Сообщение на тему творчество в науке примеры. Обществознание сообщение на тему творчество в науке

Принято считать, что творчество и наука являются никак не связанными, а порой и противоположными сферами нашей жизни. Но так ли это на самом деле? О том, существует ли творчество в науке и в чём оно выражается, вы узнаете из этой статьи. А также узнаете о известных личностях, которые своим примером доказали - научная и могут успешно сосуществовать.

Под этим словом понимается создание чего-то принципиально нового в любой сфере человеческой жизни. Первым признаком творчества является особое мышление, выходящее за рамки шаблонов и обыденного мироощущения. Так создаются духовные либо материальные ценности: произведения музыки, литературы и визуального искусства, изобретения, идеи, открытия.

Другой важнейший признак творчества - это уникальность полученного результата, а также его непредсказуемость. Никто, зачастую даже сам автор, не может предугадать, что получится в результате креативного осмысления реальности.

Важное место в творчестве занимает интуитивное понимание действительности, а также особые состояния сознания человека - вдохновение, озарение и т.п. Благодаря этому сочетанию новизны и непредсказуемости рождается интересный творческий продукт.

В этой области нашей деятельности происходит накопление и систематизация объективных знаний об окружающем мире, а также о самом человеке. Особенностью научного подхода является обязательное условие: любое теоретическое суждение должно быть подкреплено объективными фактами и доказательствами. Если этого нет, то суждение нельзя назвать научным. При этом оно не всегда является ложным - просто в настоящее время его невозможно подтвердить объективными (не зависящими от желаний человека) данными.

Доказательства суждений собираются с помощью различных данных: наблюдение, эксперимент, работа с фиксирующими и вычислительными приборами и т.д. Затем полученные данные систематизируют, анализируют, между предметами и явлениями находят причинно-следственные связи, делают выводы. Этот процесс называется научным исследованием.

Научное познание обычно начинается и гипотезы или теории, которая затем проверяется на практике. Если объективное исследование подтвердило теоретическое суждение, тогда оно становится природным или социальным законом.

Разновидности творчества

Творчество может проявляться абсолютно во всех сферах жизни человека: от создания объектов культуры до общения. Поэтому выделяются такие его виды:

1. Художественное творчество (создание объектов материального или духовного мира, обладающих эстетической ценностью).

3. Техническое творчество (изобретение новых технических продуктов, электроники, высокотехнологичных устройств и т.д.).

4 Научное творчество (выработка нового знания, расширение границ уже известного, подтверждение или опровержение ранее существовавших теорий).

В последней разновидности мы видим, как связаны наука и творчество. Для того и другого характерны создание чего-то нового, уникального и важного, имеющего ценность для человека. Поэтому творчество в науке занимается далеко не последнее место. Можно сказать, является одним из основообразующих компонентов.

Виды наук

Теперь посмотрим, в каких разновидностях представлена в нашей жизни состоит в следующем:

1. Естественные науки (изучающие законы живой и неживой природы; биология, физика, химия, математика, астрономия и т.п.).

2. (изучающие техносферу во всех её проявлениях; информатика, химическая технология, ядерная энергетика, инженерное дело, архитектура, биотехнология и многие другие).

3. Прикладные науки (направленные на получение результата, который затем можно будет использовать в практической деятельности; прикладная психология, криминалистика, агрономия, металлургия и т.д.).

4. Гуманитарные науки (изучают культурную, духовную, умственную, нравственную и общественную деятельность человека; этика, эстетика, религиоведение, культурология, искусствоведение, антропология, психология, лингвистика, политология, юриспруденция, история, этнография, педагогика и т.д.).

5. Общественные науки (изучают социум и взаимосвязи в нём, во многом перекликаясь с гуманитарными науками; социальная психология, политология и т.п).

Может ли наука быть творческой

Из классификации разновидностей творчества видно, что научное познание очень часто включает в себя элемент креативности. В противном случае было бы непросто совершать открытия и создавать изобретения, ведь в таких случаях учёным часто движут интуитивные догадки и неожиданные озарения, которые затем подкрепляются объективными данными.

Творчество в науке проявляется также при осмыслении уже известных фактов, которые могут быть либо доказаны с иной стороны, либо опровергнуты благодаря новому, свежему взгляду. Развенчание укоренившихся в науке мифов также требует неординарного мышления.

Творчество в науке на примере известной личности

На бытовом уровне принято разделять людей на обладающих гуманитарным либо техническим складом ума, при этом считая, что первая категория хороша в творческой и общественной деятельности, а вторая - в научной, технической и прикладной. В действительности все сферы жизни современного общества тесно взаимосвязаны, а человеческие способности разнообразны и могут быть развиты.

Существует не только творчество в науке, но возможно также сочетание научного и художественного взглядов на мир. Яркими примерами этого может служить наследие Л. да Винчи (художник, скульптор, архитектор, музыкант, изобретатель и военный инженер), А. Эйнштейна (учёный-теоретик, скрипач), Пифагора (математик и музыкант), Н. Паганини (музыкант, композитор, музыкальный инженер). Не менее ярко проявляется творчество в науке на примере известной личности, Ломоносова М. В., который был человеком, обладающим энциклопедическими знаниями и множественными талантами в различных областях, что позволило ему реализоваться в качестве учёного-естествоиспытателя, химика, физика, астронома, географа, а также историка, просветителя, поэта, литературоведа и художника.

Важно помнить, что наука, творчество, культура - это не отдельные друг от друга грани человеческой деятельности, а взаимосвязанные части одного целого.

В этом году Белый зал Санкт-Петербургского политехнического университета Петра Великого отмечает свое­образный юбилей: 10 лет назад он вновь был открыт для публики после масштабной реставрации. Сегодня сложно представить культурное пространство нашего города без этой уникальной концертной площадки. О том, как это было, мы вспоминали с Борисом Игоревичем Кондиным, заслуженным работником культуры России, директором Департамента молодежного творчества и культурных программ СПбПУ, концертирующим пианистом.

— Открытие отреставрированного зала стало значительным событием в культурной жизни города. Какие музыканты приняли в нем участие?
— Открытие Белого зала состоялось в День знаний 1 сентября 2005 года. Собравшихся ждал приятный сюрприз — выступление Владимира Спивакова и оркестра «Виртуозы Москвы». Вообще, каждый концерт В. Спивакова — это грандиозно, это впечатление на всю жизнь. На открытии присутствовал весь цвет Политеха, да и города. В. Спивакову очень понравился зал, его замечательная акустика. Красивая музыка прозвучала в прекрасном исполнении в стенах великолепного Белого зала.

— Концертный сезон в этом году открыл Санкт-Петербургский оркестр терменвоксов. Этот музыкальный инструмент родился здесь, не так ли?
— Терменвокс родился рядом с Белым залом, в бывшей лаборатории Физико-технического института. В ней работал его создатель — Л. С. Термен, совершенно уникальный человек, выдающийся изобретатель. Он закончил Петербургскую консерваторию по классу виолончели, Политехнический университет, обучался на физическом и астрономическом факультетах Петербургского университета. В Л. Термене соединилось то, к чему мы стремимся, — любовь к науке и искусству. Работая над физическими открытиями, он обнаружил возможность звучания различных физических устройств без прикосновения рук, только за счет изменения объема внешней среды. Так были изобретены охранная сигнализация и музыкальный инструмент терменвокс. Его дипломной работой в Политехе стал дальновизор, предшественник современного телевидения. Л. Термен входит в плеяду пионеров-изобретателей современных крылатых ракет, электромузыкальных инструментов, телевидения, светомузыкальной техники и при этом он был великолепным музыкантом. Ему рукоплескала публика лучших залов мира: Гранд-опера, Альберт-холл, Метрополитен-опера и др. Хотя играть на таком инструменте чисто, без фальши, неимоверно трудно — необ­ходимо иметь очень хороший слух и разбираться в сложнейших тонкостях настройки. Для терменвокса писал музыку Д. Шостакович. Сегодня в России инструмент не очень популярен, хотя он, безусловно, уникален и достоин внимания. Настоящий бум инструмент переживает в Японии. Так, в одном из центральных музыкальных магазинов Токио ежемесячно покупается приблизительно 50 терменвоксов. В Японии даже создали новую его модификацию — матрёмины, русские матрешки с терменвоксом в корпусе.

— Расскажите о проекте «Музыкальные семестры в Политехническом».
— Это наша с профессором консерватории И. Е. Рогалёвым совместная идея. Уникальный для России образовательный проект осуществляется в Политехническом уже 7 лет. Это лекции-концерты композитора в сопровождении симфонического оркестра для студентов технических специальностей. На «Музыкальных семестрах» мы не рассказываем биографии композиторов и что ими было написано — это не курс музыкальной литературы. Мы рассказы­ваем о процессе творчества, о том, что вдохновило композитора на выбор той или иной мелодии. Студенты учатся слушать и чувствовать музыку, постигают истоки творчества. «Музыкальные семестры» развивают студентов и создают эффект синергии, когда параллельное движение в разных областях деятельности — науке и искусстве — создает эффект усиления творческого процесса в каждой.

— Наверное, поэтому появилась идея провести Первый хоровой конкурс технических вузов России «Благовест»? Часто ли высту­пают студенты на сцене Белого зала?
— «Благовест» — закономерное продолжение нашей работы. Вся наша деятельность направлена на развитие процесса творчества, пробуждение интереса студентов не только к точным наукам, но и к тому, как создается мир вокруг. Творчество в науке и искусстве взаимосвязано. Оно способствует саморазвитию и самореализации. Что касается студенческих концертов, наши творческие коллективы выступают достаточно постоянно. Когда есть готовые программы — с отчетными концертами. Отцы-основатели университета мечтали, чтобы выпускники Политеха были инженерной элитой России. Это подразумевает многогранное образование, и в сфере искусства в том числе. Есть известное высказывание ученого, инженера, изобретателя В. Г. Шухова о том, что «инженер должен мыслить симфонически». Этот принцип актуален и сегодня, и эта цитата стала эпиграфом к хоровому конкурсу технических вузов России. Мы стремимся к тому, чтобы творчество являлось образом мышления наших студентов. Для этого мы проводим художественные фестивали и конкурсы. Не случайно одна из задач департамента, которым я руковожу, — развитие творческих студенческих объединений.

— Пройдут ли какие-либо специальные мероприятия, посвященные Году литературы в России?
— Так совпало, что мы впервые в этом году запланировали в репертуаре серию моноспектаклей. Учитывая особенности сцены нашего концертного зала, мы выбрали именно этот формат. В спектаклях примут участие петербургские актеры театров малых форм. Начнется проект «Одесскими рассказами» И. Бабеля в ноябре, затем, в декабре, будет представлен необычный моноспектакль о жизни и творчестве С. В. Рахманинова. Внук В. П. Соловьёва-Седого, В. Соловьёв-Седой-младший, прочитает главы из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова. Спектакль будет сопровождаться музыкой Шнитке в исполнении Концертного камерного оркестра М. З. Эстрина.

Традиционно проблема творчества относится к гуманитарным наукам: философии и психологии. В этих науках было предложено несколько разных определений творчества. Среди них наиболее конструктивным, на наш взгляд, является определение творчества как генерации (непредсказуемого возникновения) новой ценной информации.

Творчество – результат интуитивного мышления и при чисто логическом подходе творчество отсутствует. Это утверждение хорошо известно специалистам логики, но может вызвать удивление (и протест) у представителей точных наук. Действительно, доказательство теорем и решение математических задач часто приводят как пример творчества. Однако если задача четко сформулирована, то решение ее можно поручить компьютеру. В этом случае результат вычислений уже предопределен исходными положениями и новой информации не содержит. Элемент творчества при этом все же присутствует и заключается в выборе наилучшей программы (или пути решения задачи), однако тем и ограничивается.

Приведенный пример логического решения задач, в случае, когда исходной информации достаточно, требует профессионализма и, часто, высокого класса. Однако профессионализм и способность к творчеству – свойства разные и даже противоречивые.

В науке и жизни необходимо и то и другое, но в определенном соотношении. Узкий профессионализм сковывает творчество и тем ему препятствует. С другой стороны, творчество раздвигает и разрушает рамки узкого профессионала и тем ему опасно. Можно сказать, что профессионализм и творчество находятся в дополнительном отношении.

В художественной форме это ярко показал А.С. Пушкин в драме «Моцарт и Сальери» В ней Сальери – профессионал, стремящийся подчинить творчество логике, или, по словам Пушкина, «алгеброй гармонию проверить». Моцарт – творец, разрушающий прокрустово ложе логики, ищущий (и находящий) новые решения, логически не предвидимые. Именно в этом и состоит суть драматического конфликта.

В гуманитарных науках творчество описывается как акт озарения, который не подвластен исследованию и анализу в рамках естественных и точных наук. Принято думать также, что озарения приходят редко и каждое из них – событие, о котором слагаются легенды. Пример тому – яблоко, упавшее на голову Ньютона.

В действительности, каждому человеку на каждом шагу приходится принимать решения в условиях недостатка информации, т.е. заниматься творчеством. Тем не менее, принятие решений в повседневной жизни и творчество в науке и искусстве все же отличаются.

В первом случае человек ориентируется на прецеденты, собственный неформализованный опыт (т.е. интуицию). При этом он учитывает сложившиеся в обществе правила поведения, которые, однако, не жестки и допускают различные варианты решений. Логика здесь используется редко и слова «давайте мыслить логически», как правило, произносятся именно тогда, когда логический путь зашел в тупик.

Художественное творчество не сковано жесткими рамками. Цель его – сообщить человечеству нечто новое в емкой, но не жесткой, а свободной индивидуальной форме, допускающей различные толкования. Ценность создаваемой при этом информации определяется обществом, и этот процесс тоже неоднозначен.

В научном творчестве главная задача – раздвинуть рамки принятых аксиом и сформулировать новые, охватывающие задачи, которые в прежних рамках не находили решения .

Тезис о том, что процесс творчества невозможно исследовать в рамках точных и естественных наук, до недавнего времени считался общепринятым. Однако сейчас уже настало время, когда к феномену творчества можно подойти с позиций этих наук.

На первый взгляд такая цель может показаться кощунственной, поскольку выглядит как попытка «алгеброй гармонию поверить». Однако современная наука – отнюдь не сухая и жесткая алгебра, которую имел в виду Пушкин.

В последнее время в точных и естественных науках произошли существенные изменения. Рамки их расширились, так что современная наука по глубине и красоте не уступает музыке Моцарта.

Во-первых, в теории динамических систем возникло новое направление – динамический хаос. Появилась возможность с помощью математических моделей исследовать механизм непредсказуемых (случайных) явлений. Особую роль здесь играет хаос, который возникает, длится конечное время и затем исчезает. Именно на стадии хаоса (точнее, при выходе из него) возникает новая ценная информация. . В этой стадии существует момент, когда генерация ценной информации наиболее эффективна. Этот момент по существу и является «моментом озарения», или, что то же, «моментом истины». Предложено несколько названий промежуточной хаотической стадии: в работах Д.С. Чернавского и А.Г. Колупаева она называется «перемешивающий слой», в работах Г.Г. Малинецкого используются более образные термины: «джокер» – хаотическая стадия и «русло» – динамическая.

Чередование стадий: порядок → хаос → новый порядок (или, в терминологии «русло» → «джокер» → «новое русло») является характерной особенностью всех развивающихся систем. Это не удивительно, поскольку во всех развивающихся системах происходит рождение новой информации. Такое чередование стадий соответствует известной триаде Гегеля: «тезис» → «антитезис» → «синтез», которая, была предложена двести лет тому назад (в 1803 г.). В точных науках (т.е. в теории динамических систем) по существу то же было сформулировано лишь недавно. Важно подчеркнуть, в рамках этой теории понятия: «момент истины» или, что то же, «момент озарения» имеют не только художественный, но и вполне четкий математический смысл.

Во-вторых, в последнее время успешно развивалась нейрофизиология. Это важно, поскольку процесс творчества, как частный случай мышления, протекает в реальных нейросетях человека. Поэтому, исследуя явление творчества в рамках естественных наук, необходимо представлять себе, какие именно процессы протекают в головном мозге на биохимическом, клеточном и нейросетевом уровнях. В настоящее время эти процессы на всех упомянутых уровнях достаточно хорошо изучены .

В-третьих, в последние десятилетия возникли новые направления: теория распознавания и нейрокомпъютинг . Конечной целью этих теорий (так же как и любой другой теории) является прогноз поведения окружающих объектов (как живых, так и не живых). Тем не менее, они сильно отличаются от теорий в обычном понимании слова. Главное отличие в том, что прогноз делается не на основе аксиом и логических выводов из них, а на основании прецедентов. Набор прецедентов носит название – «обучающее множество». Требование доказательства верности прогноза в теории распознавания отсутствует. Вместо него используются критерии похожести. Основной задачей теории является ответ на вопрос: на что (или на кого) похож данный объект (или субъект). Для этого необходимо знать признаки объекта и сравнить их с признаками объектов из обучающего множества. В основе прогноза лежит положение: поведение объекта будет похоже на поведение его прототипа из известных прецедентов. Напомним, что именно так совершается творчество в повседневной жизни.

Тем не менее, теория распознавания является разделом математики и, следовательно, относится к точным наукам. Математика используется для того, чтобы слова «похож» или «не похож» обрели количественное выражение. Она используется также для формализации процесса распознавания. Последнее удается не всегда, но если удалось, то формулируется алгоритм распознавания, именуемый «решающим правилом». Владея им и зная признаки объекта, можно прогнозировать его поведение уже чисто логическим путем, не обращаясь к прецедентам. Можно сказать, что распознавание до формулировки решающего правила происходит интуитивно, а после – логически. Т.о. в рамках этой теории удается проследить путь перехода от интуитивного мышления к логическому. До развития теории распознавания даже поставить такую задачу было немыслимо.

Нейрокомпъютинг (или, что то же, теория нейросетей) – новое и бурно развивающееся направление науки. Первоначально оно возникло как попытка математического моделирования процессов в мозге. Попутно выяснилось, что оно имеет богатые практические приложения (в частности, в медицине и военном деле). Сейчас его можно рассматривать как мост, соединяющий теорию распознавания и нейрофизиологию.

Во всех упомянутых теориях большую роль играет интеграция информаций. Поясним суть процесса интеграции.

Набор объектов, входящих в обучающее множество всегда ограничен и подчинен определенной цели. Так, в механике это набор массивных тел и цель – прогноз их поведения под действием сил. В термодинамике это набор сплошных сред (газы, жидкости и т.п.) и цель – прогноз их поведения при изменении давления, температуры и объема. В каждом из этих обучающих множеств были сформулированы свои решающие правила, которые играли роль аксиом (или «начал»). Эти аксиомы имеют силу в своей области и не имеют ее в другой.

Однако с развитием науки появилась необходимость объединения обучающих множеств и, следовательно, решающих правил. Именно этот процесс объединения в теории распознавания и называется интеграцией информаций. В обществе он же называется интеграцией наук. Подчеркнем, на уровне нейрофизиологических процессов механизм интеграции информаций в общих чертах известен. На уровне теории нейросетей он тоже в принципе ясен, так что даже предложены математические модели процесса.

Возвращаясь к проблеме творчества, следует сказать, что в рамках каждого из упомянутых направлений, взятых в отдельности, проблему творчества решить невозможно. Это можно сделать, только объединив их (путем интеграции), т.е. представить процесс творчества в виде следующих стадий.

Первая, исходная, стадия – имеется несколько областей знания, в каждой из которых существуют свои правила (аксиомы).

Вторая стадия – появляется необходимость объединить эти области (т.е. провести интеграцию). Для этого необходимо знать ситуацию в каждой из областей и провести в них ревизию привычных правил, частично отказаться от них, частично расширить. Как правило, имеется несколько вариантов ревизии, и необходимо выбрать из них один (не обязательно наилучший, но удовлетворительный, на данном этапе). Ясно, что сделать выбор логически, т.е. на основании прежних правил, невозможно. Поэтому проблема часто представляется как логический парадокс. Отказ от привычных правил и необходимость сделать выбор влечет за собой растерянность и хаотичность как в умах людей, так и в обществе. Иными словами, эта стадия – перемешивающий слой, проявлением которого являются «муки творчества».

Третья стадия – выход из перемешивающего слоя. Часто эта стадия длится сравнительно короткое время и представляется как «момент истины», «озарение» или «порыв вдохновения». Когда выбор сделан, формулируются новые правила, в рамках которых парадокс разрешен. При этом оказывается, что прежние правила имеют область применимости, но ограниченную, в чем, собственно и состоит их ревизия.

Часто стимулом для выхода из перемешивающего слоя служит какое-либо внешнее воздействие, порою, даже банальная встряска. Так, Ньютону на голову упало яблоко (судя по всему, немалых размеров), и именно в этот момент он сделал выбор, принял решение, и в результате возникла классическая механика.

В качестве иллюстрации сказанного приведем несколько примеров творчества в науке и искусстве.

Первый пример касается Людвига Больцмана и его роли в создании современной статистической физики.

В начале прошлого века существовали две разные науки: термодинамика и механика. В каждой из них была своя аксиоматика, свои проблемы и своя область применимости.

В механике аксиомами служили законы Ньютона в разных формах: Лагранжа, Эйлера, Гамильтона и просто в форме уравнений движения. В рамках этой аксиоматики все процессы должны быть обратимы во времени. Основная проблема механики состояла в том, что реальные процессы во времени необратимы.

В термодинамике аксиомами служили первое и второе начала. Согласно второму началу все процессы во времени необратимы, и энтропия может только возрастать. Проблема состояла в том, что понятие «энтропия» не имело ясного физического смысла. Более того, в ряде случаев энтропия не могла быть определена однозначно. Последнее наиболее четко сформулировано Дж. Гиббсом в форме парадокса смешения.

Больцман задался целью – провести интеграцию наук и тем решить обе проблемы. Для этого он использовал механическую модель – бильярд Больцмана. В этой модели шары (аналоги молекул) двигались в соответствии с законами Ньютона и упруго отражались при соударениях друг с другом и со стенками бильярда. Больцман предположил, что движение шаров хаотично (гипотеза молекулярного хаоса), и получил два результата, которые вошли в золотой фонд науки.

Во-первых, был выяснен физический смысл энтропии как логарифма вероятности реализации конкретного микросостояния (где скорости и координаты шаров фиксированы).

Во-вторых, была доказана Н-теорема Больцмана о необратимом возрастании энтропии.

Таким образом, интеграция наук Больцманом была проведена, но не до конца. Гипотеза молекулярного хаоса противоречила постулатам механики, т.е. ее аксиоматика была нарушена. Однако новой аксиоматики Больцман предложить не смог, и принцип соответствия был нарушен. Конкретно, без ответа оставался вопрос: при каких именно условиях в механике возникает хаос и когда он не возникает.

Ответ на этот вопрос был получен полвека спустя, когда было показано, что движение шаров в бильярде Больцмана неустойчиво [Крылов, 1950], и была развита теория динамического хаоса .

Контрадикция между логикой и интуицией в этой истории проявилась в следующем.

Гипотезу молекулярного хаоса Больцман высказал интуитивно, основываясь на многих прецедентах, о которых знал или которые наблюдал лично. В этом и состоял акт творчества. Эта гипотеза противоречила стройной логической схеме механики. Многие видные сторонники этой схемы (в том числе Ж.А. Пуанкаре) обрушили на Больцмана град критики. Попросту началась нередкая в науке травля инакомыслящего ученого. Каждый защищал «свою» информацию.

Сторонники термодинамической аксиоматики тоже были недовольны. Результаты Больцмана не противоречили второму началу термодинамики, а напротив, подтверждали его. Однако Н-теорема Больцмана низводила второе начало из ранга аксиомы в ранг следствия. Логика термодинамики как самостоятельной науки была поколеблена. Больцман был атакован и с этой стороны.

В результате судьба Больцмана сложилась трагично – он покончил жизнь самоубийством.

Второй пример – создание квантовой механики. До нее было две науки: классическая механика массивных частиц и теория волн (включая электромагнитные). Каждая из них основывалась на своем множестве объектов и явлений. В каждой из них были сформулированы решающие правила (в форме уравнений, различных для частиц и волн) и своя аксиоматика. Эти правила не противоречили друг другу, но и не пересекались.

Так было до исследования спектра черного излучения, произведенного Максом Планком и обнаружения интерференции электронных пучков. После этого появилась необходимость интеграции упомянутых наук, что и было сделано Э. Шредингером и В. Гейзенбергом. Эта интеграция была проведена просто методом сложения. Т.е. было предложено, во-первых, расчеты проводить на основе волнового уравнения, (именно, уравнения Шредингера, которое аналогично уравнениям Максвелла – I постулат). Во-вторых, интерпретировать результаты расчетов в терминах вероятности обнаружить объект как частицу (II постулат).

Такая «интеграция» оказалась внутренне противоречивой, на что впервые обратил внимание А. Эйнштейн. Его не удовлетворило введение II постулата о вероятности в чисто детерминистическую теорию. Н. Бор попытался снять противоречие, но только на вербальном уровне, введя понятие «классический прибор». Впоследствии выяснилось, что корни противоречия глубже. Было показано, что процесс обнаружения частицы, равно как и «классический прибор», в принципе не могут быть описаны уравнением Шредингера.

Сами создатели квантовой механики – Э. Шредингер и В. Гейзенберг – в этой дискуссии активного участия не принимали и, скорее, разделяли точку зрения критикующих.

Спор Бора с Эйнштейном и последующие дискуссии описаны во многих статьях, в том числе популярных. Методологические аспекты этого вопроса подробно обсуждаются в книге .

По существу, этот спор – проявление контрадикции между логическим и интуитивным мышлением. Отличие от предыдущего примера в том, что интуитивное суждение Больцмана о молекулярном хаосе в конце концов было обосновано в теории динамического хаоса и, таким образом, перешло в разряд логических.

В квантовой механике этого еще не произошло. Проблема до сих пор остается дискуссионной и известна в науке как парадокс измерения.

Таким образом, в данном случае интеграция информаций еще не завершена, и это еще предстоит сделать.

Тем не менее, квантовая механика оказалась очень полезным инструментом в атомной и молекулярной физике. В этой области результаты квантово-механических расчетов неоднократно подтверждались экспериментально. Будет ли она столь же эффективна в решении более глубинных проблем, касающихся структуры элементарных частиц, – пока вопрос открытый.

Таким образом, формулировка двух постулатов квантовой механики – пример чисто интуитивного мышления. Встает вопрос: какую роль в этом творческом акте играли прецеденты, т.е. явления в макроскопическом мире, которые могли бы навести на мысль о втором постулате? Вопрос не праздный и по этому поводу существует два мнения.

Первое: современный теоретик может математически описать явление, которое он ни разу в жизни не видел и представить себе не может.

Второе соответствует изложенному выше и состоит в том, что интуитивное мышление основано на образах и прецедентах, которые человек наблюдал, хотя и не пытался их описать.

В данном случае, речь идет о конкретном явлении – превращении волны в частицу. Сейчас уже можно сказать, что такое явление в макроскопической физике существует и даже описано математически. Речь идет о режиме с обострением , и (или) образовании пичковой диссипативной структуры в активной распределенной среде . При этом место автолокализации пичка выбирается случайно, хотя вероятность и зависит от амплитуды волны в данной точке пространства. Эти явления описываются сейчас уравнениями классической нелинейной динамики. Во время создания квантовой механики теория нелинейных систем еще не была развита, и предложить теорию в этой форме было невозможно. Тем не менее, упомянутые явления существовали, и люди их наблюдали, хотя и не умели их описывать теоретически.

Таким образом, наблюдать «парадокс измерения» в окружающей природе люди имели возможность. Сыграло ли это роль в их творчестве – вопрос открытый.

Приведенные выше примеры относятся к научному творчеству. В художественном творчестве действуют те же правила и та же последовательность стадий, и тому можно привести много примеров. Один из них, относящийся к музыке, рассмотрен в работе А.А. Коблякова . По существу, в ней идет речь об интеграции информаций, хотя автор использует другой термин – «трансмерный переход». Этим подчеркивается, что при интеграции увеличивается число измерений пространства, признаков объединенного множества объектов (т.е. обучающего множества, в чем, собственно, и состоит интеграция).

Конкретно пример касается музыки И.С. Баха, а именно фуги си-бемоль мажор из первого тома «Хорошо темперированный клавир». В ней сочетаются две различных высотных системы: модальная и тональная. Их сочетание считалось невозможным, ибо приводило к диссонансу. Бах нашел путь их соединения, используя так называемый свободный контрапункт, т.е. аккорд, в котором диссонансы не только допускаются, но и широко используются. И.С. Бах по праву считается одним из родоначальников свободного контрапункта. До него в музыке господствовал т.н. строгий контрапункт, в котором диссонансы считались запрещенными.

Сила эмоционального и эстетического воздействия музыки И.С. Баха несомненна. В чем она – на этот вопрос однозначный ответ дать трудно, поскольку восприятие музыки индивидуально и субъективно. По нашему впечатлению диссонансные аккорды И.С. Баха вызывают у слушателя ощущение растерянности, неуверенности в собственных силах, ничтожности перед чем-то великим. Они же отражают и муки творчества самого композитора. После них следует разрешение – чисто мажорный аккорд, который воспринимается как наконец-то найденный выход.

Сравнивая с изложенным выше, можно сказать, что музыка Баха – яркий пример демонстрации творческого процесса, где в художественной форме представлены все его стадии, включая возникновения перемешивающего слоя и выхода из него в момент истины. При этом в перемешивающем слое оказывается не только сам творец, но и слушатель, который т. о. становится соучастником творчества.

В заключение перечислим основные выводы, к которым приводит естественнонаучный подход к проблеме творчества.

Главный вывод из изложенного в том, что современное состояние точных и естественных наук позволяет подойти к процессу творчества и описать его даже в форме математических моделей. Этот подход не противоречит, а, скорее, согласуется с описанием творчества в философии и психологии.

Возникает вопрос: ну и что? Иными словами, какую пользу можно извлечь из этого? Можно ли, построив математическую модель творчества, вложить ее в компьютер? Будет ли такой компьютер способен к творчеству, и что именно он натворит?

Из изложенного следует, что это сделать невозможно. Компьютер войдет в перемешивающий слой, в нем зациклится, впадет во «фрустрацию» и из нее не выйдет. Подчеркнем, это утверждение носит принципиальный характер и не зависит от уровня вычислительной техники – ни современной, ни будущей.

Тем не менее, некая польза, на наш взгляд, имеется и заключается в том, что можно указать условия, необходимые для творчества.

Во-первых, необходимо знать не только одну область науки (или искусства), но и смежные с ней. Однако быть профессионалом сразу в нескольких областях очень трудно (практически невозможно). Как правило, такой человек в каждой отдельной области уступает узкому специалисту и считается дилетантом. Отсюда вывод, звучащий несколько парадоксально: к творчеству способны скорее, дилетанты, нежели узкие профессионалы.

Во-вторых, необходимо видеть противоречия, возникающие при сопоставлении аксиом (или правил) разных областей. Иными словами, надо уметь видеть парадоксы. Это дано не каждому. Большинство людей склонны не замечать их и не думать о них.

В-третьих, из изложенного следует, что акт творческого озарения происходит в конце перемешивающего слоя. Именно тогда, когда наступает «момент истины» и «внутренний голос» может подсказать верное решение с вероятностью, близкой к единице.

Как было показано выше, эти понятия в современной науке имеют не мистический, а вполне определенный математический смысл.

ВЫВОДЫ

Техника – результат исключительно творческого осмысления мира. Однако, техника – это не только продукт, но и сам творческий процесс, и то, без чего он порой невозможен.

Техника, как во многом и творчество, обладает «автономией развития» – как в смысле наличия имманентного эволюционного потенциала и собственной логики развития, так и в смысле независимости от социокультурного контроля и самодостаточности оснований (вплоть до понимания техники в качестве causa sui, что может быть выражено формулой (Тn-1 → Tn → Tn+1). Развитие техники носит эмерджентный характер (англ. to emerge – внезапно возникать), т.е. не испытывает никакого детерминационного влияния извне, со стороны других социальных феноменов, напротив, выступая финальной детерминантой всех социальных преобразований и культурных модификаций.

Но в отличие от техники творчество распространяется на всю ткань бытия. Само бытие – результат творения.

Техника есть естественное продолжение органов человека, его способности мышления. Техника – объективная реальность, обладающая высокой динамикой развития, собственными закономерностями, способными изменить не только социальные отношения, но и природу человека, его потребность и способность творить.

Под техникой понимается не только машинно-механизмное оснащение деятельности, но и особый стиль мышления – тип рациональности, ориентированный на операционализм и инструментализм.

Техника – не что иное, как способ конструирования мира. Техника несет с собой и выражает в себе новое отношение человека к миру, новый способ раскрытия бытия. В этом техника родственна искусству и сопряжена с истинным познанием. Подобно искусству техника – творчество, отлагающееся в произведении, а поскольку всякое произведение выводит из потаенности в открытость, техника относится к той же области, где сбывается истина.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аносов Д.В., Синай Я.Г. // Успехи математических наук. – 1967. – №5. – С. 107-128.

2. Аристотель. Метафизика. Кн. 6. – М.; Л., 1934.

3. Бергсон А. Творческая эволюция. – М., 1957.

4. Бердяев Н.А. Самопознание: Опыт философской автобиографии / Сост. А.В. Вадимов. – М.: Книга, 1991. – 446 с.

5. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989. – 607 с.

6. Бернал Дж. Наука в истории общества. – М., 1956.

7. Борисюк Г.Н., Борисюк Р.М., Казанович Я.Б., Иваницкий Г.Р. Модель динамики нейронной активности при обработке информации мозгом – итоги десятилетия // Успехи физических наук. – 2002. – №10. – С. 1189-1214.

8. Булгаков С.Н. Философия хозяйства. – М., 1968.

9. Галушкин А.И. Нейрокомпьютеры. – М.: ИПРЖР, 2000. – 528 с.

10. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3 т. – М.: Мысль, 1977. – Т.3: Философия духа. – 471с.

11. Голицын Г.А., Петров В.М. Информация – поведение – творчество. М.: Наука, 1991. – 224 с.

12. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. – М., 1956.

13. Иваницкий Г.Р., Медвинский А.Б., Цыганов М.А. От динамики популяционных автоволн, формируемых живыми клетками, к нейроинформатике // Успехи физических наук. – 1994. – №10. – С. 1041-1072.

14. Кобляков А.А. Основы общей теории творчества (синергетический аспект) // Философия науки. – 2002. – №8. – С. 96-107.

15. Колупаев А.Г., Чернавский Д.С. Перемешивающий слой // Краткие сообщения по физике. – 1997. – №1. – С. 12-18.

16. Крылов Н.С. Работы по обоснованию статистической физики. – М.: АН СССР, 1950.

17. Лоскутов А.Ю., Михайлов А.С. Введение в синергетику. – М.: Наука, 1990. – 272 с.

18. Мазепа В.И. Художественное творчество как познание. – К.: Наукова думка, 1974.

19. Максвелл Д. Статьи и речи. – М., 1988.

20. Малинецкий Г.Г., Потапов А.Б. Джокеры, русла или поиски третьей парадигмы // Синергетическая парадигма. – М.: 2000. – С. 138-154.

21. Малинецкий Г.Г., Потапов А.Б. Современные проблемы нелинейной динамики. – М.: Эдиториал УРСС, 2000. – 336 с.

22. Новейший философский словарь: 2-е изд., переработ. и дополн. – Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. – 1280 с.

23. Новейший философский словарь / Сост. А.А. Грицанов. - Мн.: Скакун, 1998. – 896 с.

24. Новый энциклопедический словарь / Под. ред. А.М. Прохорова. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. – 1456 с.

25. Платон. Пир // Соч.: В 3 т. – М, 1970, – Т. 2.

26. Пономарев Я.А. Развитие проблем научного творчества в советской психологии // Проблемы научного творчества в современной психологии. – М., 1971.

27. Режимы с обострением. Эволюция идеи, законы коэволюции / Под. ред. Г.Г. Малинецкого. – М.: Наука, 1998. – 255 с.

28. Романовский Ю.М., Степанова Н.В., Чернавский Д.С. Математическая биофизика. – М.: Наука, 1984. – 304 с.

29. Современный философский словарь / Под ред. В.Е. Кемерова. – М., Бишкек, Екатеринбург: Главная редакция Кыргызской энциклопедии, Одиссей, 1996. – 608 с.

30. Степин В.С. Саморазвивающиеся системы и перспективы техногенной цивилизации // Синергетическая парадигма. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. – С. 12-27.

31. Степин В.С. Теоретическое знание. М.: Прогресс-Традиция, 2000. – 744 с.

32. Творения блаженного Августина Епископа Иппонийского. – 2-е изд. – К., 1901. – Ч. 1.

33. Фейнберг Е.Л. Две культуры. Интуиция и логика в искусстве и науке. М.: Наука, 1992. – 255 с.

34. Фейнберг Е.Л. Кибернетика, логика, искусство. М.: Радио и связь, 1981. – 144 с.

35. Философская энциклопедия: В 5 т. – М.; Л., 1970.

36. Философский энциклопедический словарь / Под ред. Е.Ф. Губского, Г.В. Кораблева, В.А. Мутченко. – М.: Инфра – М, 2000. – 576 с.

37. Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. – М.: Высшая школа, 1991. – 192 с.

38. Чернавский Д.С. Проблема происхождения жизни и мышления с точки зрения современной физики // Успехи физических наук. – 2000. – №2. – С. 157-183.

39. Чернавский Д.С., Карп В.П., Родштат И.В., Никитин А.П., Чернавская Н.М. Синергетика мышления. Распознавание, аутодиагностика, мышление. – М.: Радиофизика, 1995.

40. Чернавский Д.С. Синергетика и информация. М.: Знание, 1990. – 117 с.

41. Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М.: Политиздат, 1991. – 527 с.

Творческий процесс с давних времен привлекал умы философов и мыслителей, пытавшихся проникнуть в тайны человеческого сознания. Они интуитивно понимали, что именно в творчестве заложено и проявляется основное предназначение разума. Ведь если рассматривать максимально широко, то получается, что практически в любом виде деятельности можно найти элементы созидательного процесса. Попробуем разобраться с тем, в искусстве, на примере известной личности.

Леонардо да Винчи

Начнем с, наверное, наиболее известной во всей истории человеческой культуры личности. Отец Возрождения, гений в таком количестве областей науки и искусства, что его можно по праву назвать примером, на который следует равняться любому, стремящемуся внести свой вклад в созидательность человечества. Рассмотреть творчество в искусстве на примере известной личности - Леонардо да Винчи, пожалуй, очень просто, поскольку тут все достаточно очевидно.

Наверное, изобретательство является одной из важнейших форм творчества и процесса создания в целом. Именно поэтому так легко рассмотреть этого человека в подобном контексте. Поскольку Леонардо прослыл разработчиком множества уже только за это ему можно отдать пальму первенства в таком непростом деле, как творчество.

Творчество и искусство

Но раз речь идет об искусстве, то, очевидно, следует рассмотреть и его важнейшие проявления. Такие, как живопись, скульптура, архитектура. Что же, и в этих областях итальянский гений проявил себя достаточно. на примере известной личности лучше рассматривать именно в контексте живописи. Как известно, Леонардо находился в постоянном поиске, в эксперименте даже здесь, где очень многое зависит от техники, от умения. Его мощный потенциал был постоянно обращен на решение все новых проблем. Он неустанно экспериментировал. Будь то игра со светотенью, использование причудливой дымки на полотнах, составы красок, необычные цветовые решения. Да Винчи был не только художником и скульптором, он постоянно задавал новые горизонты как для мышления, так и для искусства как одного из проявлений деятельности разума.

Ломоносов

Еще одним знаменитым, пожалуй, больше в славянском мире является Михайло Ломоносов. также следует подробно рассмотреть в выбранном контексте. Творчество в искусстве на примере известной личности Ломоносова не менее интересно с точки зрения понимания того, как работает гений разума. Родившись намного позже, а значит, имея намного меньше областей, где можно стать первооткрывателем, он выбирает для себя очень непростой путь естествоиспытателя.

Действительно, намного сложнее проявить творчество в таких областях, как физика или химия. Однако именно такой подход позволил Ломоносову добиться вершин в познании Вселенной, на которые даже не замахивался Да Винчи. Не говоря уже о том, что наш соотечественник добился серьезных успехов в искусстве. Взять хотя бы его поэтический талант или искания в живописи, которые также заслуживают тщательного исследования.

Заключение

Рассматривая творчество в искусстве на примере известной личности, мы приходим к выводу, что любое созидание подразумевает поиск неизведанных горизонтов, за которыми идет новое понимание, достижение непознанного. Многие великие люди стали таковыми именно благодаря этой способности - находить непостижимое в, казалось бы, совершенно обычном, располагающемся на расстоянии вытянутой руки.

Таким образом, разобрав творчество в искусстве на примере известной личности, можно сказать, что человек, стремящийся достичь признания, должен рассматривать собственную деятельность с точки зрения изобретательства, обеспечения нового понимания очевидного.

Наука и искусство так же тесно связаны между собой, как сердце и легкие...

Л. Толстой

...Я подумал, что чутье художника стоит иногда мозгов ученого, что то и другое имеют одни цели, одну природу и что, быть может, со временем при совершенстве методов им суждено слиться вместе в гигантскую, чудовищную силу, которую теперь трудно и представить себе...

"Поэзия - просто ерунда" - так ответил однажды Ньютон на вопрос, что он думает о поэзии. Другой великий творец дифференциального и интегрального исчисления, философ, физик, изобретатель, юрист, историк, языковед, дипломат и тайный советник Петра I Готфрид Лейбниц (1646 -1716) более сдержанно определял ценность поэзии по отношению к науке примерно как 1:7. Вспомним, что тургеневский Базаров был более категоричен в количественных оценках: "Порядочный химик,- заявлял он,- в двадцать раз полезнее всякого поэта".

Впрочем, поэты часто также не стесняли себя в выражениях в адрес ученых. Так, английский поэт и художник Уильям Блейк (1757-1827) писал:

Живей, Вольтер! Смелей, Руссо! * Бушуй, бумажная гроза! Вернется по ветру песок, Что нам швыряете в глаза. ........................

* (3десь Вольтер (1694-1778) и Жан-Жак Руссо (1712-1778)для Блеика прежде всего не писатели, а философы и ученые-энциклопедисты, просветители. )

Придумал атом Демокрит, Ньютон разъял на части свет... Песчаный смерч Науки спит, Когда мы слушаем Завет.

Англичанину Блейку вторил русский поэт В. А. Жуковский (1783-1852), хотя тон его стихов спокоен и даже печален:

Не лучший ли нам друг воображенье? И не оно ль волшебным фонарем Являет нам на плате роковом Блестящее блаженства привиденье? О друг мой! Ум всех радостей палач! Лишь горький сок дает сей грубый врач!

Конечно, не следует думать, что во все времена и все служители науки и искусства разделяли столь резкие мнения. Были и другие мнения, о чем свидетельствуют, например, высказывания наших двух великих соотечественников, стоящие эпиграфами к нашему разговору. Были и другие времена, когда наука и искусство счастливо шли рука об руку к вершинам человеческой культуры.

И мы вновь возвращаемся в Древнюю Грецию... Из всех народов античности греки оказали самое сильное влияние на развитие европейской цивилизации. Вероятно, источник греческого гения и в том, что, входя в контакты с великими и более древними восточными цивилизациями, греки сумели не отвергать, а усваивать их уроки, дабы извлечь из них оригинальную культуру, ставшую основой и непревзойденным образцом для дальнейшего развития человечества. Примечательно, что именно восточные греки заложили фундамент философии (Фалес из Милета), математики (Пифагор с острова Самос) и лирической поэзии (Сапфо с острова Лесбос). Своего апогея греческая цивилизация достигает в V веке до н. э. В это время стратег Перикл возводит грандиозные монументы Акрополя, скульпторы Фидий и Поликлет высекают свои бессмертные шедевры, Эсхил, Софокл и Еврипид пишут трагедии, Геродот и Фукидид составляют бесценную хронику древней истории, философы и ученые Зенон, Демокрит, Сократ прославляют торжество человеческого разума. Затем Греция дарит миру РЛЙКИХ философов Платона и Аристотеля, чьи бессмертные идеи третье тысячелетие питают философов его мира, основоположника геометрии, автора знаменитых "Начал" Евклида, величайшего математика древнего мира Архимеда.

Характерно, что наука, искусство и ремесло в то счастливое для человеческой культуры время не отгородились еще друг от друга высокими стенами. Ученый писал философские трактаты страстно и образно, как поэт, поэт непременно был философом, а ремесленник - истинным художником. Математика и астрономия входили в число "семи свободных искусств" наряду с музыкой и поэзией. Аристотель считал, что наука и искусство должны объединяться во всеобщей мудрости, но вопрос о том, на чьей стороне лежит обладание этой мудростью - на стороне поэтов или ученых,- уже назрел.

Была и другая эпоха единого взлета науки и искусства - эпоха Возрождения. Человечество вновь, через тысячу лет, открывало для себя забытые сокровища античной культуры, утверждало идеалы гуманизма, возрождало великую любовь к красоте мира и непреклонную волю познать этот мир. "Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености" (Ф. Энгельс, т. 20, с. 346).

Олицетворением многосторонних интересов человека эпохи Возрождения, символом слияния науки и искусства является гениальная фигура Леонардо да Винчи (1452-1519), итальянского живописца, скульптора, архитектора, теоретика искусств, математика, механика, гидротехника, инженера, изобретателя, анатома, биолога. Леонардо да Винчи - одна из загадок в истории человечества. Его разносторонний гений непревзойденного художника, великого ученого и неутомимого исследователя во все века повергал человеческий разум в смятение. Для самого Леонардо да Винчи наука и искусство были слиты воедино. Отдавая в "споре искусств" пальму первенства живописи, Леонардо да Винчи считал ее универсальным языком, наукой, которая подобно математике в формулах отображает в пропорциях и перспективе все многообразие и разумное начало природы. Оставленные Леонардо да Винчи около 7000 листов научных записок и поясняющих рисунков являются недосягаемым образцом синтеза науки и искусства. Листы эти долгое время кочевали из рук в руки, оставаясь неизданными, а за право обладать хоть несколькими из них на протяжении веков велись ожесточенные споры. Вот почему рукописи Леонардо рассеяны по библиотекам и музеям всего мира. Вместе с Леонардо да Винчи и другие титаны Возрождения, возможно, не столь универсальные, но не менее гениальные, воздвигали бессмертные памятники искусства и науки: Микеланджело, Рафаэль, Дюрер, Шекспир, Бэкон, Монтень, Коперник, Галилей...

Леонардо да Винчи. Чертеж механизма для прокатки железных полос. Около 1490-1495. Рисунок пером из "Атлантического кодекса"

И все-таки, несмотря на творческий союз науки и искусства и стремление ко "всеобщей мудрости", часто сочетавшиеся в лице одного гения, искусство античности и Возрождения шло впереди науки. В первую эпоху наука только зарождалась, а во вторую - "возрождаюсь", сбрасывала с себя путы долгого религиозного плена. Наука значительно дольше и мучительнее, чем искусство, проходит путь от рождения до зрелости. Потребовалось еще одно столетие - XVII век, принесший науке гениальные открытия Ньютона, Лейбница, Декарта, чтобы наука смогла заявить о себе в полный голос.

Следующий, XVIII век, был веком стремительного развития и торжества науки, "веком разума", эпохой безграничной веры в человеческий разум - эпохой Просвещения. Во многом просветители XVIII "века - Вольтер, Дидро, Руссо, Д"Аламбер, Шиллер, Лессинг, Кант, Локк, Свифт, Татищев, Ломоносов, Новиков - похожи на титанов Возрождения: универсальность таланта, могучая сила жизни. Но что отличало просветителей - это вера в торжество разума, культ разума как лекарства от всех бед и разочарование в силе нравственных идеалов. Пути науки и искусства расходятся, а в XIX веке между ними вырастает стена непонимания и отчужденности:

Исчезнули при свете просвещенья Поэзии ребяческие сны, И не о ней хлопочут поколенья, Промышленным заботам преданы.

(Е. Баратынский)

Конечно, находились люди, пытавшиеся пробить эту стену взаимного неприятия, но в основном среди художников царил испуг перед "рассудочной наукой" и страх, что господство научного сознания окажется гибельным для искусства. Некоторые мыслители пытались дать этим опасениям философское обоснование. Сам Гегель отмечал, что рост теоретического знания сопровождается утратой живого восприятия мира и, следовательно, в конечном итоге должен привести к смерти искусства.

Уходя, век Просвещения дарит миру своего последнего "универсального гения" - Иоганна Вольфганга ете (1749-1832), поэта, философа, физика, биолога, минералога, метеоролога. Гений Гёте, как и созданный м образ Фауста, олицетворяет безграничные возможности человека, вечное стремление человечества к истине, добру и красоте, неукротимую жажду познания творчества. Гёте был убежден, что наука и искусство ляются равноправными сторонами в процессе познания и творчества: и ученый, и художник наблюдают и изучают реальный мир во имя главной цели - постижения истины, добра и красоты. Гёте гениально предвидел проблему, ставшую как никогда актуальной сегодня: для того чтобы наука оставалась на позициях гуманизма, чтобы она приносила людям пользу и радость, а не вред и горе, она должна крепить свои связи с искусством, высшая цель которого - нести разуму добро и красоту. Сегодня, когда накоплены горы смертоносного ядерного оружия, когда человечество находится под угрозой звездных войн, когда о фантастически могучих силах, вызванных к жизни наукой, жестоко напомнили две трагедии: гибель экипажа космического корабля "Чэлленджер" и авария на Чернобыльской АЭС,- как никогда остро стоит проблема гуманизации науки. И в деле борьбы за мир, за торжество идеалов гуманизма наряду с политическими усилиями огромная роль принадлежит искусству, ибо искусство понятно всем, оно не нуждается в переводчиках.

Дюрер. Построение эллипса как конического сечения. Рисунок из "Руководства к измерению". 1525. Нетрудно заметить, что эллипс у Дюрера имеет яйцевидную форму. Эта ошибка великого художника обусловлена, видимо, тем интуитивным соображением, что эллипс должен расширяться по мере расширения конуса

Я восклицаю: природа, природа! Что может быть большей природой, чем люди Шекспира!

И. В. Гёте

Перенесемся же во вторую половину XX века, когда споры о науке и искусстве достигли наивысшего накала. Главная причина, вызвавшая вспышку таких споров, заключается в том, что в условиях современной научно-технической революции наука стала непосредственной производительной силой, охватившей значительную часть общества. Только в нашей стране армия научных работников превышает один миллион человек, что почти в два раза больше армии Наполеона в Отечественной войне 1812 г. Овладение энергией атома и освоение человеком новой стихии - космического пространства - обеспечили современной науке небывалый престиж. Сложилось убеждение, что основная сила человеческого разума должна концентрироваться именно в науке, и прежде всего в математике и физике - столпах всей научно-технической революции.

Искусству же отводилась роль падчерицы, и то, что эта падчерица вопреки прогнозам столетней давности всегда мешалась под ногами, только раззадоривало технократов.

Итак, атмосфера была накалена и оставалось только высечь искру, чтобы грянул взрыв. Это сделал английский писатель, физик по образованию Чарльз Сноу, выступив в мае 1959 г. в Кембридже (США) с лекцией "Две культуры и научная революция". Лекция Сноу взбудоражила научную и художественную общественность Запада: одни стали его убежденными сторонниками, другие - ярыми противниками, третьи пытались найти золотую середину. Основной мотив лекции - взаимное обособление науки и искусства, которое ведет к образованию двух самостоятельных культур - "научной" и "художественной". Между этими полюсами интеллектуальной жизни общества, по мнению Сноу, разверзлась пропасть взаимного непонимания, а иногда и враждебности и неприязни. Традиционная культура, не способная воспринять новейшие достижения науки, якобы неизбежно скатывается на путь антинаучности. С другой стороны, научно-технической среде, которая игнорирует художественные ценности, грозит эмоциональный голод и антигуманность. Сноу полагал, что причина разобщенности двух культур кроется в чрезмерной специализации образования на Западе, указывая при этом на Советский Союз, где система образования более универсальна, а значит, и нет проблемы взаимоотношения науки и искусства.

Здесь Сноу заблуждался. Практически одновременно, в сентябре 1959 г., на страницах наших газет вспыхнул знаменитый спор "физиков" и "лириков", как Условно обозначили представителей науки и искусства.

Дискуссия началась статьей писателя И. Эренбурга. Это был ответ на письмо некой студентки, рассказывавшей о своем конфликте с неким инженером, который, кроме физики, ничего другого в жизни не признает (и прежде всего искусства). Увидев в частном письме назревшую проблему, Эренбург поместил в "Комсомольской правде" обширный ответ. Писатель подчеркивал" что в условиях небывалого прогресса науки очень ясно, чтобы искусство не отставало от науки, чтобы место в обществе было "местом пророка, который жжет глаголом сердца людей, как говорил Пушкин, а не местом исправного писца или равнодушного декоратора". "Все понимают,- писал Эренбург,- что наука помогает понять мир; куда менее известно то познание, которое несет искусство. Ни социологи, ни психологи не могут дать того объяснения душевного мира человека, которое дает художник. Наука помогает узнать известные законы, но искусство заглядывает в душевные глубины, куда не проникают никакие рентгеновские лучи..."

Статья Эренбурга вызвала цепную реакцию мнений. Одна статья породила несколько других, и все вместе они грохотали, как лавина. У Эренбурга были союзники, но были и противники. Среди последних "прославился" инженер. Полетаев, который писал: "Мы живем творчеством разума, а не чувства, поэзией идей, теорией экспериментов, строительства. Это наша эпоха. Она требует всего человека без остатка, и некогда нам восклицать: ах, Бах! ах, Блок! Конечно же, они устарели и стали не в рост с нашей жизнью. Хотим мы этого или нет, они стали досугом, развлечением, а не жизнью... Хотим мы этого или нет, но поэты все меньше владеют нашими душами и все меньше учат нас. Самые увлекательные сказки преподносят сегодня наука и техника, смелый и беспощадный разум. Не признавать этого - значит не видеть, что делается вокруг. Искусство отходит на второй план - в отдых, в досуг, и я жалею об этом вместе с Эренбургом".

Возмущенные "лирики" и рассудительные "физики" на все лады склоняли Полетаева * . Появились и статьи-крики: "Я с тобой, инженер Полетаев!", появились и самобичующие стихи:

* (Как стало известно впоследствии, "инженер Полетаев" оказался вымышленным персонажем. Его придумал поэт М. Светлов и для обострения полемики умышленно поставив на самые крайние позиции. Мистификация М. Светлова оказалась удачной. )

Что-то физики в почете, Что-то лирики в загоне. Дело не в сухом расчете, Дело в мировом законе. Значит, что-то не раскрыли Мы, что следовало нам бы! Значит, слабенькие крылья - Наши сладенькие ямбы...

(Б. Слуцкий)

Физики в то время действительно были в почете: и расщепление атома, и освоение космоса было делом рук (точнее, голов!) физиков и математиков.

Споры "физиков" и "лириков" на страницах газет бушевали несколько лет. Обе стороны явно утомились, но ни к какому решению так и не пришли. Впрочем, споры эти ведутся и сегодня. Правда, с газетных полос они перенеслись на страницы научных журналов, таких, как "Вопросы литературы" и "Вопросы философии". Проблема, взаимоотношения науки и искусства давно Уже признана философской проблемой, и решается она не на уровне эмоций и газетных вскриков, а за "круглым столом" в атмосфере взаимоуважения и доброжелательства.

Что же сближает и что разъединяет науку и искусство? Прежде всего, наука и искусство - две грани одного и того же процесса - творчества. Наука и искусство - это дороги, а часто и крутые нехоженые тропы к вершинам человеческой культуры. Таким образом, цель и у науки, и у искусства одна - торжество человеческой культуры, хотя достигается она разными путями. "И в науке, и в литературе творчество не просто радость, сданная с риском,- это жестокая необходимость,- говорит американский писатель, физик по образованию Митчел Уилсон (1913-1973).- И ученый, и писатель в какой бы обстановке они ни росли, в конце концов находят свое призвание, словно под влиянием той жe силы, которая заставляет подсолнечник поворачиваться к солнцу".

Задача научного творчества состоит в нахождении объективных законов природы, которые, разумеется, не зависят от индивидуальности ученого. Поэтому творец науки стремится не к самовыражению, а к установлению независимых от него истин, ученый обращается к разуму, а не к эмоциям. Более того, ученый понимает, что его произведения носят преходящий характер и через некоторое время будут вытеснены новыми теориями. Хорошо об этом сказал Эйнштейн: "Лучший жребий физической теории - послужить основой для более общей теории, оставаясь в ней предельным случаем".

Никто, кроме людей, занимающихся историей науки, не читает труды ученых в подлинниках. Да и очень трудно сегодня разобраться, скажем, в "Математических началах натуральной философии" Ньютона, хотя законы Ньютона и известны каждому. Дело в том, что язык науки очень быстро меняется и для новых поколений становится непонятным. Таким образом, в науке остаются жить лишь объективные законы, открытые ученым, но не субъективные средства их выражения.

В искусстве все наоборот. Задача художественного творчества - это постижение мира на основе субъективных мыслей и переживаний создателя. Произведение искусства всегда индивидуально, поэтому оно более понятно, чем научный труд. Истинные шедевры искусства живут вечно - и Гомер, и Бетховен, и Пушкин будут звучать, пока существует человечество, они не устаревают и не вытесняются новыми художественными произведениями.

Правда, ученые имеют свое преимущество. Ученый может проверить истинность своих теорий на практике, он спокоен и уверен в том, что его творения ложатся кирпичиками в огромном здании науки. Иное дело - художник, который не имеет объективных критериев для проверки истинности своих произведений, кроме внутреннего интуитивного убеждения. Даже когда художник уверен в своей правоте, его гложет червь сомнения относительно избранной формы и ее вопл щения. Поэтому, даже когда произведение создано" художник вынужден бороться за свое признание, постоянно заявлять о себе. Не случайно и Гораций, и Державин, и Пушкин не скупятся на слова в оценке своего творчества:

Создал памятник я, бронзы литой прочней... Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный... Я памятник себе воздвиг нерукотворный...

Иное дело - самооценка Эйнштейна, которого значительно меньше волновала проблема будущего своего -творчества: "Быть может, мне и пришли в голову одна-две неплохих мысли". Как заметил Фейнберг, трудно "представить себе, что Бор, пусть даже застенчиво, сказал: "Все-таки своими работами я воздвиг себе нерукотворный памятник".

Глубокая общность науки и искусства определяется и тем, что оба этих творческих процесса ведут к познанию истины. Стремление же к познанию генетически заложено в человеке. Известны два способа познания: первый основан на выявлении общих признаков познаваемого объекта с признаками других объектов; второй - на определении индивидуальных отличий познаваемого объекта от других объектов. Первый способ познания свойствен науке, второй - искусству.

Наука и искусство - это два крыла, которые поднимают вас к Богу.

М. X. А. Бехаулла

Мы уже отмечали в главе 1 познавательную функцию искусства. Но важно подчеркнуть, что научное и художественное познание мира как бы дополняют друг друга, но не могут быть сведены одно к другому или выведены одно из другого. Видимо, этим и объясняется тот факт, что не сбылся мрачный прогноз Гегеля о судьбе искусства в эпоху торжества разума. В век научно-технической революции искусство не только сохраняет свои высокие позиции в человеческой культуре, но и в чем-то приобретает даже более высокий авторитет. Ведь наука со своими однозначными ответами не может заполнить человеческую душу до конца, оставляя место для свободных фантазий искусства. "Причина, почему искусство может нас обогатить,- писал Ни лье Бор,- заключается в его способности напоминать нам о гармониях, недоступных для систематического анализа..."

"- Мне лично,- заявил Эйнштейн,- ощущение высшего счастья дают произведения искусства, в них я черпаю такое духовное блаженство, как ни в какой другой области.

Единственная вещь, которая доставляет мне удовольствие, кроме моей работы, моей скрипки и моей яхты,- это одобрение моих товарищей.

А. Эйнштейн

Профессор! - воскликнул я.- Ваши слова изумит меня как настоящее откровение! Не то чтобы я да,нибудь сомневался в Вашей восприимчивости искусству: я слишком часто видел, как на Вас действуют звуки хорошей музыки и с каким увлечением Вы сами играете на скрипке. Но даже в эти минуты, когда Вы, словно отрешившись от мира, целиком отдавались художественному впечатлению, я говорил себе: в жизни Энштейна это лишь чудесная арабеска, и я никогда бы не подумал, что это украшение жизни является для Вас источником высшего счастья.

В настоящий момент я думал главным образом о поэзии.

О поэзии вообще? Или о каком-нибудь определенном поэте?

Я имел в виду поэзию вообще. Но если Вы спросите, кто вызывает сейчас во мне наибольший интерес, то я отвечу: Достоевский!

Эти слова Эйнштейна, сказанные им в беседе с немецким публицистом начала XX века А. Мошковским, вот уже более полувека будоражат умы и ученых, и художников. Сотни статей комментируют несколько слов великого физика, выдвигаются различные гипотезы и толкования, проводятся параллели между мечтой Достоевского о социальной и моральной гармонии и поисками универсальной гармонии мироздания, которой Эйнштейн посвятил свою жизнь, но в одном сходятся все: современная наука не может развиваться без способности ученых к образному мышлению. Воспитывается же образное мышление искусством. Тема "Эйнштейн и Достоевский" стала олицетворением проблемы взаимодействия науки и искусства, и те, кто заинтересуется ею, могут прочитать прекрасную статью профессора Б. Г. Кузнецова под тем же названием (Наука и жизнь, 1965, № 6).

Без веры в то, что возможно охватить реальность нашими теоретическими построениями, без веры во внутреннюю гармонию нашего мира, не могло бы быть никакой науки. Эта вера есть и всегда останется основным мотивом всякого научного творчества.

А. Эйнштейн

Красота и истина суть одно и то же, ибо прекрасное должно быть истинным в самом себе. Но столь же верно, что истинное отличается от прекрасного.

Г. В. Ф. Гегель

Есть и еще одна причина, объясняющая обострение интереса ученых XX века к искусству. Дело в том, что современная наука перешагнула рубеж собственной прикосновенности. До Эйнштейна механика Ньютона казалась всесильной и незыблемой. Жозеф Лагранж (1736-1813) - "величественная пирамида математических наук", как сказал о нем Наполеон,- завидовал Ньютону: "Ньютон был счастливейшим из смертных, существует только одна Вселенная и Ньютон открыл ее законы". Но вот пришел Эйнштейн и построил новую механику, в которой механика Ньютона оказалась пре, дельным случаем.

Последним бастионом "непогрешимых и вечных" истин в науке оставалась математика. "Среди все наук,- писал Эйнштейн,- математика пользуется особенным уважением; основанием этому служит то единственное обстоятельство, что ее положения абсолютно верны и неоспоримы, в то время как положения других наук до известной степени спорны, и всегда существует опасность их опровержения новыми открытиями". Однако открытия XX века вынудили математиков осознать, что и сама математика, и математические законы в других науках не есть абсолютные истины. В 1931 г. математику постиг удар ужасающей силы: 25-летним австрийским логиком Куртом Геделем была доказана знаменитая теорема, согласно которой в рамках любой системы аксиом существуют неразрешимые утверждения, ни доказать, ни опровергнуть которые невозможно. Теорема Геделя вызвала смятение. Вопрос об основаниях математики привел к таким трудностям, что ее крупнейший представитель Герман Вейль (1885-1955) безрадостно констатировал: "...мы не знаем, в каком направлении будет найдено его последнее решение, и даже не знаем, можно ли вообще ожидать объективного ответа на него".

Разумеется, катастрофы не произошло и наука не остановилась. Наоборот, ученые еще раз убедились в том, что наука находится в постоянном движении, что конечная цель познания - "абсолютная истина" - недостижима. А как хотелось бы ученому, чтобы его любимое детище жило вечно!

И вот ученые обращаются к искусству как сокровищнице вечных и неподвластных времени ценностей. В искусстве не так, как в науке: истинное произведение искусства есть законченный и неприкосновенный продукт творчества художника. Научный закон существует вне теории и вне ученого, тогда как закон художественного произведения рождается вместе с самим произведением. Сначала художник свободно диктует произведению свою волю, но по мере завершения работы "детище" обретает власть над создателем. Произведение начинает терзать создателя, и он мучительно ищет тот единственный последний штрих, найти который дано лишь большому мастеру. С этим штрихом обрывается власть художника над своим созданием, он уже бессилен изменить в нем что-либо, и оно отправляется в самостоятельный путь во времени.

Вот этот несбыточный идеал вечного совершенства, досягаемый для научного знания, и является тем магнитом, который постоянно притягивает ученого к искусству.

Но и наука притягивает искусство. Это выражается только в том, что появляются новые "технические" виды искусств, такие, как кино и телевидение, не только в том, что ученый все чаще становится объектом внимания художника, но и в изменении самого мировоззрения художника. Замечательного русского поэта ученого Валерия Брюсова (1873-1924) можно назвать родоначальником "научной поэзии". В предисловии к своему сборнику стихов "Дали" Брюсов писал: "...поэт должен по возможности стоять на уровне современного научного знания и вправе мечтать о читателе с таким же миросозерцанием. Было бы неправильно, если бы поэзия навеки должна была ограничиться, с одной стороны, мотивами о любви и природе, с другой - гражданскими темами. Все, что интересует и волнует современного человека, имеет право на отражение в поэзии". Стихотворение Брюсова "Мир N измерений" нам хочется привести здесь полностью:

Высь, ширь, глубь. Лишь три координаты. Мимо них где путь? Засов закрыт. С Пифагором слушай сфер сонаты, Атомам дли счет, как Демокрит. Путь по числам? - Приведет нас в Рим он (Все пути ума ведут туда!). То же в новом - Лобачевский, Риман, Та же в зубы узкая узда! Но живут, живут в N измереньях Вихри воль, циклоны мыслей, те, Кем смешны мы с нашим детским зреньем, С нашим шагом по одной черте! Наши солнца, звезды, все в пространстве, Вся безгранность, где и свет бескрыл,- Лишь фестон в том праздничном убранстве, Чем их мир свой гордый облик скрыл. Наше время - им чертеж на плане. Вкось глядя, как мы скользим во тьме, Боги те тщету земных желаний Метят снисходительно в уме.

Кажется, будто в научной поэзии Брюсова сбывается пророчество Гёте: "Забыли, что наука развивалась из поэзии: не принимали во внимание соображение, что в ходе времен обе отлично могут к обоюдной пользе снова дружески встретиться на более высокой ступени".

Итак, взаимоотношение науки и искусства - сложный и трудный процесс. В науке, где требуется ум, нужна и фантазия, иначе наука становится сухой и вырождается в схоластику. В искусстве, где требуется фантазия, нужен и ум, ибо без систематического познания профессионального мастерства настоящее искусство невозможно. Наука и искусство проходят путь от нерасчлененного единства (античность и Возрождение) через противопоставление противоположностей (эпоха Просвещения) к высшему синтезу, контуры которого только проглядывают сегодня.

Сегодня сбываются слова писателя Горького: "Наука, становясь все более чудесной и мощной силой, сама, во всем ее объеме, становится все более величественной и победоносной поэзией познания".

И хочется верить, что сбудутся слова ученого М. Волькенштейна: "Единство науки и искусства - важнейший залог последующего развития культуры. Нужно искать и культивировать то, что объединяет науку и искусство, а не разъединяет их. За научно-технической революцией должна последовать новая эпоха Возрождения".