный Макарий Великий, пишет об аскетическом делании: “если не находим в себе обильных плодов любви, мира, радости, кротости, смирения, простоты, искренности, веры и долготерпения: то тщетны и напрасны были все наши подвиги; потому что всякое таковое делание и все подвиги должны совершаться ради плодов. Если же не оказывается в нас плодов любви и мира, то вотще и напрасно совершается всё делание” (Преподобный Макарий Египетский. Духовные беседы. СТЛ, 1994, стр. 349). Плоды эти – благодать Святого Духа, проявляемая в устроении (нраве) сердца и выражаемая всем укладом жизни, всеми делами человека. Благодать даёт вере христианина действовать любовью () и исполнять заповеди Божии, которые не тяжки (), ибо творятся они нами совместно с Богом, без Которого мы не можем делать ничего (). А творение заповедей Божиих и есть евангельская нравственность. Её отличие от морали именно в том, что она представляет собою синергию, сотворчество человека и Бога; её невозможно осуществить усилием только человеческим, ибо она – результат присутствия в сердце благодати Христовой.

Но евангельская нравственность – не только свидетельство наличия благодати, но и условие её стяжания. Преп. Макарий пишет: желающему “стать жилищем Божиим надобно всегда принуждать себя ко всему доброму, к соблюдению всех заповедей Господних, хотя бы и не желало того сердце по причине пребывающего в нём греха. Пусть, хотя бы и не хотело сердце, по мере сил, с принуждением приучает себя человек быть милостивым, снисходительным, человеколюбивым, добрым, принуждает себя к кротости… Господь, видя такое его произволение и доброе рачение, как он непрестанно принуждает себя ко всему доброму, сотворит с ним милость Свою, избавит его от живущего в нём греха, исполняя его Духом Святым. И таким образом, без принуждения уже и без всякого труда всегда будет он в самой истине исполнять заповеди Господни, лучше же сказать, Сам Господь совершит в нём заповеди Свои и плоды Духа, как скоро человек плодоприносит в чистоте” (там же, стр. 356-358). Евангельская нравственность требует от человека подвига, суть которого – уподобление Христу. Кто говорит, что пребывает в Нем, тот должен поступать так, как Он поступал (), говорит Апостол, а преп. Макарий Великий пишет: “Да имеет же человек всегда перед очами, как незабвенный образец во всегдашней памяти, Господне смирение и жизнь, и обращение с людьми” (там же, стр. 357). Подвиг этот бывает, так сказать, прямой нравственный, а бывает, что он связан с теми или иными душевно-телесными ограничениями. Святые отцы опытно выработали целую систему таких ограничений и подробно описали её в своих книгах.

Как мы увидели из цитат преп. Макария, эти ограничения, или аскетика, есть средство, инструмент для нравственного душевного подвига; продолжая эту мысль, необходимо подчеркнуть, что, так как все люди разные, у всех своя мера, своё устроение, свои особенности, свои условия жизни, то и аскетические средства должны быть индивидуальны, не унифицированы, применяться по личной потребности и нужде, а не быть заданы заранее как общее правило. В нашем церковном сознании, в силу отмеченного выше превалирования монашеского идеала, наличествует противоположная “установка”: именно внешняя унифицированная аскетика (сводящаяся, собственно говоря, к трём вещам: неядению, неспанию и исполнению правила) считается необходимым и достаточным для духовной жизни подвигом. В результате нарушается иерархия христианских ценностей, аскетика отделяется от нравственности, средство становится целью, христианство превращается в йогу, а жизнь со Христом подменяется Религией Еды.

Причины такой подмены две. Первая – неверное ощущение Церкви. Мы говорили, что Церковь есть Царство Божие, которое нам уже дано. Главное церковное богослужение начинается возгласом “Благословенно Царство”; на Литургии мы молимся о причащении Тела и Крови Христовых “во исполнение Царства” (евхаристический канон); Церковь восклицает: “Яко благословися имя Твое, и прославися Царство Твое” (возглас на утрене) – не прославится в будущем, а уже прославилось. В полноте Царство Божие откроется в будущей жизни (); но и здесь, на земле, оно уже есть (), пусть в предначинании (), пусть даже та мера, в которую его может вместить человек, и невелика. Суть христианского подвига в этом случае заключается в том, чтобы с максимально возможной для каждого человека полнотой раскрыть в себе это Царство, дать место в своём сердце Духу Святому. О том, какими способами это делать, мы сказали в начале главы; среди этих способов едва ли не главное – евангельская нравственность, но не аскетика. Последняя нужна здесь, чтобы не допустить в свою жизнь ничего чуждого Царству (), того, что разрушает его в нашей душе и в нашей жизни. Падшесть человеческой природы, ежечасно проявляемая в нас, внутренние и внешние соблазны, многоразличные приражения сатаны и греховного духа мира сего – против этого действует аскетика, и степень её действия может простираться даже до распятия плоти со страстями и похотями (). Но при всей своей нужности аскетика сама по себе не даёт никакого положительного содержания, она не является созидательной. Аскетика всегда отрицательна, охранительна, оградительна, отсекательна. Созидательной является нравственная евангельская деятельность, ибо она, как мы сказали, синергична, и в силу этого приносит душе благодать Святого Духа.

Есть другая точка зрения. Она сводится к тому, что Царство Божие – дело исключительно будущего, сейчас его нет, и в условиях нашей падшести и быть не может. В чём же тогда заключается суть христианской жизни? В аскетическом подвиге, ибо аскетика по своей природе как раз и отрицает настоящее ради будущего. Эта точка зрения является главенствующей в современной церковной идеологии. Почему так? Вероятно потому, что внешняя аскетика гораздо легче евангельского нравственного делания. Вполне можно не есть, не спать, целыми днями молиться, превратить свою жизнь в монастырь и при этом быть абсолютно безнравственным человеком, совершенно не понимающим, что такое Церковь. Несравненно труднее – подвизаться нравственно. Наверное, многие из нас имели возможность столкнуться в своей жизни с проявлениями аскетики без нравственности и убедиться, насколько это уродливо и противоречит благовествованию Христову.

Вторая причина подмены нравственности внешней аскетикой – низкий уровень практической нравственности нашей современной церковной жизни. Можно привести массу примеров этого; ограничусь несколькими. Вот приходит человек на исповедь перед Причастием, и перечисляет батюшке грехи: не туда посмотрел, не то съел, с мамой ссорюсь, ругаюсь с близкими, телевизор много смотрю, и проч. Батюшка устало и несколько отстранённо кивает головой на каждый произносимый грех и повторяет автоматически: Господь простит. Перечисление закончено. Тут батюшка оживляется и начинает придирчиво расспрашивать исповедника, как он готовился к Причастию: вычитал ли три канона и последование ко Причащению, постился ли три дня, с рыбой или без, и плохо, что с рыбой, надо было без рыбы, а лучше и без масла; ходил ли эти дни в храм, был ли накануне на богослужении, и почему ушёл после помазания, нехорошо, это леность, нужно понуждать себя; не ел ли ничего с утра, etc., etc… Но не спрашивает батюшка с тою же придирчивостью – а что стоит за словами исповедника “ссорюсь с мамой, ругаюсь с близкими”. Случайна ли ссора, постоянна ли ругань, чем вызваны конфликты, предпринимались ли усилия быть мирным со всеми, и какие именно усилия – ничего этого не обсуждается. Отходит человек от исповеди – чему он научился? Что вычитать каноны для духовной жизни гораздо важнее, чем не ссориться с мамой. Так у нас воспитываются люди в Церкви – я думаю, описанная ситуация многим знакома.

Переходя от личного уровня к “соборному”, видим, что собирательная реакция церковных людей на те или иные значимые события очень часто подтверждает озвучиваемый мною тезис об упадке нравственного сознания. События оцениваются отнюдь не с нравственной точки зрения и не с позиции евангельской правды: не даётся должной оценки злодеяниям и убийствам – например, в армии (случаи дедовщины: ну бывает, но мы не позволим либеральной прессе шельмовать нашу замечательную армию!), националистическим (нехорошо, конечно, убивать иностранных студентов – но можно понять наших русских парней, которых довели до этого гнусные инородцы!); перевирается история (коммунист маршал Жуков превращается в “подвижника благочестия”, не расстающегося с Казанской иконой Божией Матери и обносящего ею фронты)… Пророк Исаия говорит по этому поводу: горе тем, которые зло называют добром, и добро – злом, тьму почитают светом, и свет – тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое – горьким! (.) Знакомясь с большей частью современной церковной аналитики, стыдишься и краснеешь за чудовищную нравственную аберрацию своих единоверцев, и чувствуешь, что это пророческое “горе” реально относится к нашей и церковной, и общественной жизни…

Наконец, внутрицерковные отношения – то, что непосредственно воспитывает людей – весьма далеки от христианского идеала. Грубость, корыстолюбие, безразличие к людям и другие отнюдь не евангельские качества нередки в нашей церковной жизни. Каждый год говорит об этом Святейший Патриарх на епархиальных собраниях города Москвы, но мало что меняется… Нельзя, конечно, сказать, что эти явления повсеместные; но они и далеко не единичны. В контексте нашей темы – так как всё это не в углу происходит (), а видно и внешним, и воцерковляющимся людям, то оказывает своё крайне негативное воспитательное действие: практической нормой становится говорить и проповедовать одно, а жить совсем по-другому.

Я надеюсь, что читатель правильно меня поймёт. Не с осуждением, а с болью я пишу эти строки. Не потому низок нравственный уровень многих клириков и мирян, что они “плохие”, какие-то особенно “испорченные”, но потому, что при их церковном воспитании не обращалось должного внимания именно на евангельскую нравственность, она не стояла на первом месте. И теперь, не быв воспитаны нравственно, восприняв, что правила и посты важнее, чем усилие евангельской жизни, мы транслируем это на следующее поколение воцерковляющихся христиан…

Из сказанного ясно, каким должно быть воцерковление. Обучая новоначальных навыкам душевного делания, трезвения, аскетическим приёмам борьбы с помыслами и со страстями, пастыри и катехизаторы не должны “застревать” на внешних формах этих приёмов, делая из них бремена тяжёлые и неудобоносимые, и возлагая их на плечи людям (). Необходимо идти к нравственному смыслу аскетики и делать особый акцент именно на воспитании евангельской нравственности (при этом, разумеется, церковные педагоги должны сами являть её в своей жизни, ибо дать другому можно только то, что имеешь сам). Это, пожалуй, самая главная задача в сегодняшней церковной жизни. Если “наладится” нравственное воспитание, если катехизация будет исходить из нравственных и духовных, а не каких-то иных (скажем, державнических, традиционных, идеологических и др.) приоритетов, то будут не только созидаться настоящие церковные общины, но и улучшится моральный климат во всём нашем обществе, ибо Церковь тогда станет настоящей закваской () для нашего народа. Пока же нравственность у нас не на первом месте, Церковь будет терять свой авторитет в глазах внешних, а православные (перефразируя напутствие одного митрополита новопостриженному иноку), подвизаясь в аскетике и стремясь приобрести посредством неё ангельский облик, будут подвергаться риску утерять человеческий.

VI

Как правило, первое, что слышит вошедший в Церковь человек – что ему необходим духовник. И действительно, духовник нужен; но зачем? Я уже имел возможность писать на эту тему, поэтому не буду входить в подробности; отмечу лишь несколько моментов, касающихся непосредственно проблемы воцерковления.

Апостол Павел пишет, что чувства христианина должны быть навыком приучены к различению добра и зла (). Это не даётся человеку сразу, но приобретается со временем, опытом. Обучение этому навыку, заботливая поддержка новоначального в его младенческом состоянии, предохранение от болезней роста, поставление на правильный путь духовного развития есть предмет духовного руководства. Область его действия – педагогическая, направленная, говоря обще, на воспитание совести. В нашей церковной повседневности принята иная, выходящая за рамки педагогики, точка зрения на духовничество. Она сводится к тому, что совесть наша – падшая, и доверять ей опасно; а нужно больше, чем своей совести, доверять духовнику, который, глядя со-вне, имеет большие возможности бесстрастно рассудить те или иные ситуации, чем сам отуманенный страстями человек. Ссылаются при этом на известные слова преп. аввы Дорофея: “Нет несчастнее и ближе к погибели людей, не имеющих наставника в пути Божием… Я не знаю другого падения монаху, кроме того, когда он верит своему сердцу. Некоторые говорят: от того падает человек, или от того; а я, как уже сказал, не знаю другого падения, кроме сего, когда человек последует самому себе. Нет ничего опаснее, нет ничего губительнее сего” (преп. авва Дорофей. Поучение пятое “о том, чтобы не полагаться на свой разум”). Возникает вопрос: но ведь у духовника тоже совесть падшая, также, в свою очередь, и у его духовника… как быть? Здесь на помощь приходит традиция монашеского старчества: она распространяется на все духовнические отношения вообще (что является прямым следствием упомянутого нами выше превалирования монашеского идеала в Православии). Считается, что духовник, если мы оказываем ему безоговорочную веру и беспрекословное послушание, в силу своего формального положения прямо возвещает нам волю Божию.

А вот что говорит о доверии себе Священное Писание: Во всяком деле верь душе твоей: и это есть соблюдение заповедей. Верующий закону внимателен к заповедям, и надеющийся на Господа не потерпит вреда. Держись совета сердца твоего, ибо нет никого для тебя вернее его; душа человека иногда более скажет, нежели семь наблюдателей, сидящих на высоком месте для наблюдения. Но при всем этом молись Всевышнему, чтобы Он управил путь твой в истине. Сын мой! в продолжение жизни испытывай твою душу и наблюдай, что для нее вредно, и не давай ей того; ибо не все полезно для всех, и не всякая душа ко всему расположена (). Казалось бы, ясные слова Писания; казалось бы, надо адекватно воспринимать поучения аввы Дорофея – написаны они из уникальных, “эксклюзивных”, как говорят теперь, условий жизни преподобного, в его окормлении у трёх великих святых; обращены эти поучения исключительно к монахам… и тем не менее, идеология мистифицированного духовничества является чуть ли не основой сегодняшней церковной жизни. Отчего же это происходит? Вот несколько причин.

1). В предыдущей главе мы говорили о подмене евангельской нравственности внешней аскетикой; один из примеров этого мы наблюдаем здесь. Воспитание совести требует нравственного подвига, постоянного труда над собою; это многим людям тяжело, сложно и неудобно. Гораздо удобнее: с одной стороны “послушание”, с другой – “воля Божия”… и всё “просто”. Пишет же авва Дорофей, что послушание и отсечение своего разума доставляло ему “беспечальность” (там же). И мы хотим той же беспечальности. Но, поскольку мы не аввы Дорофеи, а наши духовники – не преподобные Варсонофии Великие, то ни беспечальности, ни простоты у нас не получается, и евангельских плодов наше делание не приносит, а получается у нас хождение по кругу, обусловленное тем, что и духовники, и их чада стремятся не к нравственному плоду, но к соблюдению формы и традиции – так, увы, и те, и другие воспитаны.

2). Сюда же примешивается вещь, для Церкви внешняя, но существенно на церковную жизнь влияющая. Я имею в виду национальный менталитет. Одна из характеристических черт его – патернализм: решение наших проблем мы ожидаем не от собственных усилий, но “сверху”, от доброго начальника (а если начальник злой – со “смирением” терпим это). Отсюда неизбежное деление общества на “властителей” и “холопьев”. Всё это, в виде клерикализма, проникает и в церковную ограду и отражается на духовничестве. Вместо взаимоуважительных отношений старших и младших в Церкви церковная жизнь превращается в детский сад, где безнаказанные воспитатели назидают, ставят в угол, лишают игрушек etc… но не малых детей, а равных им во Христе людей. Печально, что, как правило, это не только не вызывает адекватной нравственной реакции, но считается даже чуть ли не нормой. Вот на исповеди юнец в рясе и с крестом, только что постриженный в монастыре или вышедший из семинарии, громогласно выговаривает пожилому человеку в три раза его старше (и обращаясь к нему, разумеется, на “ты”): нет, не допущу до Причастия, мало ли, что плохо себя чувствовал, а надо было три дня поститься, это всё отговорки, самооправдание, нужно подвизаться, “дай кровь и прими Дух”… и не только священник, не только прихожане, свидетели этой сцены, но и сам исповедник, годящийся батюшке в дедушки, воспринимают это вполне как должное, не видя и не чувствуя абсолютного нравственного уродства ситуации, – чего бы не было, если бы главной задачей духовничества осознавалось именно христианское воспитание совести, о котором мы сказали.

3). Наконец, пожалуй, самое важное. Критерий наличия в нашей жизни евангельской нравственности – отношение к людям. Устройство Церкви таково, что проявляются и реализуются эти отношения прежде всего в христианской общине. Община есть, если можно так сказать, “пространство синергии”, строящееся совместно Богом и человеком: со стороны Бога – где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них (), со стороны нас – служите друг другу, каждый тем даром, какой получил, как добрые домостроители многоразличной благодати Божией (). Община созидается Евхаристией и трудом любви. Именно в общине христианин получает (вернее, должен получать) полноту социальных отношений. Воцерковляется человек в общине; подвиги евангельской жизни совершает прежде всего в отношении общины; совместная молитва, взаимная забота и помощь, примеры и образцы семейной и общественной жизни – всё это христианин обретает (должен обретать) в общине. Община есть Тело Христово, состоящее из людей, несущих каждый своё церковное служение (1 Кор. гл. 12). Пастырь – предстоятель общины; это служение важнейшее и высочайшее, но как должно оно может осуществляться тоже исключительно в контексте общины (вспомним, что в первенствующей Церкви даже исповедь совершалась перед общиной, священник же лишь разрешал от грехов). Но общин нет, и нет уже давно. Следствием этого является то, что всё богатство социальных общинных отношений сужается и замыкается на личные отношения священника и его “чада”; пастырь из предстоятеля превращается в единоличного “заменителя” общины. Таким образом, происходит незаконное расширение объёма пастырства, пастырь как бы “вбирает” в себя всё содержание общины, отчего покривляются многие важные вещи в Церкви. В результате на сегодня мы имеем некий замкнутый круг: гипертрофированное мистифицированное духовничество – потому что нет общин, потому что общинность подменяется исключительно пастырскими отношениями, в которых, как в более узких, не может реализоваться полнота церковной жизни; а общин нет, в том числе, и потому, что их созиданию препятствует сложившаяся и зацементированная и чуть ли не отождествляемая с сутью Православия патерналистская “духовническая идеология”. Вообще этот вопрос – почему нет общин – нужно рассматривать отдельно; для нашей темы важно, что воцерковление происходит наиболее успешно и полно не в отношениях “чадо – духовник”, но именно в условиях христианской общины; а коль скоро её нет, то и воцерковление неизбежно будет ущербным.

Но главная опасность неправильных духовнических отношений мне видится даже не в том, что на определённом этапе церковной жизни они мельчают и исчерпывают себя, отчего людям становится пусто в Церкви. Хуже всего то, что они религиозно дезориентируют человека. Дело в том, что первый и главный наш Учитель – Христос; Он великий Педагог (). Он с великой любовью и заботливостью, бесконечно превышающей материнскую, учит, вразумляет, наставляет, предостерегает, поправляет каждого человека – через внутренние состояния, внешние ситуации, сцепление тех или иных обстоятельств и проч. Быть внимательным к этому, научиться видеть в каждом событии своей жизни воспитывающую нас руку Божию – вот, собственно, цель церковного воспитания. Если мы встретили настоящего духовника – то есть такого, кто знает и чувствует это и умеет этому научить – то нам повезло: в общении с таким пастырем человек успешнее и быстрее становится настоящим христианином. Если же духовник – последователь мистифицировано-аскетической духовнической идеологии, то новоначальный никогда не научится вниманию к Наставляющему нас на всякую истину Святому Духу (), потому что всем ходом его воцерковления ему внушается, что Бог действует только так, как решил духовник. Бог подменяется духовничеством – и христианская жизнь превращается в жалкую и недостойную игру произнесения святоотеческих словес, псевдопослушания и лжесмирения. Доводя вопрос до остроты, скажу, что лучше вовсе не иметь духовника, чем иметь плохого, а руководствоваться Священным Писанием, изучением догматического и нравственного учения Церкви, общением христиан, аккуратным чтением св. Отцов, а главное – адекватностью, трезвостью и евангельским воспитанием совести, восполняя недостаток общинности максимально возможным с нашей стороны добрым отношениям к людям.

Но, скажут мне, как же тогда воцерковлять людей? Ведь приходит человек в Церковь с совершенно мирским духом, со спутанными понятиями, с грубыми страстями – и говорить ему о свободе, о том, что роль духовника мала, что без него можно обойтись? Новоначальный не может сразу понять, что есть христианская свобода, он подменит её мирской вседозволенностью – и выйдет вред для Церкви, да и само воцерковление этого человека, без привития необходимой дисциплины, будет под большим вопросом. Верить своему сердцу, не очищенному от страстей – гибельно… и этому предлагается учить? – Опасение основательное. Действительно, в начале церковной жизни необходима и опека, и определённая строгость, и конечно, над воцерковлением каждого человека нужно “возиться”, это прямой пастырский долг. Но при этом необходимо, на мой взгляд, с самого начала задать правильный “вектор”. Верить страстям и грехам, разумеется, нельзя; но непременно нужно верить Христу, говорящему нам в совести. Научить отличать голос страстей от чистого голоса совести – единственная, по существу, задача духовничества, и об этом нужно сразу сказать, чтобы духовнические отношения не “застряли”, не подменили собой всё богатство церковной жизни, но помогали христианину стать полноценным, зрелым и ответственным членом Церкви, умеющим самостоятельно внимать Богу, себе и людям.

VII

Одной из важных задач воцерковления является введение новоначального христианина в русло церковного Предания. Священное Предание есть опыт жизни в Церкви Святого Духа, опыт – как личный, так и исторический – Его стяжания. Только в контексте Предания можно правильно понимать Священное Писание и весь порядок и строй церковной жизни. Но учат ли наших неофитов настоящему, подлинному Священному Преданию? Казалось бы, пастыри и катехизаторы только этим и занимаются, порой превознося Предание даже выше Священного Писания; однако, судя по сегодняшней церковной жизни, это научение оставляет желать много лучшего. В результате нашего приходского воцерковления человек не приобретает здравые и точные понятия о догматическом и нравственном учении христианства, об истории Церкви, её каноническом и литургическом устройстве, но попадает в необыкновенный, виртуальный, “параллельный”, сказочный мир. В нём Божия Матерь плывёт по морю и оказывается на Афоне, с вершины которого вследствие этого низвергается статуя Аполлона; апостол Андрей забирается в днепровские леса, где водружает крест и благословляет будущую Святую Русь, затем идёт в ещё более густые леса в Новгород, с удивлением наблюдая банные обычаи тамошних жителей, а потом оказывается и на Валааме; апостол Лука занят тем, что одну за другой пишет (на досках от стола, за которым трапезовало Святое Семейство) иконы Пресвятой Богородицы – Владимирскую, Тихвинскую, Смоленскую и др., общим числом около 70-ти; в темнице, в которой заключён мученик и архидиакон Евпл, начинает бить источник воды, утоляющей не только жажду, но и голод; свт. Николай Чудотворец заушает еретика Ария, за что подвергается наказанию от отцов I Вселенского собора, но повелением Господа и Божией Матери возвращается в своё святительское достоинство; преп. Алексий, человек Божий, подвизается посредством лицезрения горя своей супруги и родителей; преп. Сергий Радонежский кричит во время Литургии, будучи во утробе матери, а по рождении не вкушает материнского млека в среду и пяток; преп. Серафим Саровский кормит медведя… и т.д., и т.п. Об этом, и ещё о миллионе таких же вещей, говорят как о сущностном проявлении Православия; тысячи страниц сотен церковных книг наполнены подобными историями; их используют большинство проповедей и церковных поучений… и всё это подаётся воцерковляющемуся христианину как подлинное Предание, усомниться в котором – безусловный и тяжёлый грех.

Я уже слышу, как мне возражают: нам ли судить о Святых? Мы не можем понять их поступков нашим падшим умом, а отрицать чудеса – значит хулить действовавшего через них Святого Духа… и проч. Но вот вопрос: всё вышеперечисленное – действительно ли действие Святого Духа в Святых Божиих? Я специально назвал только те истории, о которых доподлинно известно, что они подвергнуты обоснованной научной критике (сказание о прибытии Божией Матери на Афон относится к XVI веку, информация о посещении ап. Андреем киевских гор – к X-му, об иконописной деятельности ап. Луки известно не раньше IV-го, и т.д.); а сколько всего в церковной письменности негодных и бабьих басен (), навязывающихся православным в качестве Священного Предания! “Российский Златоуст”, митрополит Московский Платон (Левшин), писал: “в повестях церковных зело много басней, небылиц и безместностей… следовало бы повести (эти) не иначе принять, как когда они согласны со Словом Божиим и служат тому объяснением” (цит. по: Вл. Соловьёв. ПСС, т. V, стр. 480. СПб, 1911-1914). Вл. Соловьёв говорил, что в истории мира есть события таинственные, но нет бессмысленных; точно также и действия Святых могут быть высоки и непонятны, но они не могут противоречить смыслу христианства.

Рассмотрим в качестве иллюстрации сказанного очень популярное и любимое на Руси житие преп. Алексия, человека Божия (Четьи-Минеи, 17 марта). Алексий был сыном богатых и знатных римских граждан, которые, по достижении им совершеннолетия, нашли ему достойную благородную невесту. В ночь после свадьбы он вручил супруге своё обручальное кольцо и исчез из дому, приняв на себя подвиг нищеты. С великою скорбью, не жалея средств, родители и жена всюду разыскивали его; через много лет, никем не узнанный, Алексий вернулся в Рим и стал жить под видом нищего в родительском доме. Ежедневно созерцал он страдания сохранившей ему верность и ждущей его супруги и убивающихся о потере сына родителей. Лишь после смерти преподобного выяснилось, кем он был на самом деле.

Надо сказать, что житие, особенно в переработке свт. Димитрия Ростовского, написано мастерски: действительно, переживаешь всю эту историю, удивляешься своеобразию поступков преп. Алексия, жалеешь его отца, мать, жену… Но давайте отстранимся от авторитета церковной книги с названием “Жития Святых”, и спросим себя: какое христианство явил на страницах этого жития преп. Алексий? Очень своеобразное: его подвиг основывался на жизненной драме и великом горе близких ему людей. Конечно, такое мнение по отношению к святому едва ли не кощунственно… но, к счастью, оно и не может быть отнесено к нему. Настоящий преподобный Алексий таким не был – всё сказанное относится к литературному герою с его именем. На самом деле всё было проще. В те времена детей не спрашивали, хотят ли они жениться или нет: родители подбирали нужную с их точки зрения партию – и дети вступали в брак. Преп. Алексий, судя по всему, в брак по религиозным соображениям вступать не хотел; не мог он и конфликтовать с родителями, и поэтому ему оставался единственный выход из ситуации – бежать из дому. Это он и сделал. Невесту свою он никогда не видел, домой никогда не возвращался, подвизаясь в молитве и нищете при одном из храмов Эдессы; там и отошёл ко Господу, а в Рим вернулся только мощами, но вовсе не при жизни (Православная энциклопедия, т. 2, стр. 8). И – сразу всё встаёт на свои места. В совершенстве исполнив заповедь Христову: всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную (), – преподобный при этом ни связал с собою несостоявшимся браком свою невесту, ни истязал себя страданиями своих родителей. Лишь через 400 лет его житие расцветилось подробностями, над которыми умилялись поколения читателей, но которые – (говоря прямо) неправда, извращающая смысл христианского подвига, отягчаемая вдобавок тем, что выдаётся она церковной литературой за руководящее Святых действие Божие.

Опять слышу возражения: жития святых – это особый церковный жанр, некая икона, в таких приукрашениях нет ничего страшного… Не так смотрит на дело Священное Писание, говорящее: вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю (). Человеческие вымыслы – в духовной жизни вещь не безопасная. Для людей церковно образованных, знающих подлинные факты жизни того или иного святого, того или иного церковного события, действительно, ничего страшного нет; но для только воцерковляющегося христианина налицо существенная опасность – принять неверное представление о христианстве, о Церкви, о действии Божием и о человеческой с этим действием синергии, и вследствие этого не обрести путь спасения, ибо он не только узкий и тесный (), но, как сказал Господь, и найти его не просто: сказываю вам, многие поищут войти, и не возмогут ().

Сравнения с иконой приукрашенное жизнеописание никак не выдерживает. Церковь очень точно определила, что есть икона; она не присочиняет ничего к тому первообразу, который на ней изображён, не расцвечивает его. Икона особыми выразительными средствами являет его в свете небесного, вечного бытия (поэтому с церковной точки зрения грубейшей ошибкой является изображение, например, блаж. Матроны с сомкнутыми очами или согбенного преп. Серафима Саровского; продолжая эту логику, нужно и сщмч. Вениамина Петроградского или свт. Луку Крымского изображать в очках). Приукрашенные жития святых – совершенно иное дело; задача житий – не показывать небесное состояние угодников Божиих, но во всей полноте исторического, социального, культурного контекста давать верное представление о христианском подвиге их жизни, для нашего назидания. Церковное назидание – не просто дидактика или морализаторство, оно имеет чрезвычайно важное жизненное воспитательное значение. Его смысл вовсе не в том, чтобы нарисовать волшебную или лубочную картинку, но в том, что мы смотрим – как тот или иной Святой евангельски решал ситуацию своей жизни в тех условиях, в тех обстоятельствах, в которых он находился, и извлекаем из этого урок для себя. Здесь нужна точность. А если точностью пренебречь, контекст убрать, ситуацию приукрасить или из ложного благочестия скрыть те или иные факты, то реальная жизнь Святого превратится в сказку. Сказка же, пусть она сколько угодно хороша, гладка, правильна и благочестива, назидать не может, но уводит от реальности.

Для дела воцерковления особенно важен принцип, который я уже упоминал: в Церкви необходимо должна быть правда. Не только потому, что всякая ложь – пусть вкравшаяся случайно, под самыми благочестивыми видами, пусть внесённая в виде умолчания, пусть даже её появление было необходимо для сохранения внешней жизни Церкви – оскорбляет и попирает Духа Истины, Которым Церковь живёт, ибо любая ложь несовместима с Ним; но и потому, что только правда способна вразумить, научить и воспитать. Евангелие Христово вводит нас в самую что ни на есть реальность, о которой Ф.М.Достоевский сказал так: диавол с Богом борется, и место борьбы – сердце человека. Подлинная духовная жизнь строга, сурова, напряжённа – но и прекрасна, хотя бы потому, что она – правда. Евангелие в каком-то смысле довольно “сухо”; но не следует думать, что эта сухость нуждается в “расцветке”, что она безрадостна, мрачна и уныла. Напротив, в жизни по Евангелию, воздержной, трезвенной и адекватной, обретается Христос, Который подаёт подвизающемуся Его ради человеку в духовной борьбе с тьмою – свет и силу, в скорбях – радость, в обстояниях – терпение, в болезнях – утешение, в ровном течении жизни – смысл, крепость и бодрость… Задача церковного воспитания и есть – научить человека Евангельской жизни. А воспитание на сказках приводит к тому, что рано или поздно иллюзии кончаются, и в существование человека, хочет он того или нет, вторгается реальность – порой катастрофически, безумно трагичная… и человек оказывается неготовым к ней, безоружным, в растерянности, без навыков подлинной духовной жизни, без помощи, ибо помощь человеку – только от Господа, сотворившего небо и землю (), только Господь – защита во время скорби (). Кризис личной церковной жизни для людей, с которыми он случается, делается порой безвыходным именно потому, что человек на собственном опыте убеждается, что сказки не помогают, не дают они душе Бога… и тогда, как мы уже отмечали выше, наступает разочарование в Церкви, которая – в лице пастырей, катехизаторов и вообще идеологического содержания современной приходской жизни – не научила навыкам адекватной духовной жизни, не предложила человеку Христову реальность, но подменила живой союз со Христом красивыми, привлекательными, но ложными и нежизненными мифологемами.

И тут опять, в который раз, мы упираемся в тех, кто воцерковляет. Дело в том, что в нашем сознании мифы и сказки стали равным самому Православию. Рассуждая об обрядовости, мы говорили, что – измени наш обряд, и мы уже с большим трудом сможем идентифицировать себя в качестве православных. То же и тут: разбери каждый миф, дойди до правды – и из-под наших ног выбьется всякая почва… ибо по большей части православные мы не потому, что знаем, что мы от Бога, живём во Христе, с нами Святой Дух, и мы великим опытом Православной Церкви обучены жить Им в этом мире, который лежит во зле (), но потому, что у нас четыре удела Божией Матери, в последнем из которых Антихрист канавку не перескочит, и по иным сходным причинам. Очевидно, что воцерковление должно быть решительно избавлено от басен (); но как это сделать? Не знаю. Я лишь озвучиваю большую, исторически сложившуюся проблему, заключающуюся в том, что для многих людей, в том числе и пастырей, православие – набор таких басен. Но избавляться от них, давать им истинную церковную оценку необходимо, ибо если церковное воспитание имеет своим результатом не приобщение Источнику Жизни – Христу, не овладение опытом этого приобщения, которое составляет Священное Предание, а подмену Христа сказочностью, лубочностью и нелепостями, то оно бесполезно и вредно, и все наши усилия, затрачиваемые на воцерковление людей, по меньшей мере, пропадают втуне.

VIII

Все отмеченные выше проблемы, препятствующие правильному воцерковлению и нормальной церковной жизни – магизм, национализм, обрядоверие, нравственная аберрация, отсутствие общин, ложное духовничество, лубочность и проч. – имеют одну общую причину, которую я бы определил как некий конфликт между евангельскими и церковными ценностями. Я понимаю, что такое противопоставление необычно, рискованно и даже, в известной мере, соблазнительно. Тем не менее, предлагаю его на рассмотрение читателей в уверенности, что, при некоторой провокативности, оно многое объясняет.

Под евангельскими ценностями я понимаю следующее. Есть Ценность, которой оживляется и одухотворяется любое земное существование. Это – единственная Ценность, способная изменить жизнь человека, дать ей смысл и удовлетворение. Мало того, это вообще единственная Ценность в мире. Это Бог, воплотившийся ради нашего спасения. Всё, что вне Христа, вообще не может называться ценностью. На земле ценно то, и только то, что непосредственно или опосредованно восходит ко Христу Спасителю. Всё на свете поверяется этою Ценностью; ею и ради неё живёт мир. Приобщаемся мы Христу на путях евангельской жизни, исполняя святые Его заповеди – в том числе заповедь о крещении, покаянии, причащении Его Тела и Крови. Реализация этих заповедей, вместе с опытом нравственной евангельской жизни и правым догматическим учением, составляет суть Церкви. Евангельские ценности не могут не привлекать людей. Облик Христа, Его дела, Его слова неотразимо действуют на человеческую душу, а люди и общественные и культурные явления, через которые выявляется Христос, не могут не покорять сердца.

А есть ценности церковные. Церковь – явление двусоставное, одновременно небесное и земное. Своей внешней “половиной” она живёт в данном историческом, культурном, общественном и проч. контексте, и так или иначе этим контекстом определяется. Из этого контекста вытекают и некоторые важные для Церкви вещи – то, что я называю “церковными ценностями”: это ценности идеологии, самоидентификации, авторитета, корпорации, внешнего положения, благолепия, обеспеченности и т.п. Они имеют полное право на существование, но только под необходимым и непременным условием – что через них в той или иной конкретной социальной ситуации реализуются ценности евангельские. Совершенно очевидно, что евангельские ценности первичны, ибо они суть Дух и жизнь (), а церковные вторичны; ценность в них наличествует только тогда, когда через них выявляется евангельское содержание. Малейшее забвение этого, выставление церковности самой по себе на первое место, на место не слуги Евангелия Христова, а чего-то самостоятельно ценного, приводит к тому, что из внешних церковных ценностей уходит дух и жизнь; а так как происходят эти ценности из взаимодействия с падшим миром, то, не будучи постоянно поддерживаемы и контролируемы Евангелием, они проникаются чуждыми ему стихиями и начинают служить не Христу, а себе, и в итоге – миру сему и его князю (). Церковные ценности сами по себе если и могут на первых порах привлечь, то не могут удержать, напитать и поддержать, потому что, неодушевляемые Евангелием, они оказываются для души столь же утомительными, как и любое явление падшей земной действительности.

Для пояснения того, что всё вышесказанное значит на практике, рассмотрим, как те или иные понятия меняются в зависимости от того, в евангельском или внешнецерковном контексте они стоят. Возьмём пост. С позиции евангельских ценностей человек заботится больше не о том, что входит в уста, но о том, что из них, из сердца исходит (). С позиции ценностей внешнецерковных – человек придирчиво изучает этикетку на печенье, чтобы случайно не оскоромиться сухим молоком или яичным порошком в муке, из которой оно выпечено. Смирение. С точки зрения Евангелия – это, по словам прот. Александра Шмемана, “царская и царственная добродетель, ибо подлинное смирение – именно от мудрости, от знания, от прикосновения к “жизни переизбыточествующей”» (Дневники, стр. 496). В “церковном стиле – пришибленность плюс ханжество” (там же), слепое подчинение, запрещение себе (и другим) нравственной адекватной оценки происходящего. Для Евангелия на первом месте душевная польза человека (); для внешней церковности административная (а то и коммерческая) целесообразность может откровенно попирать эту пользу. В рамках евангельских ценностей невозможны жестокость, превозношение, чёрствость, снобизм (то есть: если они наличествуют – для всех совершенно очевидно, что их носитель от Евангелия весьма далёк); в рамках церковности эти качества могут цвести пышным цветом (и никому не придёт в голову считать их обладателя вне Церкви). Евангелие требует от человека правды, свободы, равного отношения ко всем, уважения к личности, нестяжательности; церковность нередко демонстрирует urbi et orbi клерикализм, неуважение к людям, агрессивность, обскурантизм, недоверие к свободе, неприятие правды, сребролюбие. Для Евангелия ненависть к человеку в любом виде – тяжкий и безусловный грех; церковность вполне может призывать гнушаться врагами Божьими и ненавидеть врагов отечества. Евангелие вносит во все социальные отношения рассудительное благородство неотмирности; приверженцы церковных ценностей позволяют себе навязываться всюду, выходя при этом за рамки компетенции Церкви и нередко выставляя её в неловком виде. Внешней церковности необходимо количество (поэтому у нас 80% населения – “православные”); Евангелие знает, что оно – всегда малое стадо (), и не гоняется за количеством, но больше обращает внимание на качество, и смотрит на суть, а не на название. И так далее, список каждый может продолжить самостоятельно.

Но, скажут мне, разве можно так резко разграничивать Евангелие и Церковь? Ведь это явный протестантизм, а у нас же – православная традиция, Отцы… Во-первых, хочу подчеркнуть, что под критикуемой выше “церковностью” подразумевается, конечно, не сама Христова Православная Церковь, а то, что мы, кому она вверена, православные христиане, из неё подчас делаем. Во-вторых, речь не идёт об ущемлении Предания или отказе от Отцов. Мы говорим лишь о правильной расстановке акцентов, об иерархии христианских ценностей. Церковная традиция – органическая часть именно евангельской жизни, она не может существовать сама по себе. Если правильно проповедовать Евангелие, да вдобавок осуществлять его и в жизни, то оно естественно поведёт за собою церковность, наполнит её смыслом, раскроет для человека все богатства Православия. Отцы и традиция не противоречат Евангелию, а являют его. А если наша православная действительность Евангелия пугается, отодвигает его на второй план – значит, это не настоящее Православие, а подмена, имеющая, между прочим, и к Отцам, и к подлинной духовной традиции малое отношение.

К сожалению, эта подмена, на мой взгляд – основное содержание сегодняшнего воцерковления. Старание современных воцерковителей направлено на проповедь Церкви (как они её понимают), а не Христа, на привитие людям прежде всего церковных, а не евангельских ценностей. Может быть, так можно было воцерковлять раньше; но теперь, когда наше время характеризуется разрушением традиций (семейных, общественно-нравственных и др.), в рамках которых Евангелие было укоренено и усваивалось органично, как раз необходимо строить воцерковление именно на основе ценностей евангельских, чтобы созидать на камне, а не на песке (). Но возможно ли это для нас? Является ли Евангелие основой нашей, каждого православного христианина, жизни? Не настроены ли мы ложно понятой нами традицией так, что при вызовах времени, при “проверке на прочность” мы спешим отдать предпочтение не Евангелию, а внешней церковности – “иначе под угрозой Православие!”? Но в результате – не получаем ли мы православия без Христа? Не об этом ли начинают говорить итоги пятнадцатилетней свободной жизни Церкви в нашем отечестве? Ведь на самом деле Церковь не надо проповедовать, оборонять, навязывать. Церковью надо быть, её надо показывать, являть своею жизнью. И тогда не нужны будут призывы в Церковь, ибо она сама в себе имеет неотразимую убедительность, и люди сами захотят войти в неё, придти из тьмы века сего в свет Христов. Но это возможно только, если наша церковная действительность будет иметь в себе этот свет, будет средоточием именно евангельской жизни…

Я уверен, что если хотя бы начать задумываться об этом, то это уже предостережёт нас от многих ошибок в деле церковного воспитания.

Заключение

Летом 2006 года мне довелось читать доклад на темы, озвученные в данной работе, перед представительной молодёжной аудиторией, собранной из многих епархий Русской Церкви. По окончании лекции мне были заданы вопросы, сводящиеся к двум основным. Большая часть слушателей, очевидно обескураженная концентрацией критики, в некотором недоумении спрашивала: что же, неужели вы не видите в нашей церковной жизни ничего хорошего? Меньшая часть соглашалась с моими соображениями, но говорила, что из создавшегося положения нет выхода, что всё, предложенное мною – утопия. Подозревая, что не только у слушавшей меня молодёжи, но и у читателей возникла та же реакция на прочитанное, постараюсь ответить на эти два вопроса.

1. “Неужели всё так плохо, неужели нет ничего хорошего в Церкви?” Есть. В Церкви “хорошее” – это Господь Иисус Христос и люди, которые стремятся к Нему. Этого больше чем достаточно, это с лихвою покрывает неизбежные в условиях падшего земного существования недостатки и немощи церковного организма. А всё остальное не так и важно. Критика же моя направлена только на одну вещь – на наличествующие в нашей сегодняшней церковной жизни препятствия людям приходить ко Христу. Но не только с этой метафизической, но и с исторической точки зрения мы живём в благоприятное для Церкви и очень интересное время. Кончилась 1700-летняя эпоха “симфонии”, Церковь впервые за это время стала свободна. Да, для нас эта свобода совершенно непривычна и потому даже, может быть, нежеланна; историческая инерция тянет нас назад, и её очень непросто преодолеть. Нелегко даже увидеть ситуацию, потому что происходит она ровно в наше время, мы – “материал”, так сказать, исторического перелома; людям всегда тяжело в такие моменты истории. По Священному Писанию, должно пройти не менее 40 лет хождения по пустыне, нужно смениться нескольким поколениям, чтобы выйти из страны рабства, чтобы Церковь перестала ностальгически жаждать ушедшей жизни, а стала, как всегда она это делала, творчески преобразовывать её, адекватно реализовывая себя в своей эпохе, евангельски отвечая на вызовы и требования времени. Конечно, это очень трудно нам, сформировавшимся в этнографическом, “симфоническом” православии. Но невозможное человекам возможно Богу (). Церковь – организм Богочеловеческий, не всё, к счастью, в ней определяет немощь, косность и ограниченность людей; Церковь живёт Духом Святым, Глава её – Христос, и в условиях свободы Церковь со своими проблемами непременно справится. Но – только если мы сами эту свободу не променяем на чечевичную похлёбку () “идеологического обеспечения державности” и на котлы с мясом () внешнего благополучия. Наше дело – хотя бы не мешать Богу. Если же будем упорствовать и мешать, то есть – не наполнять жизнь Евангелием, навязывать Церкви то, чем она не должна быть, подменять её стихиями мира сего, – то Господь сдвинет светильник Русской Церкви () и отдаст виноградник другим (), как не раз это уже бывало в истории. Христовой Церкви от этого хуже не будет. Нам – будет, Россия тогда погибнет… но без Христа какой в ней и смысл?

2. Но что нам делать, чтобы воспользоваться нашей свободой во благо Церкви? Прежде всего, разумеется, ни в коем случае не нужно устраивать никаких революций и реформаций. Это ни к чему хорошему не приведёт. Отринув церковную традицию, какая она есть (пусть ей и присущи некоторые несовершенства), мы неизбежно окажемся на пустом месте, и плодом таких реформаций, как показывает опыт, будет лишь разрушающее единство церковного тела враждебное противостояние сторонников тех или иных взглядов на пути развития церковной жизни. Заняться нам нужно тем, чему, собственно, и служит воцерковление, а именно: встретить Христа. Вот к этому каждый христианин пусть приложит всё своё старание. Если эта встреча состоялась – то человек всё, что есть в церковной действительности, с пользой применит к себе, с лёгкостью претерпит все её недостатки, из всего извлечёт назидание. Если же встречи со Христом не произошло – то всуе всё, и самый реформированный, разумный, логичный, устроенный церковный быт не имеет ни малейшего значения.

Но и тем, кто встретил Господа, и тем, кто ещё только ищет этого, необходимо одно важное качество – честность перед самим собою. Она побуждает человека делать то, что каждый из нас может – думать и осмысливать жизнь, как церковную, так и общественную, с точки зрения Евангелия. Это осмысление обязательно даст и свои практические плоды. Если каждый из нас употребит все силы на то, чтобы искать Христа, наполнять свою жизнь светом (и смыслом) Христовым и быть честным перед Ним и перед собою, то постепенно, незаметно будет умножаться число настоящих христиан. Рано или поздно это количество здравомыслящих и подлинно церковных людей наберёт некую “критическую массу”. И тогда ситуация в Церкви поменяется сама; и перемены эти будут внутренние, созидательные, ничего не рушащие; а при необходимости изменений совершающие их естественно, органично и безболезненно. Приведу пример. В советское время в храмах Москвы на Пасху не причащали. Прошло 15 лет свободы, сознание многих верующих под влиянием осмысления своей веры стало более церковным, более евхаристичным – и теперь уже мало какой священнослужитель осмелится не вынести Чашу на Пасхальной литургии (вне Москвы, к сожалению, по большей части всё пока остаётся по-старому). Так и во всём: будет происходить евангельское осмысление тех или иных явлений церковной жизни – и от этого они будут меняться, чтобы полнее являть в себе просвещающий всех Свет Христов. Станет меняться внутрицерковная жизнь – станет меняться и общество.

Утопия? Посмотрим. Всё сейчас в наших руках. Господь вручил нашу Церковь нам, под нашу ответственность. В осознании этого каждым православным христианином, в распространении этого осознания на всё тело Церкви – ключ к решению тех проблем, о которых шла речь в предложенной вашему вниманию работе.

Имеется в виду нравственно-назидательное руководство Св. Писанием. В области же догматически-богословской толкование Писания в духе Церкви, св. отцов, необходимо (и единственно возможно).

Многие светские исследователи и писатели полагают, что такая социальная пассивность – глубинное свойство Православия, в отличие от “активного” Протестантизма. Не уверен, что это именно прямое религиозное следствие православного христианства; скорее наоборот – само русское Православие приобрело названное качество национального характера.

Из этого вовсе не следует, что я отрицаю чудеса. Главное чудо, настоящая, великая тайна – это отношения Бога и души, любовь Христова к человеку, Его забота, Его вразумление, Его руководство каждым из нас. Ради этого, чтобы привести к этому человека, дать ему некий первоначальный импульс веры (либо поддержать её), и совершаются (и будут совершаться в Церкви всегда) внешние чудеса; но они, при всей своей многочисленности и “эффектности”, никогда не должны подменять и заслонять собою того главного смысла, ради которого они даются Богом; тем более нельзя приукрашивать или придумывать их.

Только ещё серьёзнее: если без обряда церковная жизнь невозможна, ибо в христианстве духовное выявляется в телесном, в материальном, и тот или иной обряд всё равно должен быть, – то мифы решительно противоречат самой природе Церкви, ищущей прежде всего Царства Божия и правды Его ().

“Что же, скажешь, неужели не должно ненавидеть даже врагов и язычников? Должно ненавидеть, но не их, а учение их, не человека, а порочную деятельность и развращённую волю. Человек – дело Божие, а заблуждение – дело диавола” (свт Иоанн Златоуст. Творения, т. 12, стр. 483. СПб, 1906).

Оглашение (катехументат, от греч. katechoumenos, «оглашенный», «получивший устное наставление») - распространенное в древней Церкви устное наставление в вере, предшествовавшее крещению.

Оглашением также называтся часть чинопоследования Таинства Крещения. Оглашение, как заключительный акт приготовления ко Крещению, бывшее прежде отдельным обрядом, ныне непосредственно предшествует Крещению. Все символические священнодействия этого обряда имеют глубокое действенное значение. Самые существенные из них: заклинание сатаны, отречение от него, последующий обет сочетаться Христу и, наконец, исповедание православной веры.

Под оглашением или катехуменатом в древней Церкви понималось назидание в вере христиан, желающих принять крещение и участвовать в евхаристии. Жизнь древней Церкви среди гонений требовала особой ответственности к принятию новых членов. Именно поэтому таинству крещения предшествовало «оглашение словом истины», часто служащее не только приготовлением к крещению и участию в евхаристии, но и приготовлением к подвигу мученичества и исповедничества среди языческого мира. Участие в оглашении («принятие в катехуменат») делало человека христианином.

Митрополит Иларион (Алфеев).Таинство Крещения

ТАИНСТВО КРЕЩЕНИЯ

«Елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся.

Спогребохомся убо Ему крещением в смерть, да якоже воста Христос

от мертвых славою Отчею, тако и мы во обновлении жизни ходити начнем».

(Апостол на последовании крещения — Рим.

зач. 91-е). Мы крестились «в смерть Господню».

Догматико-нравственное значение таинств Крещения и Миропомазания.

По благому Своему Промыслу о человеке Господь так устроил, что мы становимся причастными совершенному Им спасению не буквальным повторением Его Креста, Его крестной смерти, а иным путем, путем крещения в Его смерть, не нарушая естественного течения нашей жизни на земле, но вместе с тем полагая основы новой жизни во Христе («во Христа облекохомся»), новому бытию («пакибытие»).

Как же это совершается? Каждому из нас по закону природы в определенное время предлежит смерть, и, желаем мы того или не желаем, — она всегда и непременно людей настигает. Но умереть естественной смертью еще не значит стать причастным спасительной смерти и воскресению Господа Спасителя. Божественной благостью и премудростью, по снисхождению к «нищете нашего естества», в таинстве Крещения дан нам некий способ подражания Началоположнику нашего спасения Господу Иисусу Христу, «приводя в действие, что Им прежде было совершено» (святитель Григорий Нисский), т. е. спасительные смерть и воскресение. Прививаясь Христу верою, мы с Ним, «добровольно умершим за нас, умираем иным образом, а именно: погребаясь в таинственной воде чрез крещение, ибо «спогребохомся Ему, — говорит Писание, — крещением в смерть» (Рим. 6, 4), чтоб вслед за уподоблением смерти последовало и уподобление воскресению» (святитель Григорий Нисский).

Все умершие имеют свое место — землю, в которой погребаются. Земля же имеет ближайшей к себе стихией воду. И так как смерть Спасителя сопровождалась погребением в землю, то и наше подражание смерти Христовой изображается в ближайшей к земле стихии — воде. Мы, будучи по естеству тела в единении с нашим Началовождем Господом Иисусом Христом, имея в виду чрез смерть Господню очиститься от греха, достигнуть восстания к жизни, что делаем? Мы вместо земли наливаем воду и, троекратно погружаясь в этой стихии (во имя Святой Троицы), «подражаем благодати воскресения» (святитель Григорий Нисский).

В молитве на освящение воды при крещении говорится, что человек в этом таинстве отлагает ветхого человека, облекается в нового, «обновляемаго по образу Создавшаго его: да быв сраслен подобию смерти (Христовой) крещением, общник и воскресения будет и, сохранив дар Святаго... Духа и возрастив залог благодати, приимет почесть горняго звания и сопричтется перворожденным, написанным на небеси в Бозе и Господе нашем Иисусе Христе».

Таким образом, усвоение нами смерти и воскресения Христовых в крещении — имеет главным образом действие в онтологическом смысле (т. е. изменяет все бытие человека, все его естество), а не только нравственное и символическое (как учат протестанты, сектанты): в человеке происходит совершаемое благодатию Божией изменение во всем его существе и бытии. В молитве 1-й и 2-й на 8-й день после крещения говорится, что крещенному «водою и Духом» дана жизнь второго рождения и прощение грехов («избавление грехов святым крещением рабу Твоему даровавый, и жизнь паки рождения ему подавый», «паки родивый раба Твоего новопросвещеннаго водою и Духом»); теперь он находится в таком тесном единстве со Христом, что называется «одеявыйся во Христа и Бога нашего».

Для чего же за крещением следует миропомазание (у католиков раздельно — конфирмация)?

«В образе умерщвления, — говорит Григорий Нисский, — представляемом посредством воды, производится уничтожение примешавшегося порока, правда, не совершенное уничтожение, но некоторое пресечение непрерывности зла, при стечении двух пособий к истреблению злого: покаяния согрешившего и подражания смерти (Господа), — которыми человек отрешается несколько от союза со злом, покаянием будучи приведен в ненавидение порока и в отчуждение от него, а смертью производя уничтожение зла».

Порок теперь как бы гнездится на периферии. Борьба с ним будет всю жизнь. И вот во втором таинстве, таинстве Миропомазания, — «животворящем помазании», — крещенный получает «Божественное освящение», дары Святого Духа, возращающие и укрепляющие в жизни духовной: благодатью Святого Духа подается крещенному «утверждение в вере», избавление от козней «лукавого» (диавола), соблюдение души «в чистоте и правде» и благоугождении Богу, чтобы быть «сыном и наследником Небесного Царствия». В молитве на измовение на 8-й день Церковь молится о новопросвещенном, чтобы Господь через благодать

таинства миропомазания сподобил его пребыть непобедимым подвижником в борьбе с грехом и врагом-диаволом, показал его и нас до конца победителями в подвиге и увенчал Своим нетленным венцом.

Литургическая сторона таинства Крещения. Определение таинства. Крещение есть таинство, в котором крещаемый, после предварительного наставления в истинах христианской веры и исповедания их, при троекратном погружении в воду с произнесением слов: «Крещается раб Божий (или раба Божия) во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь», — очищается от грехов и возрождается для жизни духовной, благодатной.

История чинопоследования таинства. Таинство Крещения, как и все другие таинства, установлено Иисусом Христом, незадолго пред Его вознесением на небо. Господь дал заповедь апостолам сначала научать людей вере, а потом крестить их во имя Святой Троицы (Мф. 18, 19). На основании данных Иисусом Христом наставлений апостолы определили чин и порядок крещения и передали это своим преемникам. В век апостольский и мужей апостольских (I—II век) крещение отличалось простотою и несложностью и состояло:

из наставления в вере Христовой, или оглашения, покаяния, или отречения от прежних заблуждений и грехов и открытого исповедания веры во Христа и самого крещения чрез погружение в воду с произнесением слов «во имя Отца и Сына и Святаго Духа».

В конце II века и в III веке в чин крещения введен был ряд новых действий. Подготовка ко крещению и испытание (оглашение) совершались в более продолжительный срок времени (от нескольких дней до нескольких лет), ввиду гонений и осторожности в принятии новых членов, чтобы не принять слабых в вере, которые во время гонений могли бы отречься от Христа или предавать христиан язычникам. В III веке были введены пред крещением заклинания, отречение от сатаны, сочетание Христу, после этого помазание всего тела елеем; пред погружением крещаемого в воду было освящение воды. После крещения новопросвещенного облачали в белые одежды и надевали венец (на Западе) и крест.

Восполнение чина крещения, начавшееся во II веке, значительно усилившееся в III веке, продолжалось и в эпоху IV и V веков, хотя и не в такой степени, как прежде. В это время литургическая сторона достигла наиболее полного развития и оформления. В IV—VIII вв. составлены многие молитвы, которые и теперь существуют в чине оглашения, освящения воды и крещения.

Крещение совершалось преимущественно в определенные дни, особенно в праздники Пасхи, Пятидесятницы, Богоявления, а также в дни памяти апостолов, мучеников и в храмовые праздники. Этот обычай существовал уже в III-м веке, но в IV веке получил особенное распространение.

О древности всех обрядов и действий оглашения и крещения свидетельствуют древнейшие письменные памятники: Апостольские постановления, Правила святых апостолов (49 и 50 пр.) и соборов (Второй Вселенский Собор, 7 пр.; Трулльский, 95 пр.), писания отцов и учителей Церкви (Тертуллиана, Кирилла Иерусалимского — 2 тайноведческое слово; Григория Богослова — Слово о крещении, Василия Великого, Иоанна Златоуста — Огласительное слово и других), древнегреческие Требники, начиная с VII—VIII вв. и проч.

НАРЕЧЕНИЕ ИМЕНИ

До крещения, в первый же день рождения младенца, священник читает «Молитвы в первый день по внегда родити жене отроча». Затем, обыкновенно, сряду читается «Молитва во еже назнаменовати (крестным знамением) отроча, приемлющее имя в осьмый день рождения своего». По Уставу наречение имени полагается совершать на восьмой день по рождении младенца пред вратами храма, в притворе. Наречение имени в 8-й день положено совершать по примеру церкви ветхозаветной, освященному Иисусом Христом (Лк. 2, 21).

«Назнаменование», под именем которого разумеется знамение креста и принятие христианского имени, есть приведение младенца к оглашению для того, чтобы по некотором времени преподать ему благодать Крещения.

Таким образом, с назнаменования крестным знамением и наречения имени начинается оглашение, как один из обрядов, предваряющих совершение таинства Крещения.

Пред началом молитвы, при наречении имени младенцу, священник крестным знамением знаменует младенцу чело, уста, перси (грудь) и говорит молитву: «Господу помолимся». «Господи, Боже наш» и пр. Обычно при произнесении слов: «и да знаменается свет лица Твоего… и Крест Единороднаго Сына Твоего в сердце и помышлениях его», священник знаменует младенца (осеняет крестным знамением). После этого бывает отпуст, на котором поминается имя святого, в честь которого дано младенцу имя.

В сороковой день по рождении младенца священник в притворе (обычно у входа в храм) читает «молитвы жене родильнице» и, если младенец уже крещен, то сразу же за этим совершает «Чин воцерковления отрочати». Если младенец родился мертвым, молитвы матери читаются короче (указано на ряду в Требнике).

Для матери, у которой младенец жив и уже крещен, в предпоследней молитве (отрочати) «Господи, Боже наш» выпускаются слова: «Да сподобився святаго Крещения» и далее до возгласа: «Тебе подобает всякая слава...»; в последней же молитве «Боже Отче Вседержителю» выпускаются слова: «и сподоби е во время благопотребное, и водою и Духом отрождения...» до возгласа.

Христианским женам, сделавшимся матерями, Церковь возбраняет входить в храм до 40-го дня и приступать к причащению Святых Таин, имея в виду пример Богоматери, исполнявшей закон очищения (Лк. 2, 22). В случае же тяжелой болезни матери сподобляются причащения Святых Таин независимо от этого предписания.

ОГЛАШЕНИЕ

Оглашение взрослых. Взрослые (и отроки начиная с 7 лет), желающие креститься, допускаются до святого Крещения:

после испытания их искреннего желания оставить прежние заблуждения и греховную жизнь и принять православную христианскую веру и после оглашения, т. е. научения вере Христовой.

Оглашение детей. Оглашение совершается и при Крещении младенца. Тогда за него отвечают восприемники, которые поручаются за веру крещаемого.

Чин оглашения, совершаемый в храме над взрослыми, более пространный по сравнению с чином оглашения младенцев.

При Крещении взрослых соблюдается следующее: желающий креститься сперва молитвословиями и священнодействиями отделяется от общества неверующих, при этом нарекают ему христианское имя. Затем совершаются три оглашения (в притворе, у церковных дверей).

В первом оглашении желающий креститься подробно исчисляет прежние свои заблуждения относительно истинной веры Христовой, отрекается от них и изъявляет желание сочетаться Христу.

Во втором оглашении он раздельно исповедует догматы Православной Церкви и читает клятвенное обещание, что он отвергается от всех прежних заблуждений, принимает догматы Православной Церкви не из какой-либо беды, нужды, не от страха, или нищеты, или прибытка, но ради спасения души, любя Христа Спасителя от всей души. Иногда оба эти оглашения совершаются вместе, напр., при принятии в христианство лиц из иудейской веры и из магометанства (Большой Требник, гл. 103—104).

Первое и второе оглашение бывает только над взрослыми. Третье оглашение совершается и над взрослыми, и над младенцами. В нем совершается отречение от диавола и сочетание Христу.

Это оглашение (общее для взрослого и для младенца) начинается священнодействиями и молитвами, которыми, главным образом, отгоняется диавол.

Священник дует трижды на лицо оглашенного, знаменует его чело и перси трижды, налагает руку на главу его и читает сначала одну предогласительную, а потом четыре заклинательные молитвы. По окончании заклинательных молитв священник опять трижды крестообразно дует на младенца с произнесением слов: «Изжени из него всякаго лукаваго и нечистаго духа, сокрытаго и гнездящагося в сердце его».

Все эти обряды очень древни. Троекратным дуновением, троекратным благословением и чтением предогласительной молитвы в самой глубокой древности язычник или иудей, пожелавшие принять христианство, приготовлялись к оглашению, т. е. слушанию христианского учения. Как при создании человека Бог «вдунул в лице его дыхание жизни» (Быт. 2, 7), так и при воссоздании его, в самом начале Крещения, священник трижды дует на лицо крещаемого. Благословение священническое отделяет крещаемого от неверных, а возложение на него руки служит символом того, что священник преподает ему благодать Божию, обновляющую и воссоздающую. Затем, после чтения заклинательных молитв, бывает отречение самого крещаемого от диавола.

Отречение от диавола составляет обращение крещаемого (взрослый — «имея руце горе») и восприемника на запад, отречение, дуновение и плюновение (на врага-диавола).

Крещаемый обращается на запад, к той стране, откуда появляется тьма, потому что диавол, от которого надлежит отрекаться, есть тьма и царство его — царство тьмы.

Само отречение выражается троекратным ответом — «отрицаюся» на три раза повторяющиеся вопросы священника:

«Отрицаешися ли сатаны, и всех дел его, и всех аггел его, и всего служения его, и всея гордыни его?»

Затем на троекратный вопрос: «Отреклся ли еси сатаны?» — крещаемый отвечает: «Отрекохся».

Это троекратное отречение оканчивается тем, что крещаемый или (если младенец) восприемник его дует в знак того, что он изгоняет диавола из глубины сердца и плюет на него в знак презрения.

Сочетание Христу. Сюда относятся: обращение на восток (взрослый — «доле имея руце»), изъявление своего сочетания Христу, чтение Символа веры и поклонение Богу.

Сочетание со Христом — то же, что вступление в завет или в духовный союз со Христом и обещание быть Ему верным и покорным. Сочетаясь Христу, крещаемый обращается на восток, как источник света, потому что рай был на востоке, да и Бог называется Востоком: «Восток имя Ему».

Само сочетание выражается в следующем: на три вопроса священника: «Сочетаваешися ли Христу?» — крещаемый трижды отвечает: «Сочетаваюся». Потом на три вопроса священника: «Сочетался ли еси Христу и веруеши ли Ему?», он трижды отвечает: «Сочетахся и верую Ему, яко Царю и Богу», — и читает Символ веры. Наконец, еще три раза отвечает: «Сочетахся», — на тот же троекратный вопрос священника и, по его приглашению, поклоняется до земли, говоря: «Покланяюся Отцу, и Сыну, и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней». Священник читает молитву о крещаемом.

Примечание.

Все до сих пор, касающееся оглашения, священник совершает в епитрахили. После же поклонения Святой Троице и молитвы о крещаемом священник, по Уставу, входит с крещаемым в храм, облачается в фелонь (белую) и надевает поручи («нарукавницы») для удобства священнодействия.

После окончания оглашения священник приступает к совершению самого таинства Крещения. «Вжигаемым всем свещам, священник, взем кадильницу, отходит к купели и кадит окрест». Обыкновенно три свечи поставляются при самой купели и даются свечи восприемникам.

Как белая одежда священника, так и зажжение светильников выражает духовную радость о просвещении человека в таинстве Крещения. Крещение и называется просвещением по своим благодатным дарам.

Примечание о восприемниках.

Восприемники должны быть как при Крещении взрослых, так и младенцев. По Уставу полагается для крещаемого один восприемник того же пола, что и крещаемый. В обычае же принято иметь двух восприемников (мужского и женского пола).

Восприемниками должны быть лица православного исповедания. Лица неправославного исповедания (католики, англикане и др.) могут допускаться быть восприемниками только в виде исключения; при Крещении они должны произнести православный Символ веры.

Восприемниками могут быть лица, достигшие 15 лет.

Не могут быть восприемниками родители своих детей, монахи.

В случае крайности дозволяется совершать Крещение и без восприемников; в этом случае сам совершитель таинства является восприемником.

КРЕЩЕНИЕ

Совершение самого таинства Крещения священник начинает возгласом: «Благословенно Царство…».

И затем следует великая ектения на освящение воды. Диакон произносит ектению, а священник читает тайно молитву о себе, да укрепит его Господь к совершению сего великого таинства.

Освящение воды совершается посредством великой ектении и особой молитвы, в которых призывается Святой Дух для освящения воды и да соделается она неприступной сопротивным силам. При чтении из этой молитвы троекратно слов: «Да сокрушатся под знамением образа Креста Твоего вся сопротивныя силы», священник «знаменает воду трижды (изображая знак креста), погружая персты в воде и дунув на ню».

Освящение елея. По освящении воды освящается елей. Священник трижды дует на елей и трижды знаменует (крестом) его и читает над ним молитву.

Помазание освященным елем воды и самого крещаемого. Погрузив кисточку в освященный елей, священник трижды начертывает ею крест в воде, произнося: «Вонмем» (если служит диакон, то он произносит этот возглас), псаломщик трижды поет «Аллилуиа» (трижды по три раза).

Как находящимся в Ноевом ковчеге Господь послал с голубем масличную ветвь, — знамение примирения и спасения от потопа (см. молитву при освящении елея), так и над водою Крещения творится крест елеем в знак того, что воды Крещения служат к примирению с Богом и что в них явлена милость Божия.

После этого священник возглашает:

«Благословен Бог, просвещаяй и освящаяй всякаго человека, грядущаго в мир…»

И помазывается крещаемый елеем. Священник изображает знак креста на челе, груди, спине («междорамии»), ушах, руках и ногах крещаемого, произнося слова —

— при помазании чела: «Помазуется раб Божий (имя) елеем радования, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь»;

— при помазании груди и спины: «Во исцеление души и тела»;

— при помазании ушей: «В слышание веры»;

— при помазании рук: «Руце Твои сотвористе мя и создасте мя»;

— при помазании ног: «Во еже ходити ему по стопам заповедей Твоих».

Это помазание елеем по цели и внутреннему смыслу есть привитие дикой маслины — крещаемого — к плодоносной маслине — Христу, и указывает на то, что в Крещении человек рождается в новую духовную жизнь, где он должен будет бороться с врагом спасения — диаволом; этот символ взят из древности, где борцы для успеха в борьбе обыкновенно натирались маслом.

Погружение крещаемого в воду. Непосредственно после помазания елеем священник совершает самое существенное в таинстве — само крещение (греческое название крещения baptisma — значит «погружение») чрез троекратное погружение крещаемого в воду с произнесением слов: «КРЕЩАЕТСЯ РАБ БОЖИЙ (имя) ВО ИМЯ ОТЦА, АМИНЬ, И СЫНА, АМИНЬ, И СВЯТАГО ДУХА, АМИНЬ».

Троекратное «аминь» произносят и восприемники. Погружение в воду должно совершать полное, а не частичное или обливанием. Последнее допустимо только для тяжелобольных.

При погружении крещаемый смотрит лицом к востоку.

По совершении троекратного погружения положено петь (трижды) 31-й псалом (в это время священник умывает руки после Крещения). Сразу после Крещения священник одевает крещенного в белую одежду.

Облачение крещаемого в белую одежду и возложение креста. При этом священник произносит слова: «Облачается раб Божий (имя) в ризу правды, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь».

В это время поется тропарь: «Ризу мне подаждь светлу, одеяйся светом яко ризою, многомилостиве Христе Боже наш».

Белая одежда — символ чистоты души, приобретенной в таинстве Крещения, и вместе чистоты жизни, к которой обязуется человек после Крещения. Возложение креста — во всегдашнее напоминание о новом служении Иисусу Христу и о несении своего жизненного креста по слову Господа.

При возложении нательного креста священник осеняет им младенца, произнося: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа», после чего, по существующей практике, говорит следующие слова из Евангелия: «Аще кто хощет по Мне идти, — рече Господь, — да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет».

После облачения в одежды крещаемому (если взрослый) дается зажженный светильник, который знаменует славу будущей жизни и свет веры, с которым верующие, как чистые и девственные души, должны встречать Небесного Жениха.

По окончании этих действий священник читает молитву «Благословен еси Господи Боже Вседержителю», которая служит переходом к таинству Миропомазания, так как в ней выражается, с одной стороны, благодарение за благодатное возрождение новокрещенного, с другой, — моление о даровании ему печати «дара Святаго и Всесильнаго, и поклоняемаго Духа» и утверждении его в духовно-благодатной жизни.

Примечание.

Если в случае смертной опасности тяжелобольной младенец крещен мирянином, то священник дополняет Крещение молитвами и обрядами, которые относятся ко Крещению и показаны в Требнике после троекратного погружения в воду младенца. Молитвы и обряды, предшествующие погружению в воду, повторять уже нет смысла после совершения самого Крещения; само же Крещение не повторяется.

Крещение, совершенное мирянином, восполняется по следующему чину: «Благословенно Царство», великая ектения, положенная в начале чина Крещения, но без прошений об освящении воды. После возгласа «Яко

подобает Тебе», — поется 31-й псалом «Блажени, ихже оставишася беззакония» и прочее последование с Миропомазанием до конца. Образ круга совершается около аналоя с крестом и Евангелием.

В случае, когда имеется сомнение, крещен ли младенец и правильно ли крещен, по разъяснению, имеющемуся в Требнике Петра Могилы, следует совершить над ним Крещение, при этом к совершительной формуле Крещения прибавлять слова: «аще не крещен есть», т. е. в полной форме: «Крещается раб Божий (имя), аще не крещен есть, во имя Отца…» и проч.

КРАТКИЙ ЧИН КРЕЩЕНИЯ «СТРАХА РАДИ СМЕРТНАГО»

При опасении, что младенец не будет долго жить, Устав повелевает крестить его тотчас же по рождении, и притом, чтобы успеть совершить Крещение, пока он жив, Крещение совершается священником над ним вкратце, без оглашения, по чину, озаглавленному в Малом Требнике: «Молитва святых Крещений вкратце, како младенца крестити, страха ради смертнаго».

Крещение вкратце совершается следующим образом. Священник говорит: «Благословенно Царство». Чтец: «Святый Боже», «Пресвятая Троице». По Отче наш — возглас священника, и читается им сокращенная молитва на освящение воды. После ее чтения священник влагает елей в воду, затем крестит младенца, говоря: «Крещается раб Божий» и пр.

После Крещения священник облачает младенца и помазывает Миром. Затем обходит с ним около купели по чину, поя: «Елицы во Христа крестистеся». И бывает отпуст.

Молитва пред миропомазанием.

Архиепископ Вениамин. «Новая скрижаль». Ч. IV, гл. 2, §1.

Обряд положено совершать пред вратами храма в притворе. Выбор имени младенцу предоставляется родителям. (Симеон Солунский, гл. 59). Взрослые пред Крещением сами выбирают себе имя.

Если младенец сильно болен, то Устав указывает совершать наречение имени и само Крещение сразу по рождении младенца. В Малом Требнике дан краткий чин Крещения; он озаглавлен: «Молитва святых Крещений вкратце, како младенца крестити, страха ради смертнаго». Подробнее об этом см. ниже.

Чин оглашения младенцев находится в Требнике Малом и Большом. Чин оглашения взрослых из иноверных (магометан, иудеев и пр.) находится в книге: «Чинопоследование соединяемых из иноверных к Православной Кафолической и Восточной Церкви» и в Большом Требнике.

Главы указаны по изд.: Требник. СПб., 1995 г. Репринтное воспроизведение изд. 1884 г.

Над взрослыми третье оглашение по Уставу в древности начиналось «разрешением» пояса и «совлечением одежды», что служило символом совлечения ветхого человека с его деяниями (Кол. 3, 9) и оставления греховной жизни.

Купель обычно ставится посреди храма. По левую сторону от купели поставляется столик, на котором священник пред Крещением полагает: крест, Евангелие и крестильный ящик (мирницу). Восприемники становятся с младенцем позади священника: восприемник справа, восприемница слева.

Обычно бывает, что елей при Крещении употребляется один и тот же, будучи однажды освящен по указанному чину. Он, по принятой практике, содержится в сосуде с соответствующей надписью в одном ковчежце с Миром. В этом же ковчежце содержится кисточка для елея.

Совершение Крещения младенцев, особенно начинающими священниками, требует внимания и определенной тренировки в части самого погружения, чтобы младенец при погружении не взял ртом воды и не захлебнулся. Опытные священники совершают это следующим образом. При погружении ладонью правой руки закрывают рот и нос младенца, а крайними пальцами уши. Левой рукой младенец поддерживается за грудь под руки. Младенец погружается в воду вниз ногами. При подымании из воды головы ребенка ладонь у рта опускается, и в это время ребенок инстинктивно делает вдох. И затем опять погружение с закрытым ладонью ртом. После определенной практики все это совершается быстро и слаженно.

ТАИНСТВО МИРОПОМАЗАНИЯ

Миропомазание есть таинство, в котором верующие,

при помазании святым Миром частей тела

во имя Святого Духа, получают дары Святого Духа, возращающие и

укрепляющие к жизни духовной

(Православный катехизис).

Сообщение благодатных даров Святого Духа новокрещенным, подаваемое теперь в Миропомазании, первоначально в апостольское время совершалось чрез молитву и возложение рук. Но с умножением верующих и крестившихся эта внешняя первоначальная форма таинства (руковозложение) была заменена уже при апостолах и их преемниках помазанием Миром (1 Ин. 3, 20, 27; 1 Кор. 1, 27).

В III и IV веках чин Миропомазания достиг своего полного развития и слагался уже из тех элементов, какие в него входят и в настоящее время: помазание святым Миром — с произнесением известных слов, руковозложение, — главным образом в Западной Церкви, — соединенное с молитвой и крестным знамением; крестное знамение называлось печатью в отношении к Миропомазанию.

В IV веке таинство совершалось чрез помазание Миром непосредственно после Крещения (Лаодикийский Собор, 48 пр.). Этим помазанием запечатлевались различные члены и части человеческого тела: чело, очи, ноздри, уста, уши и перси, с произнесением слов: «печать дара Духа Святаго» (Второй Вселенский Собор; Трулльский Собор, 7 пр.; Кирилл Иерусалимский, 95 пр.). Самое помазание совершалось крестообразно, как можно заключить из свидетельств отцов Церкви Дионисия Ареопагита, блж. Августина, свт. Амвросия и др.

Обрядовая сторона таинства Миропомазания состоит из двух частей: из освящения Мира и собственно помазания.

ОСВЯЩЕНИЕ МИРА

Право освящать Миро принадлежит исключительно епископу. В Синодальный период Русской Церкви Миро освящалось однажды в году в Москве или в Киеве. В настоящее время Миро освящается через год в Москве патриархом.

В состав Мира, кроме воды, елея и вина, входит в определенных дозах до 30, а иногда и более, различных благовонных веществ: благовонные масла (бергамотовое, гвоздичное, померанцевое и др.), различные ладаны (росный, простой белый и черный и др.) и корни (фиалковый, имбирный, кардамонный и др.), благовонные цветы (розовые и др.) и травы и многое другое. Разнообразие благовонных веществ символически указывает на обилие и разнообразие благодатных даров Святого Духа, сообщаемых в Миропомазании.

Предварительное приготовление всех благовонных веществ и прочих составляющих — начинается с Крестопоклонной Недели и заканчивается к Страстной седмице. Открытое и торжественное мироварение бывает на Страстной седмице, начиная с Великого Понедельника. Утром этого дня приготовленное вещество мира, равно как и все принадлежности мироварения, архиерей (в Москве патриарх) окропляет святой водою (для этого на месте совершается водоосвящение) и сам возжигает под котлами огонь, который и поддерживается потом во время мироварения священниками и диаконами. Во все время мироварения священнослужители непрерывно читают Евангелие.

В Великую Среду в приготовленное миро кладут ароматы. Затем миро разливается в 12 сосудов. В Великий Четверг, пред чтением часов, священнослужители переносят эти сосуды в алтарь и поставляют на приготовленных местах около жертвенника. На жертвеннике же поставляется сосуд (алавастр) с Миром, освященным прежде. Во время великого входа священники, сослужащие патриарху, предносят пред Дарами сосуды с Миром (освященным и еще не освященным) и поставляют их вокруг престола. Алавастр с преждеосвященным Миром поставляется на престоле. После освящения Святых Даров, после слов: «И да будут милости...», — патриарх освящает Миро, благословляя трижды крестным знамением каждый сосуд, читая особую молитву, в которой испрашивает у Господа наития Святого Духа на Миро, чтобы Господь сотворил его помазанием духовным, хранилищем жизни, освящением душ и телес, елеем радования.

В следующей молитве патриарх приносит благодарение Богу за освящение Мира. Затем он благословляет еще раз трижды каждый сосуд и закрывает их. Освященное таким образом Миро после литургии переносится в особое хранилище при пении 44-го псалма. Здесь в каждый сосуд освященного Мира вливается из алавастра по несколько капель преждеосвященного Мира, а сам алавастр дополняется вновь освященным Миром. Из Московской Патриархии освященное Миро рассылается епархиальным архиереям.

В приходских храмах полученное от епископа Миро хранится в алтаре на престоле в специальном ящике, называемом мирницей, в которой полагается сосуд со святым Миром, а также сосуд с освященным елеем (с соответствующей надписью: «Святое Миро» и «Святой елей»), ножницы, губка и две кисточки для помазания — одна Миром, другая — елеем.

МИРОПОМАЗАНИЕ

Помазание Миром совершается священником непосредственно за Крещением. В обрядовой стороне этого священнодействия везде выражается мысль о тесной внутренней связи его с Крещением.1

После молитвы: «Благословен еси, Господи Боже Вседержителю», служащей переходом от совершения таинства Крещения к совершению таинства Миропомазания, священник помазует новокрещенного Миром крестообразно на челе, очах (веках), ноздрях, устах, ушах, персях, руках и ногах, произнося при каждом помазании слова совершительной молитвы таинства:

«ПЕЧАТЬ ДАРА ДУХА СВЯТАГО, АМИНЬ».

Этим видимым действием освящаются невидимо Святым Духом мысли, чувства и все действия жизни человека.

После помазания Миром священник с восприемниками и крещаемым совершают

троекратное хождение вокруг купели со свечами при пении: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся, аллилуиа».

Круг есть символ вечности, поэтому кругообразное обхождение со свечами выражает вступление новопросвещенного в вечный союз со Христом, Светом мира (Ин. 8, 12), а также радость новопросвещенного и всей Церкви о совершающемся таинстве духовного рождения нового сына Церкви. (Обхождение начинается с правой стороны — как вокруг храма).

Чтение Апостола и Евангелия. После обхождения вокруг купели и пения прокимна читается Апостол и Евангелие, которые одинаково относятся к крещению и к миропомазанию, указывая на внутреннюю связь между ними.

Апостол объясняет цель и плоды крещения как образа погребения и воскресения Господа и начинается словами: «Братие, елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся» (Рим. 6, 3—11). Евангелие повествует о явлении воскресшего Иисуса Христа ученикам на Галилейской горе и повелении Его учить «вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мк. 28, 16—20). Это первое из воскресных утренних Евангелий.

После чтения Евангелия бывает ектения: «Помилуй нас, Боже», в которой прилагаются прошения о восприемнике и новопросвещенном, после которой по Уставу положено совершать отпуст.

В самом чинопоследовании таинств Крещения и Миропомазания, на связь их с литургией указывает: начальный возглас крещения «Благословенно Царство», великая (мирная) ектения, пение прокимна, чтение Апостола и Евангелия.

Омовение. В настоящее время, по чиноположению Православной Церкви, после ектении «Помилуй нас, Боже» отпуста не бывает, а священник совершает подряд еще два действия: омовение и пострижение власов.

В древней Церкви эти два действия совершались на восьмой день после крещения и миропомазания. В продолжение предшествовавших семи дней новокрещенные тщательно сохраняли на себе елей и святое Миро, полученные в двух таинствах, и потому не омывались, равно и не снимали белых одежд, полученных в крещении. Все это время они проводили в посте и молитве, удалялись от мирских удовольствий и развлечений. Воспоминание о такой практике древней Церкви сохранилось в нашем Требнике, относящем омовение на восьмой день.

Омовение совершается по следующему чину: священник читает молитвы, в которых просит Господа сохранить на новопросвещенном духовную печать непоруганной, соделать его непобедимым подвижником и сподобить его вечной жизни.

Потом «разрешает, — сказано в Требнике, — пояс отрочате и пелены» и, соединив края их, омочает их в чистую воду и кропит новокрещенного, говоря: «Оправдался еси, просветился еси, освятился еси, омылся еси именем Господа нашего Иисуса Христа, и Духом Бога нашего».

Затем совершает губкой, напоенной чистой (теплой) водою, самое омовение частей тела, помазанных елеем и Миром, произнося слова:

«Крестился еси, просветился еси, миропомазался еси, освятился еси, омылся еси; во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь».

Как в предыдущих, так и в последующих словах указывается на преемственное совершение таинств, которых удостоился новокрещенный, а именно, слова:

оправдался еси — указывает на прощение грехов;

крестился еси — на освящение души и тела в водах крещения;

просветился — вместе с тем и на просвещение души верою в этом таинстве;

миропомазался — на таинство Миропомазания;

освятился — относится к таинству Евхаристии, которой сподоблялись новокрещенные в древней Церкви в течение семи дней;

омылся — относится к настоящему обряду омовения.

Пострижение власов совершается вслед за омовением. Оно предваряется молитвой, в которой священник испрашивает благословение Божие на новокрещенного и на главу его, да преуспев в возрасте, «сединами старости славу Богу возслет» и увидит благая Иерусалимова.

Затем крестовидно постригает волосы на голове новокрещенного, произнося:

«Постригается раб Божий (имя) во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (певцы — «Аминь»).

Пострижение волос на голове означает подчинение новокрещенного Иисусу Христу и посвящение его на служение Богу.

Пострижение волос на голове совершается обыкновенно в том порядке, в каком благословляется голова: сперва постригается затылок, потом — передняя часть головы, далее правая и левая ее стороны.

За пострижением волос следует краткая ектения: «Помилуй нас, Боже», — о восприемнике и новокрещенном. А затем бывает отпуст с крестом, где обыкновенно поминается святой, в честь которого дано имя крещенному. После отпуста дается крест для целования сперва новокрещенному, потом восприемникам.

Воцерковление

Воцерковление есть введение новокрещенного человека в церковное общество и причисление к нему. По своему происхождению воцерковление имеет еще значение дозволения входить в храм.

Чин воцерковления младенца совершается на 40-й день по рождении над уже крещенным младенцем.

Этот чин следует обычно сразу после чтения «Молитв жене родильнице в 40-й день» («сороковой молитвы»). После чтения последней (4-й) молитвы священник, взяв младенца на руки, творит им образ креста, — сперва пред вратами храма (в притворе), — произнося слова:

«Воцерковляется раб Божий (или раба Божия) (имя) во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь».

Входя в храм, произносит:

«Внидет в дом Твой, поклонится ко храму святому Твоему».

Посреди же церкви снова творит образ креста со словами:

«Воцерковляется раб Божий...» и после них говорит:

«Посреде церкве воспоет Тя».

Наконец, перед царскими вратами в третий раз священник, творя младенцем образ креста, произносит те же слова: «Воцерковляется раб Божий». И если младенец мужского пола, то вносит его в алтарь, обнося вокруг престола чрез горнее место, и после поднесения его (приложив) к местным иконам, отдает в руки принесшим его. Если же младенец женского пола, то в алтарь не вносится, а только пред царские врата. Воцерковление священник заключает молитвой Симеона Богоприимца: «Ныне отпущаеши...» и отпустом с крестом.

Литургика: Таинства и обряды.

Сегодня у нас в гостях был настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин.
Мы говорили о том, что ждет человека после прихода в храм и воцерковления, становится ли это концом привычной жизни и переходом к тяжелому, безрадостному духовному труду, или с воцерковлением жизнь переходит на иной насыщенный уровень.

Ведущие: Владимир Емельянов и Алла Митрофанова

В. Емельянов

Вы слушаете «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов и Алла Митрофанова…

А. Митрофанова

Добрый светлый вечер!

В. Емельянов

Наш сегодняшний гость - настоятель храма Святого благоверного Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин. Здравствуйте, отец Игорь!

Протоиерей И. Фомин

Добрый вечер!

В. Емельянов

Мы сегодня решили поговорить о том… Ну, знаете, такая тема - она, в общем, с одной стороны, бесконечная, с другой стороны, каждый раз, когда начинаешь затрагивать вот эти вопросы, каждый раз какие-то пласты открываются, и получается, что мы не в целом говорим об этом, а зацепляемся за какую-то конкретную идею и продолжаем. Вот мы сегодня решили поговорить о том…

А. Митрофанова

- «…есть ли жизнь на Марсе».

В. Емельянов

- …»есть ли жизнь на Марсе», то есть, есть ли жизнь после воцерковления. Потому что можно и услышать рассказы священников, можно и почитать разную литературу. Разные периоды описывают - вот прямо новообращенный человек испытывает такую Господню поддержку, прямо вот он весь в эйфории такой находится. Потом многие описывают состояние, что - раз! - и вдруг эта поддержка исчезает, и уже лень пойти в воскресенье на литургию, и вообще, и праздники отмечать уже там. А уж утреннее и вечернее правило - «ой, да ладно, вот сейчас хороший сериал, так что я…» Поэтому давайте сегодня поговорим о том… Вот принял человек крещение - да. Дальше что? Как он должен строить свою жизнь?

А. Митрофанова

Его могли в детстве покрестить, и никаких проблем…

В. Емельянов

Да, согласен с тобой. Да, его крестили, скажем, в детстве, но он не был воцерковлен, и как бы он знает, что он крещеный, но вот это все для него немножко в стороне. Наступает какой-то момент жизни, и он приходит в Церковь.

Протоиерей И. Фомин

Ну, конечно, логически было бы сразу сказать, что если он сам покрестился или его покрестили, то любое начатое дело надо, скажем так, завершать. Крещение - это дело всей жизни, то есть всю жизнь ты должен как-то идти ко Христу. Это было бы логически. Услышать разные рассказы про то, как люди воцерковляются, или как они ходят в храмы, или как вот Вы очень хорошо так, со знанием дела, сказали про сериалы и вечернюю молитву - вот я так понимаю, какая-то есть картинка из жизни… О каждом человеке можно говорить отдельно, о каждом человеке можно говорить особо. Что делать самому человеку в процессе воцерковления? Я так понимаю, вот этот вопрос для нас самый главный - и даже, скажем так, не в процессе воцерковления, а после воцерковления. Раз есть жизнь на Марсе, значит, должна быть жизнь и после воцерковления.

А. Митрофанова

А жизнь на Марсе есть?

Протоиерей И. Фомин

М-м… Нет!

(Смеются.)

А. Митрофанова

Вот Вам и ответ на вопрос!

Протоиерей И. Фомин

Жизни нет на Марсе, а жизнь после воцерковления - она, в общем-то, должна быть. И ее, естественно, надо искать, ее, естественно, надо смотреть. Если мы посмотрим на свою обычную жизнь, то мы увидим, что где-то 80% нашей жизни - это такая рутинная работа, не всегда приятная, не всегда очень хорошая…

А. Митрофанова

Иногда любимая работа.

Протоиерей И. Фомин

Иногда любимая, но очень рутинная, которая состоит из многих разных нюансов, которые даже никто другой, может быть, и не замечает - как это ты готовишь такой айсберг, да? И только 20% - это то, что действительно тебе хорошо, приятно, приносит какое-то отдохновение, пользу, как нам кажется. Но на самом деле пользу приносят вот именно те 80% той рутинной работы, которая никому не видна, никому не известна, и, в общем-то, загадывать о том, как человек достиг тех или иных успехов, в общем-то, мы даже не можем. Мы читали о святых - о Серафиме Саровском, о преподобном Сергии Радонежском, и мы можем прочитать, что вот он носил воду из колодца - какие-то совершенно простые…

А. Митрофанова

Колол дрова, готовил сухарики в котелке.

Протоиерей И. Фомин

- …простые, естественные штампы, мы, скажем так, можем услышать, и все. А на самом деле вот труд. Это же естественный труд - вот о чем я только что сказал - о сухариках в котелке, о колке дров и ношении воды, переводе пожилых людей через дорогу. Это же все естественное, то, что каждый человек делает. А вот как он это делает с любовью, как он общается с другим человеком с любовью - вот здесь, конечно, большой вопрос. Вот как этого достичь? Давайте пробовать, смотреть.

В. Емельянов

А вот это достигается через какое-то определенное время, или можно всю жизнь идти этим путем и так этого и не достигнуть? Вроде как, любишь людей, а вроде как, без людей-то и получше будет, поспокойней?

Протоиерей И. Фомин

Да, когда мы смотрим на икону такую многокомпозиционную, то мы видим, допустим, дорогу, которая не уходит в точку, а, наоборот, расходится - так называемую обратную перспективу, да? Это язык иконы, иконописи. Мы видим, что за иконой открывается большой мир, большая дорога. Что дерево не так растет, дом не так построен - не так, как мы бы это видели в нормальной жизни. В духовном мире сначала тебе что-то дается. Тот, кто воцерковлялся уже в зрелом возрасте, может это увидеть и понять, что ему вдруг все сразу дается - понимание других людей, понимание каких-то вещей. Такое, знаете, райское состояние, «Адамово» состояние, когда можно называть грамотно вещи, предметы, животных, людей и тому подобное. И вдруг в какой-то момент ты начинаешь переживать богооставленность. Такое впечатление, что ты стучишься куда-то в дверь, где должен быть Господь, а там молчание.

В. Емельянов

Явление это вызывает, надо сказать, недоумение поначалу.

Протоиерей И. Фомин

Да. Нам хочется, чтобы у нас все было по нарастающей.

В. Емельянов

Или, как минимум, продолжалась вот эта благость, которая случилась сразу после, да?

Протоиерей И. Фомин

Да, совершенно правильно. Хотя бы вот чтобы она осталась. И вдруг наступает период, когда тебе приходится потрудиться. В Священном Писании вообще есть очень такие странные моменты, странные вещи. Вот давайте вспомним пир Валтасара, последнего египетского царя - это описано в «Книге пророка Даниила», - когда он, пиршествуя уже несколько дней (запой такой был, в общем-то, хороший) со своими друзьями, со своими подданными, вдруг повелевает принести священные сосуды из разоренного Иерусалимского храма. И совершает такое святотатство - святотатство, которое, в общем-то, не имело прецедента, никаких других, в общем-то, похожих аспектов. И вдруг появляется рука на виду у всех пиршествующих и на стене начертала совершенно никому не понятные слова. Никто не может перевести, все, естественно, в ужасе, испугались…

А. Митрофанова

- «Мене, текел, фарес».

Протоиерей И. Фомин

Да. Призывают пророка Даниила, точнее, нескольких толкователей сначала призвали, потом призывают пророка Даниила, и он расшифровывает: «Взвешен, измерен, найден очень легким - твоя участь сочтена». И действительно через какое-то время этот царь, Валтасар, умирает, погибает, а все его царство, в общем-то, завоевывают, если не ошибаюсь… там персы, кажется, завоевали их полностью. И вот действительно, казалось бы, чего проще Богу взять и сказать напрямую: «Слушай, пить нельзя, это нельзя, делай то, делай се, вот так поступай, и будет тебе счастье». Но Господь почему-то обращается на совершенно каком-то непонятном языке. Духовная жизнь - это не просто какая-то инструкция по переходу через дорогу. Это не какая-то инструкция, которую ты сейчас должен буквально соблюсти, и будет тебе счастье, и будешь ты счастливым ходить, улыбаться, со всеми здороваться, и так далее, и тому подобное. Это труд. Это такой большой-большой труд - то, что в самом начале, для чего творился человек. В самом начале он был насажден в Раю, и первая заповедь, которая ему была дана, - трудиться, возделывать Рай. Он, возделывая Рай, должен был войти в совершенство. Естественно, мы можем говорить, что это такое образное описание и тому подобное. Что работа огородника - она, в общем-то, приводит в таким замечательным последствиям. Мы, допустим, знаем Каина и Авеля, да? Каин был огородником, и совершенно к другим последствиям пришел. Нет, это мы должны понимать, что это повеление Бога - именно в труде возделывать рай, расти духовно, над собой работать, и так далее, и тому подобное. И вдруг приходит лукавый и говорит: «Трудиться не надо. Сейчас мы тебе дадим таблеточку, ты быстро похудеешь, ты быстро выучишь через 25-й кадр английский язык» и так далее, и тому подобное.

В. Емельянов

Ну, и многие ведутся на эту тему.

Протоиерей И. Фомин

Да не многие, а все человечество, как мы, в общем-то…

В. Емельянов

А, все, в общем, да? Ну, может быть, не все?

Протоиерей И. Фомин

На 25-й кадр - не все, на таблетку - чуть больше, а на яблоко - совсем все, в общем-то, к сожалению, ведутся.

В. Емельянов

Ну, вкусно!

Протоиерей И. Фомин

Да. Ну, может быть, на яблоко даже не все, а вот на сыр в мышеловке обязательно все поведутся.

А. Митрофанова

Ну, это имеется в виду эта попытка зайти в Царствие Небесное, как бы это сказать, «через задний вход». То есть ну проскочить как-нибудь, без вот этой внутренней работы. Вы об этом?

Протоиерей И. Фомин

Да, я об этом. Я о том, Что мы пытаемся въехать в Царствие Небесное на каких-то, может быть, вспомогательных вещах, которые действительно тебе помогают совершенствоваться внутренне, но они не вводят тебя в Царствие Небесное. Я сейчас, конечно, скажу, может быть, крамольную вещь для многих, скажем так, богословов не совсем ученых, но крамольную вещь. Я говорю об исповеди, я говорю о причастии, я говорю именно о таких вещах. Я говорю о молитве, я говорю именно о том, что должно быть келейным и внутреннем в человеке, а не внешним в человеке должно быть. Все это должно быть очень внутренним. Это все помощь, которая должна тебя изменить. Что происходит с нами? Человек воцерковляется, он вдруг получает какой-то набор определенных стандартов жизни в Церкви - то, о чем я сказал: молитва, исповедь, причастие, таинства и тому подобное. И он начинает этим пользоваться - ничего у него не происходит. А очень хочется, чтобы так, по щелчку, по мановению все вдруг изменилось.

В. Емельянов

Но он же при этом читает о том, что «имейте терпение», «будьте смиренны», и он же пытается, он ждет.

Протоиерей И. Фомин

Молится.

В. Емельянов

Молится.

Протоиерей И. Фомин

Чтобы Господь ему послал терпения. Когда Господь вдруг посылает жену сварливую - где это терпение? Он молится о смирении…

В. Емельянов

Батюшка, знаете, была такая…

Протоиерей И. Фомин

- …и вдруг приходит муж, который начинает смирять жену. И где вдруг это смирение? Понимаете, я говорил о том, что воцерковлением только все начинается. И на воцерковление Господь дает силы.

А. Митрофанова

Трамплин.

Протоиерей И. Фомин

Такой трамплин, на котором ты можешь понять, чего тебе,куда тебе надо прийти. Вот эта точка, куда тебе надо прийти. Вот вспомните, дорогие мои радиослушатели, когда Вы сами воцерковлялись, что это, какое это необычайное было состояние. Это постоянно светит солнышко, кругом все - абсолютно замечательные люди. Правда, они потом в одночасье как-то сошли с ума…

В. Емельянов

Протоиерей И. Фомин

Это вот состояние совершенно уникальное, совершенно потрясающее. И мы должны поставить там флажок: вот сюда нам надо будет вернуться. Мы сейчас будем должны понимать, что мы сейчас пойдем по очень большой петле жизненной…

В. Емельянов

А мне кажется, человек не понимает в данный момент, когда он находится вот в этом таком вот воодушевлении, он про эти петляющие моменты-то не думает. Он как раз думает о том, что, значит, до этого времени я блуждал по каким-то буеракам, и вот Господь меня вывел на дорогу, вот он, путь вперед. Но он даже Но он даже не подозревает о том, какие там ухабы, ямы, кюветы и так далее.

Протоиерей И. Фомин

Да, здесь сразу другое состояние человека… Мы должны отметить: после грехопадения человек начинает приписывать все доброе себе, а все злое - «за что мне это, Господи?», назовем вот так вот страницу из жизни. И, приписывая себе, ну, естественно, получая какие-то блага, какие-то дары, мы думаем, что так оно и будет всегда. «Я же это получил, я этого достоин! Со мной это останется всегда!» Оказывается, этим надо еще уметь управлять, чтобы это у тебя осталось. Если ты сразу не начинаешь этим правильно управлять, это, естественно, у тебя уходит. И к этому, естественно, надо будет прийти через какое-то время, какими-то усилиями. Открывая Евангелие, мы первое, с чем сталкиваемся (если я не ошибаюсь, это 11-я глава у апостола-евангелиста Матфея), что Царствие Небесное нудится, то есть силою берется. И только те, кто применяет усилие, те входят с Царствие Небесное. Какое усилие? Ни в постах, ни в молитвах, ни в исповеди, ни в причастии… Другое усилие. Мы должны вот здесь очень четко это понимать. Это все средства, которые помогут нам потом вот эти усилия, ну, скажем так, зацементировать, сложить кирпич на кирпич. Если это невысоко, это будет стоять. А здание Вы никогда не сложите без цемента. Вот молитва, причастие, исповедь - это цемент, это то, что мы не видим. А наши «кирпичи» - это те добродетели, которые очень часто приходится себе навязывать.

А. Митрофанова

Протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма Святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО, сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». И мы говорим том, есть ли жизнь после прихода в Церковь. Отец Игорь, Вы уже несколько раз упомянули добродетели и какие-то дары, которые мы приобретаем, и прочее. А можно Вас попросить конкретизировать, о чем идет речь? Какие дары?

Протоиерей И. Фомин

Дары? Духа Святаго. Открываем «Послание апостола Павла коринфянам» мы, в общем-то, считаем, что дары Духа Святаго - это любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. вот эти девять даров - такие плоды, которые у нас должны вырасти, мы можем разделить на три группы: по отношению к Богу, по отношению к человеку, по отношению к себе. Вот эти дары. И их надо… ну, скажем так, чтобы они созрели на тебе. Ну где видели, в каком саду, покажите мне, чтобы яблоки там появлялись сразу, виноград сразу вызревал?

В. Емельянов

Ну, это, наверное, только райский сад.

А. Митрофанова

Ну, да, Эдем - наверное, они там всегда и были просто.

Протоиерей И. Фомин

Может быть, вот именно там. Но я там пока что еще не был, как апостол Павел, не был восхищен… (Смеется.) Кто был, тот, может быть, засвидетельствует. Но будем предполагать, что так оно там и есть. Но любой плод цветет, зреет, он проходит какие-то определенные моменты. Если его раньше сорвешь… Мы можем вспомнить, что с лисицей случилось, которая виноград попробовала…

А. Митрофанова

Зеленый.

Протоиерей И. Фомин

Да, с тех пор лисы больше не едят виноград.

А. Митрофанова

Не едят виноград, нет.

Протоиерей И. Фомин

Вот очень хорошо нам наш баснописец это все описал. И вовремя должны быть собраны плоды, о которых мы сейчас, в общем-то, говорим. И вот это вызревание, это возделывание этих плодов лежит, естественно, на человеке. Естественно, он должен внимательно относиться к себе, внимательно относиться к окружающим людям, к своим поступкам, к своим шагам, и так далее, и тому подобное. То есть о чем мы можем говорить после воцерковления? Человеку, который не хочет трудиться, невозможно будет дальше жить после воцерковления.

В. Емельянов

То есть мы вот эту первую часть более-менее закрываем и делаем такой вывод, что надо напрягаться? То есть ты принял крещение, ты сходил пару-тройку раз в храм, и ты считаешь, что, типа, все нормально. Ничего подобного - надо напрягаться, надо впрягаться и надо работать.

А. Митрофанова

В общем, все серьезно.

Протоиерей И. Фомин

Очень серьезно. И там еще один очень важный момент - мы должны оставить всякую свою правду.

А. Митрофанова

В каком смысле?

Протоиерей И. Фомин

Каждый человек имеет внутреннее ощущение своей правоты, своей правды - так называемый «оправдательный момент». Мы же себя оправдываем абсолютно во всем. Вот чего бы мы с Вами ни совершили, ну даже самое поганое… Что мы можем сделать самое страшное?

А. Митрофанова

Ну, обнаружить внутреннюю мотивацию.

Протоиерей И. Фомин

В. Емельянов

Протоиерей И. Фомин

Ну, не очень долго как-то ты признаешь, что ты негодяй.

А. Митрофанова

Нет-нет, это по-разному бывает, действительно.

В. Емельянов

Разные случаи, да.

Протоиерей И. Фомин

Разные случаи. Но посмотрите - все мы себя питаем, все мы себя как-то одеваем, пораньше спать кладем или, наоборот, подольше в Фейсбуке сидим, и так далее, и тому подобное. То есть мы себя утешаем, ублажаем и тому подобное. Мало кто себя наказывает. Церковь говорит о том, что человек должен немножечко себя переломить. Себя, не ближнего.

А. Митрофанова

- (Смеется.) Важная разница!

Протоиерей И. Фомин

Да, очень большая разница. Поговорка о том, «зачем смиряться самому, когда можно смирить другого?», она не работает здесь.

В. Емельянов

Она, кстати, очень такая характерная тоже для новообращенных. Они, типа, знают теперь, как надо жить.

А. Митрофанова

Ну, что Вы! Я помню, как она появилась. Это стеб чистой воды, ну извините! (Смеется.)

В. Емельянов

Нет, ну новообращенные знаешь как любят поучать, как надо жить-то!

Протоиерей И. Фомин

Хорошо, хорошо, пусть это будет стеб. Но он очень же хорошо показывает, действительно, состояние человека, который пришел в храм. Он все знает - он знает, сколько, когда надо читать молитвы, как причащаться, как служить Божественную литургию, какие, что там - все по правилам у него разложено. И вот это страшно. Там совершенно никуда не может втиснуться милосердие. Ну вот оно пытается втиснуться в эти правила, а ему говорят: «Подождите, подождите…»

В. Емельянов

- «Минуточку!»

Протоиерей И. Фомин

- «Минуточку, мы сейчас вот здесь…»

А. Митрофанова

Протоиерей И. Фомин

А. Митрофанова

Творчеству тоже места нет в такой системе жесткой.

Протоиерей И. Фомин

А. Митрофанова

Потому что творчество - это же… Ну, должно быть внутреннее пространство какое-то, внутренняя свобода для того, чтобы это проявлялось. А еще должна быть любовь. А здесь, вот Вы знаете, мне кажется, очень важная вещь такая - чем больше мы чего-то боимся (нарушить какие-то правила, чего-то недочитать, недоделать предписанного и где-то чего-то недособлюсти, или, там, не три раза перекреститься, а два, и так далее), чем больше мы боимся вот такие вещи нарушить, тем меньше в нас любви к тому, что нас действительно окружает. Чем больше страха, тем меньше любви. Я не знаю, как это работает. Но я просто вижу…

Протоиерей И. Фомин

Работает очень просто: там, где есть страх, там нет любви. Там, где есть любовь, там нет страха. Это два взаимоисключающих состояния. Поэтому мы должны очень четко смотреть. Если человек любит, он готов и в огонь, и в воду броситься. Вот посмотрите, как…

А. Митрофанова

Ему, в общем, не важно, что там, какие обстоятельства, да?

Протоиерей И. Фомин

Ему совершенно не важно, что там, какие преграды, что за этим дальше будет стоять для него. Ему важно, как он может помочь другому, может ли он вообще помочь. Он вообще не рассчитывает даже силы. То есть человек в любви… Ну, мы же знаем, что когда человек пребывает в любви, он безумен. Он способен на совершенно из ряда вон выходящие…

А. Митрофанова

Ну, не всегда в плохом смысле слова…

В. Емельянов

Ну, это страсть, скорее, это одержимость - вот то, о чем Вы говорите.

А. Митрофанова

Протоиерей И. Фомин

Ну, вот отец спасает сына в горящем доме. Если вот так посмотреть, он не успевает - там уже все сгорело. Он все равно туда бросается, его пытаются удержать, он отбивается. Ему наплевать, что с ним будет - ему главное иметь возможность помочь своему ребенку. Причем, обратите внимание, даже не потому, что потом он себя будет укорять, что он этого не сделал, а ведь мог. Не из-за этого.

А. Митрофанова

Нет, это инстинктивно абсолютно происходит.

Протоиерей И. Фомин

Это очень хорошее слово - «инстинктивно». Потому что любовь - она в нас заложена. Каждая душа - христианка. И есть любовь естественная, а есть любовь приобретенная. Есть добродетель естественная - мы видим радостных людей, а есть радостные люди или люди, которые любят, которые заставили себя быть добрыми, которые заставили себя любить других людей, которые над собой так работали, что смогли войти вот в эту радость Господа, смогли себя изменить. И поверьте мне, что все это возможно. Начти улыбаться, мимически - любому проходящему человеку. Вот начни. У каждого по-разному. У кого-то через неделю, у кого-то через три месяца, у кого-то - через шесть месяцев, не больше. Вот не больше, гарантирую, эта улыбка упадет в сердце, и там будет очень радостно. И ты вдруг увидишь других людей. И ты вдруг начнешь их в любом случае оправдывать, и ты вдруг начнешь их жалеть.

В. Емельянов

Я ехал как-то в троллейбусе, напротив меня сидела молодая женщина…

А. Митрофанова

Улыбалась?

В. Емельянов

Улыбалась. Очень не по себе мне было, честно скажу.

А. Митрофанова

- (Смеется.) Я вот тоже об этом сейчас подумала…

Протоиерей И. Фомин

Так мы же это должны понимать. И есть улыбка, которая наполнена сарказмом и такой веселостью, а есть улыбка радости.

А. Митрофанова

Есть, знаете, такой состояние - я бы его определила как, может быть, сияние какое-то внутреннее. Вот человек просто может даже мимически в этот момент не улыбаться, но видно, что…

Протоиерей И. Фомин

А глаза у него будут улыбаться.

А. Митрофанова

Да, да-да. Вот что-то такое исходит изнутри, и невозможно не остановить на этом взгляд. Это классно.

В. Емельянов

Уважаемые коллеги, мне вот еще такой хотелось бы вопрос обязательно поднять, и задать его, и поговорить, пообщаться на эту тему. Наверное, все-таки человеку, который приходит в Церковь, нужно какое-то духовное руководство обязательно. И не всегда это получается сразу, и не всегда человек может сказать: «Да, у меня есть духовник». А некоторые вообще могут сказать: «Да, я вот езжу к старцу, например, или общаюсь с ним». Вот какова роль духовника? И вообще - а как его найти? А кто это должен быть? В этом храме должен быть духовник, тот человек, который крестил тебя, или это совершенно в другом месте может быть?

Протоиерей И. Фомин

Антоний Сурожский очень замечательно сказал, что легко человеку попасть в Царствие Небесное, если он увидит отблеск сияния Божественной Славы на лице другого человека. Тот, кто встретил в своей жизни вот такого человека, на котором увидел отблеск вот этой Божественной Славы, ему действительно легко. Могу свидетельствовать по себе - у меня был именно такой духовник, на котором - не только на лице, на всем на нем, в общем-то, светился такой отблеск Божественной Славы. Найти духовника, я считаю, это очень важно. Духовник для мирянина и духовник для монастыря, естественно, очень серьезно различаются.

В. Емельянов

Ну, мы - миряне. Давайте поговорим про…

Протоиерей И. Фомин

Да, у них разные задачи. Хотя я не думаю, что мы здесь, на радио «Вера», должны ограничиваться… И я, конечно, еще не знаю, что обязательное прослушивание радио «Вера» введено в каких-либо монастырях…

В. Емельянов

Что, правда?

Протоиерей И. Фомин

Я такого еще пока не знаю…

А. Митрофанова

И слава Богу! (Смеется.)

Протоиерей И. Фомин

Но я знаю, что отдельные монашествующие в монастырях слушают радио «Вера»…

В. Емельянов

Ну и слава Богу!

Протоиерей И. Фомин

Да, это радостно. То есть духовник - это тот человек, который возьмет тебя за руку, если можно так сказать образно, который знает, как пройти через вот этот бурелом, через эти буераки…

А. Митрофанова

Вергилий такой!

Протоиерей И. Фомин

Да. Пройти по всяким тропкам, перепрыгнуть с кочки на кочку в топком месте…

А. Митрофанова

Гид по аду.

Протоиерей И. Фомин

Да, он тебя вот так проведет по этой жизни. И когда Вы уже увидите, что за несколькими рядами деревьев вдруг забрезжила полянка, куда Вы направляетесь, он обычно подталкивает вперед человека, и тот уже самостоятельно выходит, думая потом несколько лет, что это вот сам он прошел эти топи, и тому подобное.

В. Емельянов

А вот… Да, прошу прощения.

Протоиерей И. Фомин

Я хочу очень важную вещь заметить: духовник не должен собой заслонять Христа. Это очень важный момент.

В. Емельянов

А своя воля при этом у человека - она должна как-то включаться в процесс, или он должен отдаться целиком и полностью руководству своего духовника?

Протоиерей И. Фомин

Конечно, должна включаться. Обязательно. В какой цвет клеить обои, он должен самостоятельно решать. И сколько молитв ему читать на данном этапе, я считаю, тоже должен, в общем-то, он сам решать. Потому что, я повторюсь, для мирянина… Для каждого мирянина свой, в общем-то, должен быть подход. Нельзя вот взять и одинаково решить, что тебе надо жить вот именно так, так и так. Да извините, ни один духовник не знает, какие у него там творчества, если все вместе сложить. Как у него в семье, как у него в подъезде, как у него на лестничной клетке, как у него на работе, и так далее, и тому подобное. Духовник может ему описывать состояние, в которое он… Он может ему подсказывать, что у него должно твориться в сердце в тот или иной момент. Он, беседуя с ним, подсказывает, как избежать тот или иной грех, поддерживает его в принятии решения или выбирает для него решение из предложенных двух или трех самим мирянином. Но никогда духовник для мирянина не может его насильно как бы переломить. И мне кажется, это очень важный момент.

В. Емельянов

Настоятель храма Святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин у нас сегодня в гостях. Это программа «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов и Алла Митрофанова. Мы вернемся к Вам через минуту.

А. Митрофанова

Еще раз добрый вечер, дорогие слушатели! Владимир Емельянов, я - Алла Митрофанова, и у нас в гостях сегодня протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма Святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО. Мы говорим на тему о том, есть ли жизнь после прихода в храм. Собственно, она так несколько лукаво сформулирована, потому что, конечно, есть, никто от этого не умирал. Может быть, только ближние умирали, а сам-то человек не умирал.

Протоиерей И. Фомин

Ближние, скорее всего, от этого спасались.

А. Митрофанова

А, спасались! Святыми становились! Да-да-да! (Смеется.)

Протоиерей И. Фомин

Становились святыми в смирении, в общем-то, да.

А. Митрофанова

Да-да! Это непростой такой период. Но, вместе с тем, когда вот этот период неофитства заканчивается и начинается какая-то другая жизнь, хочется попытаться понять, а что же делать и где те маячки, те знаки, которые Господь нам в жизни оставляет, за которыми нужно дальше идти. Я помню, дальше спрашивала священника - очень образованного, в очень хорошем храме, - как понять, правильно ли я живу. Ну, не могу я разобраться. Вроде бы, и то, и другое, и третье, но я же знаю, что мы все грешники. Так вот как бы мне это увидеть в своей жизни? Он говорит: «Это делается очень просто: открываешь Евангелие и смотришь, живешь ты по Евангелию или не живешь ты по Евангелию. И я поняла, что я открываю Евангелие и ничего не понимаю. Отец Игорь, Вы могли бы объяснить, что значили эти слова? Я их слышала уже тогда много лет назад, у меня есть сейчас уже своя определенная своя реакция на эту тему…

Протоиерей И. Фомин

Вы теперь уже открываете Евангелие и понимаете, живете Вы по Евангелию или не живете?

А. Митрофанова

- (Смеется.) Ну, это, скажем так, уже другая история, да.

Протоиерей И. Фомин

Это жизнь после воцерковления. Это вот хорошая жизнь после воцерковления. Евангелие действительно является зеркалом нашей души. В Евангелии очень хорошо описано то состояние, в котором должен пребывать человек. Если мы открываем Евангелие, то, прочитав его, мы можем сказать: «Господи, я соблюл все Твои заповеди, я не убил, я не прелюбодействовал, я не лгал, я не крал, я почитаю отца и мать…»

А. Митрофанова

Белый и пушистый.

Протоиерей И. Фомин

Белый и пушистый. «Я соблюл заповеди Твои». А Господь скажет: «Нет. Потому что Мои заповеди (и скажет: читай внимательно Евангелие) - не «не делай», мои заповеди - «люби». И вот оказывается, даже будучи очень хорошим человеком, но без любви, о которой говорит Евангелие, получается, что жизнь воцерковленная - и не жизнь, а какая-то вот такая работа - не с восьми до восьми, конечно…

В. Емельянов

А круглосуточно! (Смеется.)

Протоиерей И. Фомин

Может быть, круглосуточно…

А. Митрофанова

И без выходных!

Протоиерей И. Фомин

Да, и без выходных. Ну, отпуском, конечно. А как же - можно оторваться! Можно же, в общем-то, как-то себя не так повести. То есть о чем я хочу сказать? Евангелие, действительно, это тот образ нормального человека… Я вот хочу подчеркнуть - нормального человека. Потому что вот мы говорим: «О-о! Он святой!» Он не святой - он нормальный. Вот Серафим Саровский - нормальный человек.

А. Митрофанова

То есть святость - это нормальность?

Протоиерей И. Фомин

Это нормальность, да. И вот к этой нормальности…

А. Митрофанова

Нормально так! (Смеется.)

Протоиерей И. Фомин

Да. И вот к этой нормальности человек приходит именно через Евангелие, через общение со Христом, через то, что он начинает трудиться. Мы же считаем успешным и нормальным человеком того, который, допустим, сидит и учится, «ботаника» какого-нибудь, да? Ну, мы его потом считаем нормальным, правильно? Когда он вдруг…

А. Митрофанова

Ну, да. Нет, когда он учится, его нормальным как раз не считают - нет, нет.

Протоиерей И. Фомин

Ну, да-да-да. Его не считают, но потом почему-то он становится нормальным…

В. Емельянов

Более чем, и мы начинаем ему завидовать даже иногда.

Протоиерей И. Фомин

И завидовать, да, и говорим, что «ух ты, а он же, когда мы в институте вместе учились, ну, это совсем был такой отсталый человек», да? Ну, это мы можем за глаза ему сказать. А в глаза-то мы совсем все другое говорим, чтобы быть с ним поближе и не испортить с ним взаимоотношения. То есть, оказывается, опять труд! Опять труд! Опять труд над собой, над какими-то своими усилиями. Общаясь, допустим, с Федором Емельяненко, вот я могу сказать - это такой труженик, который, в общем-то, и понятно, почему выигрывает. Потому что он просто пашет - пашет с утра до вечера. Общаясь с какими-то другими людьми, тоже такими известными - допустим, в интеллектуальном каком-то мире, ты смотришь, какие они труженики, как они пашут, что с ними происходит. Потрясающе просто. И, общаясь с людьми, которые ничего не достигли, спрашиваешь: «А чем Вы занимались вот тогда-то?» «Ну, как чем? Рыбу ловил. По дворам гулял. Пиво пил», - и тому подобное. Ты понимаешь, почему он такой. Только трудящийся чего-то достигает, Только трудящийся входит в Царствие Небесное. Не потому, что мы зарабатываем. Потому что, можно так сказать, мы туда попадаем, если так можно сказать, насильно, помимо какой-то справедливости Божией, а по милосердию Его.

А. Митрофанова

Вы знаете, отец Игорь, мне бы здесь о чем хотелось тоже сказать… Мне кажется, самый главный труд все-таки, вот этот труд любви, о котором мы сейчас с Вами говорим, не зависит от интеллектуальных способностей человека или даже от того, насколько он усердно трудился, когда учился в школе или не учился в школе, и так далее. Это вещь совершенно другая. У нас сейчас, в наше время, очень распространенная вещь - ну, как это мне кажется, - интеллектуально насыщенная жизнь при отсутствии сердечной работы. Нам гораздо проще развивать собственные мозги, чем сердце.

Протоиерей И. Фомин

Да, абсолютно согласен.

А. Митрофанова

Я не знаю, почему, но вижу, что это так. Я вижу, что человек, который блестящий гендиректор…

Протоиерей И. Фомин

Результаты разные.

А. Митрофанова

- …оказывается зачастую неспособен на любовь, например, или что-то вот…

Протоиерей И. Фомин

Результаты разные. Вот интересно. Ценности мира - они очень сильно смещаются в материальные такие ценности. В кредитные карты…

В. Емельянов

Ну, они сместились, так уже скажем.

Протоиерей И. Фомин

Да, они очень сильно туда вот сместились - именно в кредитные карты. И человек, который развивает умственные способности, он пополняет вот эти ценности мирские. А человек, который смещается в сторону любви, очень часто расточает вот это все, этот баланс, который уже ему становится не так важен, и приобретает другое - то, что мир не понимает. То, что мир, скажем так, не может даже оценить. Почему мы видим сейчас в светских СМИ столько нападок на Церковь? Потому что она не может понять, что машины чьи-то или часы какие-то не являются ценностями для человека, который пребывает здесь. Они говорят: «Ну, продайте эти машины». Я даже не знаю, как это делается. Вот поверьте мне, мне это неинтересно. Я езжу на том, что мне дают. Когда я буду зарабатывать столько, что я смогу купить машину, я куплю скромную машину. Пока я езжу на том, что мне дают. Это очень распространенная, в общем-то, такая ситуация в Церкви. Мы не относим себя к тем людям, которые все свое имущество, все свои ценности, а значит, и сердце свое… полагаются только на кредитную карточку. У нас другие ценности. Нам это даже не столько важно. Я думаю, вот именно так.

А. Митрофанова

Отсюда диссонанс, Вы считаете, да?

Протоиерей И. Фомин

Полный. Полный диссонанс. Не понимает мир, не понимает. Просто мы говорим на разных языках.

А. Митрофанова

Ну как? Понимаете, ведь всякий человек хочет любить и быть любимым. И это, в конечном итоге, задача христианина - любить, да? И в этом смысле у нас независимость от того, христианин человек или нет, абсолютно такое стопроцентное поле, на котором мы пересекаемся.

Протоиерей И. Фомин

Да. Поэтому в мире сейчас все большую силу набирают чайлд-фри, и все больше и больше собачек появляется вместо семей.

А. Митрофанова

Ну, это не совсем справедливо.

В. Емельянов

Протоиерей И. Фомин

Ну, нет, я, естественно, не считаю их умалишенными, ни в коем случае…

В. Емельянов

Более, чем прагматичные люди, мне кажется.

Протоиерей И. Фомин

Да это даже не просто прагматичные. Они не хотят себя обременять какими-то тяготами. Любовь в Церкви… Причем, Церковь очень конкретно говорит, кто такой Бог, что такое любовь, ну, и так далее. Что такое смирение и так далее. Если мы говорим о любви, мы можем любовь с Вами прямо сейчас здесь препарировать. Она раскладывается на три основные части: радость, благодарность и жертвенность. И все это - вот радость, благодарность и жертвенность - это усилия. Но мы же хотим любить и быть любимыми. Как мы хотим любить? «О, какой замечательный, прекрасный ребенок!» Получил двойку - «на подзатыльник!», да? Получил пятерку - «пойду-ка, похвалюсь!» Мы любим не его - мы любим себя в нем. Это большая…

А. Митрофанова

Это часто бывает, да.

Протоиерей И. Фомин

Мы любим себя в муже, мы любим себя в жене. «О, какая прекрасная жена - замечательно красивая и тому подобное!», «О, какой там статусный муж!», и замечательно. Нет, мы не любим мужа - мы любим себя в муже. Вот мы можем покрасоваться.

В. Емельянов

Или мы любим свою любовь.

Протоиерей И. Фомин

Или любим свою любовь, да.

В. Емельянов

Вот чувство любви. Мы любим это чувство любви. А окажется, что (нрзб.)…

Протоиерей И. Фомин

Да, посмотрите, какой труд - быть любимым. Ведь у каждого любовь своеобразна.

В. Емельянов

Протоиерей И. Фомин

И любовь другого человека надо уметь принимать. А мы хотим, чтобы нас любили по распорядку.

В. Емельянов

А иногда любовь другого человека душит просто.

А. Митрофанова

Ну, это тогда вопрос к качеству любви. (Смеется.)

В. Емельянов

Того, на которого направлена эта любовь, просто начинают душить ею.

Протоиерей И. Фомин

Да, мы это сейчас можем в семьях видеть сплошь и рядом, когда один ребенок, две бабушки, два дедушки, двое родителей - один папа, один мама, и все на этого бедного ребенка… И он просто вот раздавлен этой любовью.

А. Митрофанова

Да, и это бывает.

Протоиерей И. Фомин

Да. Это просто тихий ужас. Вот просто тихий ужас, что происходит. Но, оказывается, надо уметь любить и надо уметь быть любимым, воспринимать любовь от другого человека. А это труд - очень большой труд, который лишает тебя времени, который лишает тебя спокойствия, который много чего еще дальше будет лишать.

А. Митрофанова

Вы знаете, чем в этом смысле может быть полезен именно опыт церковной жизни и попытки себя осмыслить в христианской системе координат с неизбежностью исповеди, покаяния как пути очищения такого - это опыт критического отношения к себе. Ты понимаешь, что ты, мягко говоря, не всегда бываешь прав и далеко не всегда имеешь право на самооправдание. И большинство вопросов, которые у тебя есть в этой жизни, - твои вопросы к себе самому, а не к окружающим людям или обстоятельствам, или чему-то еще, или к Господу Богу. И вот тогда, когда этот вектор меняется, тогда начинается какой-то существенный сдвиг, возможно, у кого-то. А у кого-то, может быть, и нет. Но это как раз в плане работы над собой и попытки стяжать, достигнуть той самой любви, о которой Вы говорите, мне кажется, очень важная такая деталь, ступенька - не знаю, как это назвать.

Протоиерей И. Фомин

Да, абсолютно правильно. Вот, можно сказать, Вы подвели вот такую черту нашего разговора.

А. Митрофанова

А, да? (Смеется.)

В. Емельянов

Мне кажется, еще нет. Вот мы же еще не поговорили о том, например, какие трудности или опасности могут поджидать новообращенного. Вот такие прямо вот явные, которые… А может быть, есть такие, которых никому не удалось избежать на этой дороге.

Протоиерей И. Фомин

Да, опасность есть. И об одной я очень серьезно хотел бы вот так сказать. Опасность эта представляется в том, что тебя на жизненном пути вдруг оставляет лукавый - перестает тебя искушать, перестает тебе какие-то предлагать каверзности в твоей жизни, и тебе кажется, что у тебя все хорошо. И здесь на тебя может напасть страшное состояние гордости - вот такого самоудовлетворения, самодовольства, все, что закрывает тебя в такую скорлупу самости внутри. Из этой скорлупы самости очень тяжело выбираться.

А. Митрофанова

- «Самости» от слова «сам»? Вы имеете в виду, что «я сам», «я сама», «это все я», «это все мои достижения»?

Протоиерей И. Фомин

Да, да-да. Когда Бога ты вдруг начинаешь загонять в баночку, ставить его на полочку с солеными огурцами, с гречкой, рисом…

А. Митрофанова

Ну, среди продуктов потребления, да, так скажем.

Протоиерей И. Фомин

Да, среди того, что ты временно начинаешь потреблять. Вот баночка с телевизором, вот баночка с Интернетом, вот баночка, там, с родными…

В. Емельянов

А вот баночка с Богом.

Протоиерей И. Фомин

А вот баночка с Богом, да. Ну, вот, пора - достал, сходил в храм, вышел из храма, зевнул…

А. Митрофанова

- …баночку поставил на место. (Смеется.)

Протоиерей И. Фомин

Баночку поставил на место.

В. Емельянов

Бог-варенье, так сказать.

Протоиерей И. Фомин

Да. Вот такая обыденность. Вот обыденность, спокойствие - это один из самых страшных врагов человечества. Вообще, в наше время, мне кажется, акценты вообще смещаются по поводу грехов. Если раньше мы говорили, что гордость, тщеславие и тому подобное - страшные грехи, то в наше время, я считаю, самооправдание - один из самых страшных грехов нашего времени. Один из самых страшных грехов нашего времени - такое самодовольство и спокойствие, когда ты вдруг успокоен во всем. Я не имею в виду мир душевный, сердечный и тому подобное. Это немножечко другое. Этот мир тебя, наоборот, сподвигает к деланию - к каким-то поступкам, к вещам…

А. Митрофанова

К постоянному движению и поиску.

Протоиерей И. Фомин

- …к постоянному движению и поиску, да. А вот именно такое спокойствие, когда «моя хата с краю, ничего не знаю»… Совсем недавно в Церкви читалась притча о богаче и Лазаре… Вот именно богач - из-за чего осудил его Господь? Из-за того, что он был совершенно безразличен к этому Лазарю, к нищему. Он же его не гнал от ворот, не пинал ногой, ну, и так далее, и тому подобное - он просто мимо него проходил, ничего с ним не делал. И вот именно за это осуждает его Господь и ввергает в адские мучения. Вот это, мне кажется, очень страшно. Хотя богач мог спокойно сказать: «Ну, он же не попросил! Он же ко мне не обратился!» Мы этого в Евангелии не видим - обращался или не обращался Лазарь к нему, и можем предположить, что так оно, в общем-то, и было. Говорит: «А если бы попросил, я бы обязательно сделал».

А. Митрофанова

Ну, понятно, что любящее сердце в такой ситуации, конечно, мимо не пройдет.

Протоиерей И. Фомин

Не пройдет, не пройдет.

А. Митрофанова

Но мы же часто проходим.

Протоиерей И. Фомин

Да. Иоанн Кронштадтский домой очень часто возвращался босиком (отдавая свои ботинки), без шапки, без шубы, и так далее, и тому подобное, потому что, правда, потом ему уже возвращали с другой стороны сторицей, и так далее, и тому подобное.

В. Емельянов

Настоятель храма Святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин у нас сегодня в гостях, и мы продолжаем нашу беседу. Вот, наверное, еще следует поговорить в рамках нашей беседы о том, что новообращенному человеку почитать на эту тему. И в церковных лавках, и в книжных магазинах просто шикарные отделы духовной литературы, очень много чего есть, очень много чего нет того, что должно быть. Но, в общем, как говорится, выбор есть. Что нужно почитать, а чего пока читать не нужно? Мы сейчас говорим вот именно о новообращенным.

Протоиерей И. Фомин

Естественно, Евангелие.

В. Емельянов

Ну, это уже да, это мы должны.

Протоиерей И. Фомин

Это то, что должно быть настольной книгой, то, что должно быть уже забито в телефоне, то, что это должно быть, в общем-то, у человека и в сердце, и в уме. Сердце должно плавать в этом, он должен быть растворен, в общем-то, в Священном Писании. А все остальные книги - я думаю, что вот здесь именно через них и можно прийти к духовничеству, то есть к духовнику. То есть, подойдя к священнику, который вдруг тебе духовно понравился… Ты услышал его проповедь, ты увидел, как он общается с другими людьми, ты побывал на исповеди, и он предложил тебе выход из той или иной ситуации, то есть отнесся к тебе неравнодушно. Вот, к нему подойдя и спросив, «какие книги мне почитать?», мне кажется, вот здесь у Вас и завяжется именно вот это духовное кормление, которое, в общем-то, необходимо, нужно. Просто человек без этого, наверное, по жизни пройти-то и не сможет. Если от себя, я бы мог порекомендовать несколько книг - ну прямо вот три-четыре книги для таких новоначальных. Это Авва Дорофей, называется просто «Авва Дорофей», «Поучения Аввы Дорофея», «Невидимая брань», «Записки баламута» обязательно.

А. Митрофанова

- «Письма баламута» Льюиса, да.

Протоиерей И. Фомин

Да-да-да. Не «Записки» - да, «Письма» Льюиса обязательно прочитать. И, естественно, все сочинения Антония Сурожского.

А. Митрофанова

О да. О да.

Протоиерей И. Фомин

Это человек, который через призму своего сердца пропустил святоотеческое предание, святоотеческие поучения и выдал нам, ну, скажем так, современным…

А. Митрофанова

- …очень хорошим языком.

Протоиерей И. Фомин

- …очень хорошим русским языком. Я считаю, что его можно читать всем, всегда и везде.

А. Митрофанова

Причем, он на живых примерах это все показывает. На примерах, которые взяты из нашей жизни. 70-е годы ХХ века - это совсем недалеко от нас. Я думаю, что многие из наших слушателей либо уже жили в это время, либо через одно рукопожатие, что называется, от людей, которые в это время уже родились. И это настолько потрясающие истории - 70-е, 80-е годы, 90-е - вот то, что у него там изложено, и те примеры, которые он приводит, ты сразу понимаешь, как это работает - Евангелие, спроецированное на твою собственную жизнь. Вот через его слова. А у него такой внутренний колоссальный опыт любви, что… Ну, я не знаю, мне сложно представить себе человека, который бы пришел к митрополиту Антонию и не увидел бы в нем любовь. Это вот, может быть, либо какая-то слишком вот в сердце должна застилать… какое-то другое чувство, может быть, не знаю. Но вот ведь столько людей через него именно прошли этот путь.

Протоиерей И. Фомин

Да, да. Ровно через пять лет напряженной духовной жизни, я считаю, можно взять Ефрема Сирина, Василия Великого - вот таких столпов богословия и, не побоюсь этого слова сказать, философии.

В. Емельянов

Но они же могут быть довольно сложными для понимания именно вот…

Протоиерей И. Фомин

Я думаю, что вот через пять лет, если человек действительно так как-то вот строит себя по Евангелию, он вполне уже готов воспринять.

А. Митрофанова

Отец Игорь, а обязательно ли это делать? Я вспоминаю все время эту известнейшую притчу, как сидят три подвижника на острове и молятся: «Трое Вас, трое нас, помилуй нас!», приезжает к ним великий ученый-богослов, говорит им: «Что же такое? Давайте, я Вас хоть молитве «Отче Наш» научу», учит, садится в лодку, уплывает. Видит - вслед за ним по воде кто-то бежит. Смотрит - один из подвижников: «Стой, стой, отче, стой!» - «Что такое?» - «Я, - говорит, - слова забыл!»

Протоиерей И. Фомин

Нет, я на самом деле согласен - совершенно не обязательно, но тогда апостолов обязательно. Тогда давайте вот (нрзб.).

А. Митрофанова

То есть все равно должен быть подвиг какой-то?

Протоиерей И. Фомин

Обязательно. Вы когда-нибудь поживите на острове лет десять, Робинзоном Крузо, и тогда мы сможем, наверное, сказать, что действительно Василий Великий - он не обязателен.

А. Митрофанова

Я знаю людей, которые живут на острове, которые приехали туда Робинзонами, обустроили этот остров, но они читают не только Василия Великого - они читают вообще, в принципе, всю подборку святых отцов. Она у них есть на полках.

Протоиерей И. Фомин

Да, да. Вот поразительный момент: там, где можно это не читать - Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова, - наоборот, там и читают. На острове - ну что…

В. Емельянов

Мне кажется, остров просто располагает к такому, если так можно сказать, времяпровождению. Не «препровождению», а именно «времяпровождению». Созерцание, чтение, углубление… Вот здесь как раз и опять мы, вновь подходим к разговору, который периодически возникает у нас с разными гостями в «Светлом вечере»: как же коррелировать-то вот это, все то, о чем мы говорим, с этой вот нашей…

А. Митрофанова

- …суетой?

В. Емельянов

- …как правильно Алла говорит, суетливой, подчас уже в итоге конкретного дня понимаем, что бессмысленного прожитого и потраченного времени… Как это все вот совместить-то, воедино чтобы это слилось? Потому что ведь, по хорошему счету, те, кто начинает, действительно, и читает Евангелие, и стремится, и хочет, и пытается жить по заповедям, сталкиваются с невероятными проблемами, вплоть до того, что люди принимают решение уволиться с работы, которая приносила им какой-никакой заработок, какую-никакую стабильность. Они могли рассчитывать на эти средства, они благодаря получению этих средств выстраивали свою жизнь, ее планировали вперед. А тут, оказывается, получается, что это бессмысленно, потому что работа эта требует того, чтобы ты шагал через головы людей, занимался какими-то неправильными вещами, безжалостно увольнял людей, если они там просто лишние сейчас, нет на них бюджета, они не заложены, эти люди, в бюджет. Вот это же тоже, на самом деле, ломка очень серьезная.

Протоиерей И. Фомин

Очень серьезная ломка. Но Евангелие - оно на то и Евангелие, Благая весть, что обращено к каждому человеку, живущему в монастыре, на острове или в суетном мире. Вы сказали очень интересную вещь такую, что вот бегаешь-бегаешь целый день и вдруг понимаешь, что он бесцельно прожит. Апостол Павел говорит: «Я не сужу никого. Я и себя не сужу». Казалось бы, удивительное выражение. «Есть на то судящий меня Господь», - продолжает апостол Павел. То есть, оказывается, не наше дело с Вами - разбираться в прошедших временах (я имею в виду, личных - не исторических, а личных наших временах), не наше это дело - хорошо мы прожили, плохо, и так далее, и тому подобное. Есть на то Господь. У нас есть заповеди, и мы их должны стараться выполнять. У нас есть Евангелие - мы должны стараться его выполнить. Если ты подходишь к увольнению какого-то работника, надо задать вопрос: а как бы Христос поступил на моем месте? А как бы Господь обошелся с этим человеком?

В. Емельянов

Да, и сразу голова подсказывает, что Господь бы не оказался на твоем месте, на котором оказался ты.

Протоиерей И. Фомин

Может быть, вместо того, чтобы наложить резолюцию «уволить», ты напишешь заявление об увольнении. Для этого Евангелие и есть - чтобы у тебя шел диалог с Богом. Наши молитвы - это наши обращения к Богу, а Евангелие - это обращение Бога к нам. И вот здесь происходит диалог. Диалог через молитву мы ощущаем в сердце, когда мы вдруг начинаем видеть, что именно к нам обращается Господь в Евангелии.

А. Митрофанова

Хороший пример привел Володя. Отец Игорь, а мне бы очень хотелось сейчас уже, в конце нашего разговора, попросить Вас повторить формулу любви. Помните, Вы сказали, что любовь же очень просто раскладывается: радость…

Протоиерей И. Фомин

- …благодарность и жертвенность.

А. Митрофанова

Благодарность и жертвенность, ага. Вот это три вещи, которые, по идее, если они в течение дня в жизни присутствуют, то можно надеяться на то, что он уже был прожит не зря. Правильно я понимаю?

Протоиерей И. Фомин

Да, абсолютно правильно.

А. Митрофанова

А как понять, были они или нет?

В. Емельянов

Я уже могу тоже тебе ответить вместо отца Игоря, извини! А надо быть внимательным! (Смеется.) Я просто не договорил…

А. Митрофанова

- «Я вместо отца Игоря отвечу Вам что-то»… Я просто… Я же для себя этот вопрос сформулировала, понимаешь?

В. Емельянов

Внимательно! Вот когда я сказал о том, что живешь, проживаешь день - и, казалось бы, «вот день прошел, вот вечер - ну и чего, чего ты сделал-то вообще?» (я сейчас про себя говорю), я себя сразу останавливаю, потому что я понимаю, в какое искушение меня враг вообще сейчас вводит - прямо конкретно, просто вот буквально шаг один сделать, просто на одну ступенечку вниз спуститься - и полетел. И я себя просто понуждаю: нет, не может быть такого, чтобы ничего за день не произошло такого, чтобы ты мог, да, внутренне улыбнуться и сказать: «Да, это было неплохо. Да, как бы, ну, вот это вот - да». А здесь…

Протоиерей И. Фомин

А может быть, и не надо так анализировать? Может быть, надо… Ты же еще не спишь, это же у тебя не во сне происходит. У тебя есть еще какое-то время до сна. Ага: плохо прожил этот день - ну, хоть помолюсь за кого-то. Кого обидел - помолюсь, кого недослушал - помолюсь, кого перебил - дай-ка, я вспомню и помолюсь. Может быть, хоть это будет положительное? А вот начнем вот так вот разбирать: «А, вот это было ничего, это положительное», все…

А. Митрофанова

Ну, это тоже договор с самим собой, да-да-да…

Протоиерей И. Фомин

- «Дорогой Игорек!»

(Смеются.)

В. Емельянов

Протоиерей И. Фомин

И спокойно спать!

В. Емельянов

А утро вечера мудренее! Ну, отец Игорь, мы Вам бесконечно благодарны за эти вот замечательные, можно сказать, просветительские беседы, которые из раза в раз происходят в нашей программе «Светлый вечер». Вы у нас частый гость. Большое спасибо Вам. В принципе, еще бы хотелось прямо час еще потратить, какие-то вопросы еще поднять…

А. Митрофанова

Да-да! Про формулу любви еще поподробнее поговорить. Классная она!

В. Емельянов

Вот. А мы, с Божьей помощью, конечно… Ну, и это формула любви…

А. Митрофанова

В. Емельянов

Но мы, с Божьей помощью, обязательно вернемся к этим нашим беседам, и уже…

Протоиерей И. Фомин

Да, может быть, что-то еще препарируем с Вами, не только любовь.

В. Емельянов

Обязательно.

А. Митрофанова

- (Смеется.)

В. Емельянов

Итак, настоятель храма Святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин был у нас сегодня в гостях. В «Светлом вечере» были Владимир Емельянов и Алла Митрофанова.

А. Митрофанова

Спасибо, до свиданья!

Протоиерей И. Фомин

До свиданья, дорогие мои!

В. Емельянов

Мужские имена : Аким, Яхим – Иоаким; Габриэль – Гавриил; Денис – Дионисий; Егор, Юрий – Георгий; Жан, Ян – Иоанн; Жорж – Георгий; Йозеф, Юзеф – Иосиф; Корней – Корнилий; Леон – Лев; Люциан – Лукиан; Матиас – Матфей; Олекса – Алексий; Теодор – Феодор; Теофил – Феофил; Томас – Фома; Цезарь – Кесарь; Эжен – Евгений.

Женские имена : Аграфена, Олеся – Агриппина; Аксинья – Ксения; Алевтина – Валентина; Анжела – Ангелина; Виктория – Ника; Жанна – Иоанна; Злата – Хриса, Хрисия; Лукерия – Гликерия; Люция – Лукия; Марта – Марфа; Оксана – Ксения; Полина – Аполлинария; Пелагия, Светлана – Фотина, Фотиния; Сюзана – Сусанна; Фира – Есфирь.

Важно знать и то, что по своему произношению гражданское и церковное имя часто несколько разнятся: Иван – Иоанн, Федор – Феодор, Сергей – Сергий, Алексей – Алексий. Приступая к Таинствам Исповеди и Причащения, православный должен называть свое церковное имя.

В случае, если не удается установить соответствующее гражданскому церковное имя, родители или сам крещаемый выбирают его из православного Месяцеслова (обычно близкое по звучанию к его собственному). Оно и будет его церковным именем. Давать при Крещении два или несколько имен, как этот делают в Католической Церкви, у нас не принято.

Есть твердо установившийся обычай не называть крещаемых мужского пола именем Иисус в честь Сына Божья, а женского пола – Мария, в честь Божьей Матери.

Молитвы 40-го дня («жене родильнице, по четыредесяти днех»)

Христианским женам, сделавшимся матерями, Церковь запрещает до сорокового дня входить в храм и приступать к причащению Святых Таин. Основание для этого находим в евангельском свидетельстве о соблюдении закона об очищении Богоматерью, принесшей Младенца Иисуса в храм только на сороковой день (См.: Лк. 2; 22). Если в этот период мать тяжело болеет, то ее причащают Святых Таин независимо от этого предписания.

Обряды сорокового дня преследуют две цели:

1. Ввести родильницу по истечении сорокадневного срока очищения в храм с тем, чтобы она могла приступать к Таинствам и участвовать в богослужении. Совершать обряд чтения очистительных молитв матери нужно в самом храме.

2. Подготовить младенца к участию в жизни Церкви, к первоначальному акту вхождения в нее через Святое Крещение. Совершается это, как уже отмечалось, по вере родителей или восприемников ребенка.

Чтение очистительных молитв и обряд воцерковления могут совершаться и позже сорокового дня по рождении ребенка, уже после совершения Таинства Крещения.

В этом случае священник, взяв ребенка на руки в притворе храма, изображает им крестное знамение пред входом в храм и возглашает: Воцерковляется раб Божий (раба Божия, имярек) во Имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. Далее, внеся младенца в храм, священник произносит: Внидет в Дом Твой, поклони́тся ко храму Святому Твоему. Затем, остановившись посреди храма, священник возглашает: Воцерковляется раб Божий (имярек). Посреде́ Церкве воспоет Тя.

Обряд воцерковления

Приблизившись к Святая Святых – алтарю, священник, держа младенца лицом к нему, вновь произносит: Воцерковляется раб Божий (имярек). Затем младенец мужского пола вносится в алтарь через северную дверь и обносится вокруг престола через Горнее место. Таким образом ребенок приносится Богу и поклоняется Ему, а священник в это время произносит песнь Симеона Богоприимца: «Ныне отпущаеши раба Твоего (рабу Твою), Владыко, по глаголу Твоему с миром: яко ви́деста очи мои спасение Твое…».

Последование чина оглашения

Молитва оглашения («во еже сотворити оглашеннаго»). Подготовка взрослых ко Крещению .

Взрослый человек, желающий креститься, должен иметь представление о важнейших составляющих Православной веры. Если крещаемый не ходил на огласительные беседы, то знания, которые там даются, он должен почерпнуть самостоятельно из православной литературы соответствующего содержания. Он должен знать основную часть догматического учения о Святой Троице, Воплощении Сына Божья, Его Крестной Жертве и Воскресении, о Церкви Христовой и Таинствах Крещения, Миропомазания и Причащения и другие совершенно необходимые сведения катехизического характера. Кроме того, необходимо знать наизусть Символ веры (который можно найти в любом молитвослове) и две важнейшие молитвы: Молитву Господню («Отче наш…») и «Богородице Дево, радуйся…» Взрослый человек должен, по возможности, приготовить себя к Таинству Крещения трехдневным (а лучше семидневным) постом, то есть отказом от употребления мясной, молочной пищи и яиц, спиртного, курения, грубых выражений, а также примирением с теми, с кем он в ссоре. Живущим в браке нужно на это время воздерживаться от супружеского общения.

Приготовление к совершению Таинства в храме сопровождается особыми молитвами, открывающими чин оглашения. Но перед чтением этих молитв священник совершает еще ряд действий:

«Разрешает (развязывает) священник пояс хотящаго просветитися (креститься), и совлачает (раздевает) и отрешает (освобождает от одежды) его, и поставляет его к востоку во единой ризе непрепоясана, непокровена, необувена, имущаго руце доле (вниз), и дует на лице его трижды, и знаменует чело его и перси трижды, и налагает руку на главу его…».

Троекратное крестообразное дуновение на крещаемого символически напоминает о моменте творения: создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Быт. 2; 7). Как при создании человека Бог вдунул в лице его дыхание жизни, так и при воссоздании его, священник трижды дует на лицо крещаемого. После этого священник трижды благословляет крещаемого и, возложив руку на его главу, начинает чтение молитв. Рука священнослужителя в этот момент символизирует руку Самого Господа Иисуса Христа, а то, что она лежит на главе – является символом защиты, прибежища и благословения.

Младенцы в момент начала Таинства Крещения должны быть в одних пеленках, которые священник раскрывает так, чтобы лицо и грудь младенца были свободны. Отроки (старше семи лет) и взрослые прикрывают свое тело на время чтения молитв и освящения воды принесенной с собой простыней. В самый момент совершения Крещения простыню нужно снять. Кроме того, из крестильни должны быть удалены все посторонние люди, не принимающие непосредственного участия в совершении Таинства Крещения.

Новокрещенный человек станет в этот день полноправным членом Церкви Христовой и сможет приступить ко второму, важнейшему из Таинств – Причащению. Для этого ему необходимо прийти в храм натощак (не есть и не пить с 12 часов ночи предыдущего дня до тех пор, пока он не причастится).

Молитвы запрещения злых духов

По учению Церкви, основанному на библейских свидетельствах, пророческих откровениях и ее мистическом опыте, источник зла в мире не абстрактен, а совершенно определенно персонифицирован в падших духовных сущностях.

Это активные демонические силы, присутствие и деятельность которых для большинства людей далеко не всегда ясны и осознаваемы. Тем не менее их деятельность, ознаменовавшаяся на заре человечества изгнанием прародителей из Рая, остается такой же разрушительной, как и прежде.

Человеку, желающему принять Крещение, нужно быть готовым к тому, что могут возникнуть состояния, не являющиеся для него естественными в обычное время: усилятся страстные привычки и греховные помыслы, появится равнодушие к происходящему, возникнет беспричинный гнев, надменность, тщеславные помыслы и другое. Все это – свидетельство усиленного воздействия на человека демонических сил.

Именно поэтому в чине оглашения есть три молитвы запрещения на злых духов: «Содержание сих запрещений следующее: первое – отревает (отталкивает) диавола и всякое его действие страшными для него Божественными именами и таинствами, изгоняя диавола, повелевает и демонам его бежать от человека и не творить ему напастей. Подобным же образом и второе запрещение изгоняет демонов Божественным Именем. Третье запрещение есть вместе и молитва, возносимая Богу, умоляющая всесовершенно изгнать лукавого духа от создания Божия и утвердить его в вере» (Св. Кирилл Иерусалимский. «Огласительное поучение»).

Отречение от сатаны

После молитв запрещения священник обращает крещаемого к западу – символу тьмы и темных сил. В следующем за этим обряде крещаемый должен отвергнуться от прежних греховных привычек, отказаться от гордыни и самоутверждения, и, как говорит апостол Павел, отложить прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях (Еф. 4; 22).

Крещаемый должен стоять с воздетыми горе (поднятыми вверх) руками, символизирующими его подчинение Христу. По словам Иоанна Златоуста, это подчинение «превращает рабство в свободу… возвращает с чужбины на родину, в Небесный Иерусалим…».

Священник будет задавать ему вопросы, а он должен будет сознательно на них отвечать. Поэтому эти вопросы нужно знать и крестным (если крестят младенца), и крестнику.

Священник спрашивает: «Отрицаеши ли ся сатаны, и всех дел его, и всех а́нгел (демонов) его, и всего служения его, и всея гордыни его?». И отвечает оглашенный или восприемник его, и глаголет: «Отрицаюся».

Вопросы и ответы на них повторяются трижды. При Крещении младенца ответы за него дает либо крестный отец, либо крестная мать, в зависимости от того, кого крестят: мальчика или девочку. И далее – вопрошает священник крещаемого: «Отреклся ли еси сатаны?». И отвечает оглашенный или восприемник (крестный) его: «Отреко́хся». Таже глаголет священник: «И дуни, и плюни на него». После этого крещаемый встает под защиту Христа, взяв, по слову апостола Павла, щит веры… чтобы возмочь угасить все раскаленные стрелы лукавого (Еф. 6; 16).

Исповедание верности («сочетание») Христу

После того как крещаемый отрекся сатаны, священник поворачивает его к востоку: «Когда же ты отрицаешься сатаны, разрывая совершенно всякий с ним союз, и древнее согласие со адом, тогда отверзается тебе рай Божий, на востоке насажденный, откуда за преступление изгнан был наш праотец. Означая сие, обратился ты от запада к востоку, стране света» (св. Кирилл Иерусалимский). В этот момент руки крещаемого опущены, символизируя его согласие со Христом и послушание Ему.

Затем крещаемый (или крестный младенца) трижды исповедует верность Христу. И глаголет (говорит) ему священник: «Сочетаваеши ли ся (сочетаешься ли) Христу?». И отвещает оглашенный или восприемник, глаголя: «Сочетаваюся». И затем – паки глаголет ему священник: «Сочетался ли еси Христу?». И отвещает: «Сочетахся». И паки глаголет: «И веруеши ли Ему?». И глаголет: «Верую Ему, яко Царю и Богу».

Это очень серьезное решение – потому что оно навсегда. Дальше – только вера и верность вне зависимости от каких бы то ни было обстоятельств, ибо, по словам Господа нашего Иисуса Христа, никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия (Лк. 9; 62).

Исповедание Символа веры

Символ веры содержит в сокращенном виде все православное вероучение, все христианские истины. И в древности, и теперь знание Символа веры – необходимое условие для того, чтобы прийти ко Крещению. Символ веры разделяют на 12 членов. В первом члене говорится о Боге Отце, далее по седьмой включительно – о Боге Сыне, в восьмом – о Боге Духе Святом, в девятом – о Церкви, в десятом – о Крещении, в одиннадцатом – о воскресении мертвых, в двенадцатом – о вечной жизни.

В древней Церкви существовало несколько кратких символов веры, но когда в IV веке появились ложные учения о Боге Сыне и о Боге Духе Святом, возникла необходимость их дополнить и уточнить. Современный Символ веры был составлен Отцами I Вселенского Собора, состоявшегося в 325 году в Никее (первые семь членов Символа) и II Вселенского Собора, проходившего в 381 году в Константинополе (остальные пять членов).

Символ веры

1. Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. 2. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век: Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. 3. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. 4. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. 5. И воскресшаго в третий день, по Писанием. 6. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. 7. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца. 8. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. 9. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. 10. Исповедую едино крещение во оставление грехов. 11. Чаю воскресения мертвых. 12. И жизни будущаго века. Аминь.

По окончании чтения Символа веры священник говорит крещаемому: «Сочетался ли еси Христу?». И отвещает (говорит крещаемый): «Сочета́хся». И паки глаголет (священник повторяет): «И веруеши ли Ему?». И глаголет (говорит крещаемый): «Верую Ему, яко Царю и Богу».

Затем Символ веры читается еще два раза. После того как крещаемый прочтет Символ веры во второй раз, следуют те же вопросы и ответы.

В третий же раз священник задает вопрос трижды и после ответа крещаемого «Сочетахся» говорит следующее: «И поклонися Ему».

После этих слов священника новокрещаемый, осеняя себя крестным знамением, поклоняется в сторону алтаря, говоря при этом: «Поклоняюся Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней».

Для верующего человека это совершаемое им Богу поклонение необходимо для преодоления своей гордыни и утверждения подлинной свободы и достоинства во Христе.

Последование святого Крещения

Перед совершением Таинства Крещения священник облачается в белые одежды: епитрахиль, поручи и фелонь. Эти одежды иерея символизируют новую жизнь, принесенную на землю Господом Иисусом Христом. Совершается каждение купели и всех присутствующих во время совершения Таинства.

Как уже упоминалось, чрезвычайно важна роль восприемника (крестного), который называется крестным отцом «по рождению от Святого Духа» и, таким образом, становится близким родственником (вторая степень родства) физическим родителям младенца. В его обязанности входит постоянно напоминать своему крестнику содержание данных Богу при Крещении обетов, истин христианской веры и образа жизни, который должен быть присущ христианину. Конечная цель восприемника – воспитать крестника в Православной вере, в духе и силе благочестия.

Вещество Таинства и освящение воды

Начинается одна из самых важных частей чина Крещения – освящение воды для совершения Таинства. Вещество Таинства – вода – является одним из древнейших и всеобщих религиозных символов.

Символика воды . Толкователи выделяют три основных ее аспекта.

• Космический. В самых первых главах Священного Писания находим описание Творения, когда… Дух Божий носился над водою (Быт. 1; 2) – первичной субстанцией, без которой невозможна жизнь.
• Символ разрушения и смерти. Таинственная глубина воды, которая убивает и уничтожает, является образом иррационального, неуправляемого, изначального в окружающем мире.
• И, наконец, вода – это символ очищения, чистоты, и это ее символическое свойство имеет реальную силу возрождать и обновлять тварь и творение.

Религиозная символика воды, основанная на очевидных и естественных ее свойствах, пронизывает всю Библию, особенно все библейское повествование о творении, грехопадении и спасении.

Освящение воды для Крещения – одна из важнейших частей чинопоследования. Об этом говорит то, что даже в сокращенном «страха ради смертнаго» чине Крещения, где опускаются такие существенные части чинопоследования, как запрещение злых духов и пение Символа веры, молитва на освящение воды всегда должна сохраняться.

Употребление при Крещении Богоявленской воды, как и вообще всякой освященной на молебнах воды не допускается. Только при Крещении младенцев мирянами «страха ради смертного» может использоваться как освященная прежде, так и простая вода. Крещение должно совершаться в воде комнатной температуры, а в зимнее время года – в подогретой. Вода должна быть чистая, без примеси чего-либо и без запаха. Купель или, в крайнем случае, другой сосуд, использованный для совершения Таинства, употреблять впоследствии для других целей категорически запрещено. После Крещения вода из купели должна выливаться в сухой колодец на территории храма. В случае его отсутствия – в чистое, непопираемое ногами место – под дерево, под храм, либо в реку. Недопустимо хранение воды для Крещения в купели по нескольку дней.

Если крестят младенца, то купель, в которой будет совершаться Крещение, ставится в центре крещальни. С восточной стороны купели на особом держателе зажигаются три свечи. С левой стороны от купели ставится аналой, на который кладут Крест, Евангелие и крестильный ящик. Для Крещения взрослых в храмах делаются бассейны (баптистерии), что позволяет совершать Таинство полным троекратным погружением крещаемого. Перед купелью становится священник, сразу за ним – крестные, держащие на руках младенца. Если крещаемый – взрослый, его восприемники становятся позади него. Восприемникам даются в руки свечи.

Первый возглас чинопоследования Крещения: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков» – начинает в настоящее время только три важнейших вида богослужения – Таинство Крещения, Евхаристии и Таинство Брака. Далее священником произносится Великая ектенья с добавленными к ней прошениями на освящение воды.

По окончании всех молитвословий на освящение воды священник знаменует (крестит) воду трижды, погружая персты́ в воду, и, дунув на ню (нее), глаголет: «Да сокрушатся под зна́мением образа Креста Твоего вся сопротивныя силы» (трижды). Этим заканчивается освящение воды.

Приготовительная молитва священника

Приготовительная молитва входит в состав чина освящения воды. По большому счету это молитва священника о себе. Молитва о том, чтобы быть достойным своей великой миссии. Подобие Христу в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте (1 Тим. 4; 12) должно быть каждодневным, и особенно явным в часы богослужений. Церковь учит о том, что благодать, подаваемая в Таинстве Крещения, ни в коем случае не зависит от моральных качеств совершающего его священнослужителя. Но всем нам Господь Иисус Христос сказал: Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5; 48) и, конечно, в первую очередь это относится к священнослужителю, совершающему богослужение. Поэтому личное духовное состояние священника, не имея значения для действенности Таинства, очень важно для дела спасения как его самого, так и его духовных чад и всей паствы в целом.

Освящение елея

Символика елея . Елей с древних времен имел глубокое религиозное значение, которое основывалось на его практическом употреблении. Как и вода, елей имеет три основных символических значения.

1. Символ исцеления. Этот символический аспект находит свое выражение в притче о милосердном самарянине, который, увидев избитого разбойниками, лежащего на дороге человека, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино (Лк. 10; 34).

2. Символ света и радости, связанный с практическим употреблением елея для освещения посредством гарных ламп, светильников и лампад.

3. Символ примирения Бога с человеком. «Некогда в ковчег Ноев голубь принес масличную ветвь – знак Божьего человеколюбия и прекращения потопа», – пишет св. Иоанн Златоуст. В этих словах выражается соответствие такого символического значения елея со святоотеческими представлениями.

Сосуд для освященного масла и кисточка должны быть подписаны: «Святой елей», а сосуд и кисточка для Святого Мира, хранимые там же, должны отличаться по внешнему виду или также должны иметь надпись: «Святое Миро». Недопустимо смешение Святого Мира и елея при помазании.

Последование освящения елея аналогично последованию освящения воды. Сначала происходит изгнание демонических сил посредством троекратного дуновения в сосуд с елеем и троекратного осенения его крестным знамением. Затем следует воспоминание значения елея в истории спасения и благодарение Бога за этот дар исцеления, мира, духовной силы и жизни: «… Сам благослови и сей елей силою, и действом, и наитием Святаго Твоего Духа, якоже быти тому помазанию нетления, оружию правды, обновлению души и тела, всякаго диавольскаго действа отгнанию, во изменение всех зол, помазующимся верою или вкушающым от него в славу Твою, и Единороднаго Твоего Сына, и Пресвятаго, и Благаго, и Животворящаго Твоего Духа, ныне и присно, и во веки веков».

Освященным елеем священник «помазывает» воду в купели или баптистерии: Священник, поя «Аллилуиа» трижды с людьми, творит кресты три елеем в воде. Елеем также помазывается и крещаемый, его части тела: чело (лоб), грудь, междорамие (спина между лопатками), уши, руки и ноги. Смысл такого помазания в том, чтобы освятить мысли, желания и действия человека, вступающего в духовный завет с Богом. Елей, в отличие от воды, используемой в Таинстве Крещения, допустимо освящать заблаговременно впрок.

Крещение

После помазания крещаемого «елеем радования», священник крестит его в купели троекратным погружением в воду с произнесением крещальной молитвы .

И егда помажется все тело, крещает его священник, права (то есть прямо) его держа́ и зряща (смотрящего) на восток, глаголя: «Крещается раб Божий (либо раба Божия, имярек) во имя Отца…» (погружает крещаемого в воду). И, возводя из воды, произносит: «Аминь». Погружая во второй раз, произносит: «И Сына…». И, возводя из купели: «Аминь». Погружая в третий раз, произносит: «И Святаго Духа…». И, возводя из купели: «Аминь». И далее: «Ныне и присно и во веки веков. Аминь».

По учению Церкви, троекратное погружение в воду означает приобщение крещаемого к смерти Распятого Христа, о чем в древности свидетельствовал крест, изображаемый на дне купели. Об этом же говорит первоверховный апостол: все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились (Рим. 6; 3). Выход крещаемого из воды означает, что совершилось его «новое рождение», а вода, по словам святителя Кирилла Иерусалимского, стала ему «матерью». Это самое главное, что происходит в Таинстве Крещения.

После того как крещенный выйдет из воды, он должен повернуться лицом к алтарю. В этот момент положено троекратное пение 31-го псалма, выражающее радость очищения от грехов и вхождения в Христову Церковь: «Блажени, ихже оставишася беззакония, и ихже прикрышася греси. Блажен муж, емуже не вменит Господь греха, ниже есть во устех его лесть.».

Облачение новокрещенного в белые одежды

Как в начале чина оглашения крещаемого освобождали от одежд, так после совершения Таинства Крещения нового члена Христовой Церкви облачают в белую одежду: крестильную рубашку соответствующего размера.

Облачение крещенного в белую одежду, которую отцы Церкви называют «блистающей ризой, ризою царской, одеждой нетления», является знаком восстановления его истинной природы, утраченной всем человечеством грехопадением прародителей: И облачая его во одеяние, священник глаголет: «Облачается раб Божий (раба Божия, имярек) в ризу правды, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь».

В этот момент поется тропарь: «Ризу мне подаждь светлу, одеяйся светом яко ризою, Многомилостиве Христе Боже наш». После того как на крещенного надета белая одежда, на его шею, согласно древней традиции Русской Православной Церкви, надевается нательный крест. Священник может при этом произносить слова Спасителя: Иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой и по Мне грядет (Мк. 8; 34). Или другие слова: «Возлагается на раба Божия (рабу Божию, имярек) Крест – хранитель всей вселенной, Крест – сила царей и народов, Крест – утверждение верующих, Крест – слава Ангелов и поражение демонов».

Воцерковленность и депрессия

Эпизодически я встречаю людей, на которых плохо повлияла церковная жизнь - развилась депрессия, неуверенность в себе и другие состояния, мешающие жить. Некоторые люди из-за этого вообще ушли из Церкви. Сама я пережила когда-то встречу с Богом и Его любовь, мое переживание христианства было очень радостным. Но после перехода в Православие оно стало значительно мрачнее. Благодаря блогу психолога Гелены Савицкой и идеям когнитивной психотерапии, пазл у меня внезапно сложился.

Гелена пишет, что основа депрессий, а также неврозов - это переживание трех состояний - беспомощности, никчемности, безнадежности. Когнитивно-поведенческая психотерапия, в свою очередь, говорит, что эмоциональное состояние любого человека зависит в первую очередь от его мыслей, от того, как он оценивает ситуацию и себя. И лечит когнитивная терапия когнитивные искажения - неадекватные убеждения, ведущие к депрессиям, паническим атакам и другим расстройствам. А теперь следите за руками - я покажу, как именно те убеждения, которые человек приобретает в Русской Православной Церкви, способствуют формированию депрессии.

Любой воцерковленный православный знает, что «все доброе в нас надо приписывать не себе, а Богу». Если он читает утреннее правило, это подкрепляется ежедневными аффирмациями на ту же тему: «яко николиже сотворих благое пред Тобою» - это об этом. Сюда же любимая тема свт. Игнатия Брянчанинова, что все наши добрые дела - они на самом деле не добрые дела, потому что заражены страстями. Вот характерная цитата из статьи на сайте «Православие.ру»: «в человеческом сердце, находится столько всего худого, что на самом деле нужно понять, что каждый из нас бесконечно плох, никуда не годен , недостоин именоваться христианином, и на этом надо в каком-то смысле внутренне успокоиться». В итоге, у человека, принимающего все это всерьез, формируется стойкое убеждение, что он не может сделать ничего доброго - т. е совершенно никчемен. А если он думает по-другому, то это гордыня.

У меня был в ранний период воцерковления печальный эпизод. Я устроилась работать - раздавать листовки - и в какой-то момент подумала, что у меня хорошо получается. И от этой мысли мне стало радостно. И тут же я подумала о том, что я должна приписать это не себе, а Богу, сама я не могу даже листовки раздавать хорошо - и тут же настроение у меня заметно упало. Кстати, в тот период у меня была чернейшая депрессия, радость вообще была редкой гостьей в моей жизни. И эту гостью с помощью соответствующих убеждений я гнала поганой метлой.

Похожую историю описывает . Она сдала кровь для девочки, больной лейкозом. Девочка выздоровела. «Я была счастлива. Когда Катина мама со слезами меня благодарила — я чувствовала себя просто на седьмом небе. Мы победили! Мы заставили смерть отступить! И в этом есть и моя заслуга! Да, я сама, своими руками, изменила судьбу этой семьи — по крайней мере, в этом участвовала. На них свалилась страшная беда — а теперь все позади, беда миновала, они начинают новую жизнь, и это сделала я!!
Так я радовалась… ровно до тех пор, пока не сообразила, что впадаю в страшнейший из грехов — гордыню. Ибо горжусь своим добрым делом, с наслаждением принимаю благодарность и похвалы, да еще и приписываю себе какие-то заслуги в этом деле, когда хорошо известно, что никаких заслуг у человека не бывает, а исцелять, помогать и спасать может один только Бог. Все это ужасно. Во всем этом надо каяться, каяться, каяться.

На том моя радость и кончилась.

Итак, в современном русском православии человеку всячески предписывается думать о себе как ни на что не годном и ни на что доброе не способным. Если человек действительно начинает так о себе думать - у него возникает чувство никчемности. Которое есть первый шаг к депрессии.

Является ли мысль о себе, как о никчемном человеке, обязательной для христианина? Я бы не сказала. Так, например, авва Дорофей советует фиксировать ежедневно свой прогресс в борьбе со страстью. Притчу о мытаре и фарисее он толкует в том духе, что фарисей согрешил не перечислением своих заслуг (сюрприз!), потому что в этом он не солгал, а тем, что уничижил мытаря. Притча о талантах не оставляет никаких сомнений в том, что от нас зависит многое и что мысль о нашей никчемности может сыграть с нами скорее дурную шутку. Да и богословская идея синергии в деле спасения тоже об этом. Но мейнстримом в российском православии является другое.

«Держи ум во аде и не отчаивайся», «все спасутся - один я погибну», «Антоний, ты нас победил - еще нет!» - именно таких убеждений предлагается придерживаться любому православному. Убеждений, что лично он погибнет и будет гореть в аду. И это правильно и благочестиво - думать именно так. Нет, можно параллельно надеяться на милость Божию, но концентрироваться предлагается именно на том, что погибнешь. (Обращаю внимание на интересный момент - тут внезапно оказывается, что дела таки имеют значение. Но опять же, исключительно в негативном смысле). Поэтому довольно многие православные там и сям рассуждают о том, что они попадут в ад. Идея, что можно попасть в рай и что именно к этому стоит стремиться, совершенно непопулярна. Впрочем, никчемный человек (см. пункт первый) все равно не обладает необходимыми качества, чтобы стремиться к раю. Отдельно, но в этом же русле, существуют злобные нападки на протестантскую «ересь» в уверенности в спасении. Меж тем, как «уверенность в спасении» - это, по большому счету, культивация той самой надежды, которая и служит, в итоге, побудительным мотивом для христианской жизни.

Конечно, раздаются и в современном русском православии голоса против данного мейнстрима. Это, например, книга Сергея Худиева «Об уверенности в спасении» . Собственно говоря, если читать апостола Павла, то легко заметить, что он мыслит совершенно по-другому. Например, так: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его (2 Тим 4:7-8). Жаль, что читать апостола Павла у нас не очень принято.

«Терпи». «Молись». «Смирись». «Прости». Именно это с наибольшей долей вероятности услышит человек при рассказе о любых тяжелых обстоятельствах и отношениях. За всеми этими четырьмя глаголами стоит послание: «сделать для изменения ситуации ничего нельзя». Если ты пытаешься что-то сделать - возражаешь, например, против чего-то - ты плохой, несмиренный христианин.

«Терпи» = «ничего нельзя сделать, только терпеть. Это христианский путь». «Смирись» - то же самое, только еще и с намеком, что человеку что-то не нравится, потому что в нем гордыня. «Прости» - без комментариев. Говорится в ответ на любое недовольство кем-то, благодаря чему делается виноватым тот, кто недоволен. Молись - ты ничего не можешь сделать, только Бог.

В итоге из ситуации любого конфликта и ненадлежащего обращения человек выносит, что ситуацию изменить невозможно - можно только терпеть, молиться. смирять и прощать. А еще - что проблема в нем самом и в его неправильном расположении - см. пункт «никчемность».

Отсечение воли относится сюда же. Если человек пытается «отсечь волю», чаще всего это выливается в то, что он начинает плыть по течению и во всем или только в словах духовника видеть «волю Божию», которой надо покоряться. Сам он оказывается беспомощен перед обстоятельствами, не может ничего решить, не может ничего предпринять.

Опять же Христос в Евангелии (Мф 18) предлагает совершенно другую модель поведения. Да и апостол Павел со своим сообщением, что он римский гражданин, когда его собрались бить палками, плохо вписывается в эту картину.

Кто виноват?

Когда я опубликовала этот текст в «Фейсбуке», комментаторы разделись почти целиком на два лагеря. Одни говорили: «Спасибо, да, именно так со мной всё и было, поэтому я ушел из Церкви/долго лечился у психотерапевта». Другие говорили: «Церковь не виновата, если у кого-то началась депрессия, это его личные проблемы - он что-то не так понял, не тех послушал, не нашел нормальный приход». Я не буду спорить, что есть люди, у которых больше шансов подхватить в Церкви депрессию. Как правило, это либо люди, которым похожие три установки внушали в семье, либо люди, которые относятся к вере очень серьезно. Человек, который искренне попытается постоянно «держать ум во аде» имеет больше шансов впасть в депрессию, чем человек, который только ходит на службы, а в другое время живет своей жизнью и о духовной жизни не очень-то вспоминает.

Но давайте не забыть об ответственности другой стороны тоже. Священное Писание говорит, что «дурные сообщества развращают добрые нравы». Вообще для Писания, в отличие от современной поп-психологии, очевидно, что человек существует в сообществе и сообщество влияет на человека, как и человек на сообщество. Впрочем, идея о том, что «мы приходим в Церковь не к людям, а к Богу» — еще одна нездоровая и ложная идея, которая постоянно звучит в ситуациях конфликтов. Об этом я напишу в другой раз.

Однако, у меня нет цели говорить о каких-то нехороших людях, которые сводят других с ума. И тем более я не «обвиняю святую Церковь». В конце концов, сведение нас с ума выгодно только бесам, давайте договоримся считать виноватыми их. Моя цель - обратить внимание на нездоровые и ложные способы мышления, которые, к сожалению, насаждаются в Церкви под видом Православия. Я уверена, что каждый, кто мыслит в таком ключе и учит этому других, искренне думает, что именно так и надо думать православным. Возможно, сам он думать по-другому не умеет. Но этот способ мыслей - вредный, ведущий к депрессии и неврозам. Как ему противостоять и можно ли мыслить по-другому, будучи христианином, поговорим в следующий раз.