Какие идеи изложил мишель в своем труде. Основные скептические идеи М

Аристотелизм и Тацизм в политической мысли Нового времени.

Аристотель (Др. Греция, 384-322 гг. до н. э.)–3-й Гений(оказал влияние на Декарта и Канта).

Учение о добродетелях

Аристотель делит все добродетели на нравственные, или этические, и мыслительные, или разумные, или дианоэтические. Этические добродетели представляют собой середину между крайностями - избытком и недостатком - и включают в себя: кротость, мужество, умеренность, щедрость, величавость, великодушие, честолюбие, ровность, правдивость, любезность, дружелюбие, справедливость, практическая мудрость, справедливое негодование. Относительно нравственной добродетели Аристотель утверждает, что она есть «способность поступать наилучшим образом во всём, что касается удовольствий и страданий, а порочность - это её противоположность».Нравственные, или этические, добродетели (добродетели характера) рождаются из привычек-нравов: человек действует, приобретает опыт, и на основе этого формируются черты его характера. Разумные добродетели (добродетели ума) развиваются в человеке благодаря обучению.

Добродетель - это внутренний порядок или склад души; порядок обретается человеком в сознательном и целенаправленном усилии.

Аристотель, как и Платон, делил душу на три силы: разумную (логическую), страстную (фумоейдическую) и желающую (епифумическую). Каждую из сил души Аристотель наделяет свойственной ей добродетелью: логическую - разумностью; страстную - кротостью и мужеством; желающую - воздержностью и целомудрием. В целом душа, по Аристотелю, имеет следующие добродетели: справедливость, благородство и великодушие

Кант развивает свое учение о добродетели в прямой полемике с Аристотелем и его традицией. Для его позиции существенны следующие моменты: добродетель связана с такой целью, которая сама по себе есть долг; она выводится из чистых основоположений и вовсе не является навыком, привычкой к добрым делам; добродетель нельзя определять как середину, различие между ней и пороком имеет качественную природу. Кант разрывает связь добродетели с счастьем и подчиняет ее долгу: “Добродетель есть моральная твердость воли человека в соблюдении им долга, который представляет собой моральное принуждение со стороны его законодательствующего разума, поскольку этот разум сам конструируется как сила, исполняющая закон”
Аристотель и Кант своими подходами к добродетели обозначают две эпохи в истории этики и морали. Для Аристотеля мораль выступает по преимуществу в форме моральной (добродетельной) личности; этика является учением о добродетели. Такое понимание вполне соответствовало общественным отношениям античности и средневековья, в значительной мере сохранявшим естественную оболочку.. Для Канта мораль совпадает с абсолютным законом, а этика трансформируется прежде всего в метафизику нравов, учение о добродетелях становится вторичным по отношению к учению о долге. За таким взглядом стоял исторический сдвиг, в ходе которого общественные отношения приобрели безличный, вещный характер, а нравственность из области личностных добродетелей переместилась в область нормативных систем (прежде всего права).
Так как добродетель связана со всей конкретной человеческой деятельностью (в той мере, в какой последняя зависит от морального выбора личности), то в зависимости от сферы, предметной определенности этой деятельности она распадается на множество отдельных добродетелей. Софист Гиппий считал, что нельзя говорить о добродетели вообще, у мужчины - одна добродетель, у женщины-другая, у ребенка - третья и т. д. По мнению стоиков, напротив, добродетель всегда одна и та же. Преобладающей в европейской этике стала платоново-аристотелевская традиция, согласно которой общее определение понятия добродетели получает продолжение и дополнение в анализе отдельных добродетелей. От Сократа и Платона идет традиция выделения четырех кардинальных добродетелей: мудрости (рассудительности), справедливости, мужества, умеренности. По Платону, мудрость является качеством созерцательного ума, добродетелью философов. Аристотель отличал мудрость как качество теоретического ума, направленного на созерцание вечного, единого, от рассудительности как качества практического ума, направленного на познание изменчивого, единичного. Именно рассудительность стала в европейской этике рассматриваться как первая среди кардинальных добродетелей. Она совпадает с умением человека находить конкретные пути и средства для достижения нравственно прекрасных целей; она не тождественна изобретательности ума: последняя становится рассудительностью только в соединении с добром; изобретательность, направленная на зло, оборачивается изворотливостью. Рассудительность - свойство ума, разумной части души (дианоэтическая добродетель, по классификации Аристотеля) и имеет отношение ко всем другим добродетелям (стоики как раз ее считали единственной добродетелью). “Как без рассудительности, так и без добродетели сознательный выбор не будет правильным, ибо вторая создает цель, а первая позволяет совершать поступки, ведущие к цели” (EN, 1145a). Справедливость есть нравственная мера в распределении преимуществ и недостатков совместной жизни людей. Мужество - воинская добродетель, способ поведения, позволяющий преодолеть физическую боль и страх смерти, когда этого требует мораль. Умеренность представляет собой нравственный способ поведения применительно к чувственным удовольствиям. Аристотель расширил каталог добродетелей, добавив в него кроткость, щедрость (вместе с великолепием), честолюбие (вместе с величавостью), а также дружелюбие (см. Дружба), любезность и правдивость. В патриотической и схоластической этике ряд добродетелей был пополнен теологическими (богословскими) добродетелями веры, надежды и милосердия, заимствованными у апостола Павла.

В Новое время произошли изменения, в контексте которых традиционный каталог добродетелей был, с одной стороны, расширен, а с другой-смещен из центра на периферию нравственной жизни:сформировалась добродетель терпимости {толерантности), задающая нравственную меру отношения к людям других верований и убеждений; в связи с торжеством мещанского (буржуазного) над аристократическим на уровень общественно значимых добродетелей были подняты такие качества, как труд, бережливость, прилежание и др.; изменилось соотношение добродетелей и общезначимых норм в пользу последних. Античная вертикаль добродетелей как ступеней совершенства, приближающих индивида к высшему благу, была заменена горизонталью различных нравственных отношений. Кант называет добродетели обязанностями и разделяет их на обязанности по отношению к себе и на обязанности по отношению к другим. Показательна также позиция В. С. Соловьева, по мнению которого добродетели не имеют самостоятельного значения и приобретают свое качество только тогда, когда они согласны с предметными нормами должного поведения.
Этика, понимаемая по преимуществу как этика добродетели, каковой она была в античности и Средние века, исходит из того, что: а) человек изначально нацелен на добро и б) мораль, фиксированная в форме добродетелей, становится непосредственным мотивом поведения, и для морального индивида этот мотив оказывается более сильным, чем все прочие мотивы (страх, общественное признание, богатство и т. д.). Эти предпосылки были подвергнуты критике и пересмотрены в философии Нового времени. В этике получило преобладание представление о человеке как утилитарном существе, который законно стремится к самосохранению, эгоистическим интересам, собственной выгоде (Спиноза, Гоббс, французские материалисты) Кант развил стоическую идею о морали как автономной инстанции в человеке, которая не встраивается в ряд реальных максим поведения, а надстраивается (возвышается)
над ним, представляя собой особый взгляд на человеческое поведение, вовсе не отменяющий необходимость, жесткую детерминированность последнего. Наконец, был поставлен вопрос о фальши сознания, предстающих в форме добродетельных мотивов (К. Маркс, Ф. Ницше). Философская этика задала качественно новую перспективу, согласно которой прагматика жизни освобождается из-под непосредственного диктата морали и на место представлений о добродетельном индивиде как гарант морали приходит убеждение в том, что мораль обнаруживает свою действенность опосредованно - через этико-правовые, этико-научные, этико-хозяйственные и иные нормативные системы; этика добродетели стала заменяться институциональной этикой. В реальном моральном сознании (моральном языке, которым пользуются люди в повседневности) сохраняется убеждение о фундаментальном значении добродетелей и добродетельной личности в моральной жизни человека и общества. Это убеждение отражается в апелляции этики к аристотелевской традиции, которая также наблюдается в настоящее время, хотя и не является определяющей (И. Риттер, А. Макинтайер).

Тацит. Сочинения Тацита начали печататься с 1469 года и с XVI века являлись предметом всё растущего интереса политиков, учёных и писателей различных стран. Тогда уже возникли многочисленные издания и толкования. В XVII веке Тацит стал очень популярен во Франции именно с литературной стороны: он привлекал французских филологов и вдохновлял поэтов. В XVIII веке Вольтер отдал честь его таланту, Монтескьё на нём основывал свое понимание истории Рима, Руссо и энциклопедисты находили много духовного родства с ним.

Новое время

Нидерландский филолог Юст Липсий, крупнейший знаток сочинений Тацита, много сделавший для популяризации его сочинений среди читающей публики.

Хотя сочинения Тацита издавались с 1470 года, его популярность первое время была невелика, поскольку тогда продолжали читать тех авторов, которые были хорошо известны в Средние века. Кроме того, до конца XVI века им интересовались почти исключительно в Италии и Германии. Всеевропейская популярность к нему пришла в конце XVI века с публикациями известного филолога Юста Липсия, а также благодаря лекциям Марка Антуана Мюре. В результате, в XVII веке он стал одним из самых читаемых античных авторов. Так, за 1600-1649 годы в Европе было напечатано по меньшей мере 67 изданий «Истории» и «Анналов». За этот же период было выпущено около 30 изданий Саллюстия, второго по популярности латинского автора. Поскольку язык Тацита считался достаточно трудным, активно предпринимались попытки перевода его сочинений на современные языки. Распространение сочинений римского историка, много внимания уделявшего закулисным интригам, дало импульс развитию политической мысли Возрождения.

Европейцы, читавшие Тацита в XVI и XVII веках, считали, что его описания императорского Рима напоминают реалии их времени, и, опираясь на произведения Тацита, переосмысливали подоплёку современных им политических событий. Например, это происходило на рубеже XVI-XVII веков, когда смерть бездетных правителей Франции и Англии и последовавшие события приковали внимание к не всегда гладкой преемственности римских императоров. В описании карьеры Сеяна в Европе видели собирательный образ временщика, высоко взлетевшего, но низко павшего. Наконец, в свете активной цензуры правителями и католической церковью печатной продукции получила огромную актуальность критика Тацитом притеснений свободы слова. Благодаря этому фрагмент «Анналов», где описывается судьба опального историка Авла Кремуция Корда (он покончил жизнь самоубийством, а его сочинения были сожжены), оказался одним из наиболее часто цитируемых отрывков этого сочинения. Активное издание переводов Тацита, а также Тита Ливия и Саллюстия на английский язык сыграло немалую роль в подготовке Английской революции. В 1627 году нидерландский учёный Исаак Дорислаус начал читать в Кембриджском университете курс лекций об историке, но его интерпретация римских императоров как узурпаторов повлияла на его скорое отстранение от преподавания.

«История» и «Анналы» оказали большое влияние на историков XVI-XVII веков, и они подражали стилю Тацита, копировали структуру его сочинений и отбирали фактический материал по принципам своего римского предшественника. Одним из первых историков, работавших под серьёзным влиянием Тацита, стал в начале XVI века флорентиец Франческо Гвиччардини, чья «История Италии» выдержана в стиле «Истории» и «Анналов». Кроме того, в Новое время сочинения Тацита служили основой для многих трактатов по политической философии благодаря богатому фактическому материалу, собранному историком. Сильное влияние Тацита обнаруживается у классиков естественного права Гуго Гроция и Томаса Гоббса, а также у многих других мыслителей Нового времени - Фрэнсиса Бэкона, Мишеля Монтеня, Джона Мильтона, Бенджамина Франклина, Джона Адамса, Томаса Джефферсона.

Впрочем, уже в конце XVI века распространился и иной взгляд на сочинения набиравшего популярность автора. В это время, полное войн и междоусобиц, апологеты монархической формы правления начали акцентировать внимание на той строгой политике, которую проводили Октавиан Август и Тиберий для привнесения стабильности в политическую жизнь. На первый план выставлялись и красочные описания гражданских войн, которые представлялись как большее зло, нежели ограничение прав и свобод. Таким образом, критика императоров привлекли к оправданию современных монархий. Кроме того, в 1589 году Юст Липсий, способствовавший распространению Тацита как издатель и комментатор его сочинений, издал работу «Шесть книг о политике». В ней он переосмыслил свои прежние взгляды на соотнесение идей Тацита с современностью. Если ранее он сравнивал герцога Альбу с деспотичным Тиберием, то теперь он искал у римского историка рекомендации по предотвращению гражданских войн и установлению сильной монархической власти. Именитого филолога обвиняют в том, что он не гнушался вырывать слова Тацита и героев его сочинений из контекста, порой придавая им противоположный смысл. Тем не менее, Липсий продолжал осуждать тиранов, злоупотреблявших своей властью.

Хотя с середины XVII века влияние Тацита как политического мыслителя стало снижаться, созданные им образы императорского Рима продолжали вызывать ассоциации с современностью. Некоторые исследователи полагают, что большое воздействие произведений римского историка на развивающуюся политическую философию сохранялось вплоть до конца XVIII века. Кроме того, его сочинения уже прочно вошли в состав неписаного канона исторической литературы. В XVII веке Тацит становится очень популярным во Франции, чему способствовала эмиграция многих представителей итальянской элиты ко французскому двору. Наибольший интерес в этот период вызывали его литературные таланты, и он вдохновляет немало французских литераторов. На основе сведений Тацита и под сильным влиянием его взглядов были созданы пьесы «Смерть Агриппины» Сирано де Бержерака, «Отон» Пьера Корнеля, «Британик» Жана Расина. В частности, Расин называл Тацита «величайшим живописцем древности».

Несмотря на существование обширной традиции, трактовавшей Тацита как защитника монархии, изображение Тацитом императоров и его описание общественной жизни Рима указывало на совершенно иное направление политических симпатий античного историка. В XVIII веке в Таците стали видеть не только одного из крупнейших противников монархии в римской литературе, но и горячего сторонника республиканской формы правления. В начале века ирландский публицист Томас Гордон опубликовал перевод сочинений Тацита на английский язык, а вместе с ним - трактат «Историко-политические рассуждения о книгах Тацита». Последнее сочинение придало импульс развитию антимонархической традиции. Римский историк оставался образцом для многих профессиональных антиковедов. Так, британский историк Эдвард Гиббон, написавший известную работу «История упадка и разрушения Римской империи», во многом находился под влиянием Тацита. Кроме того, на XVIII век приходятся первые попытки критического восприятия образов Рима, созданных римским историком. Например, Вольтер считал преувеличенными высказывания Тацита о Тиберии и Нероне. Наполеон Бонапарт крайне негативно относился к творчеству римского историка и даже начал литературную кампанию с целью очернения одного из самых популярных античных авторов. В частности, Наполеон приказал печатать статьи с критикой Тацита как историка и писателя, а также требовал исключения его сочинений из школьного курса. По его мнению, Тацит был отсталым консерватором, который не захотел принять прогрессивную для своего времени имперскую форму правления. Племянник Бонапарта Наполеон III, много занимавшийся изучением римской истории, тоже критиковал обличителя императоров-тиранов. При нём приверженцы императора выступали в печати, стремясь доказать неправоту оценок римского автора. Впрочем, его продолжали ценить интеллектуалы. Особенно хорошо его знали в Германии (см. ниже). Карл Маркс и Фридрих Энгельс высоко оценивали Тацита и неоднократно обращались к его сочинениям. В частности, в классической работе Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» очень много ссылок на «Германию». Сочинения историка использовали также Георг Гегель, Фридрих Ницше, Макс Вебер.

К Тациту обращался Николай Карамзин во время работы над «Историей государства российского». Александр Пушкин внимательно читал Тацита и вдохновлялся им в процессе написания «Бориса Годунова», а среди заметок поэта есть «Замечания на „Анналы“ Тацита». В них Пушкин не столько обращал внимание на язык этого автора, сколько находил противоречия в сообщаемых им фактах, а также обращался к анализу историко-культурного контекста эпохи. В России революционное толкование идей Тацита вдохновляло декабристов и Александра Герцена. Последний называл его «необъятно великим» и в 1838 году написал под его влиянием небольшую работу «Из римских сцен».

Влияние в Германии

Благодаря тому, что сочинения Тацита содержали немало географических и этнографических описаний германских территорий, они нередко использовались для исследования древней истории Германии.

Несмотря на достаточно активное использование в эпоху каролингского возрождения (см. выше), впоследствии Тацит был практически забыт в Германии вплоть до XV века, когда итальянские гуманисты стали внимательно изучать его рукописи (см. выше). 31 августа 1457 года кардинал Энеа Сильвио Пикколомини, в скором времени ставший папой римским под именем Пия II, получил письмо от секретаря епископа Майнца Мартина Майра (нем. Martin Mair). Майр озвучил распространённое в народе недовольство политикой католической церкви. В Германии проводили параллели между текущей ситуацией и временами Римской империи, а церковную десятину сравнивали с уплатой налогов. Именно из-за римлян, полагали там, их некогда великая страна пришла в упадок. В ответ Пикколомини написал трактат, где на материале «Германии» Тацита показывал дикое и бесславное прошлое германцев (для этого он отобрал только негативные их характеристики у Тацита) и прогресс, которого они добились благодаря Риму. Это сочинение быстро распространилось в Германии, но своей цели не достигло. Оно было воспринято как провокация и лишь усилило антиитальянские и антипапские настроения. Тем не менее, благодаря Пикколомини в Германии заново открыли сочинения Тацита - важнейшие источники по истории своих предков.

В 1500 году немецкий гуманист Конрад Цельтис указал на недостаточность знаний о древних германцах и призвал собирать и распространять все доступные свидетельства о них. Впрочем, Цельтис был уже знаком с «Германией» - при занятии кафедры университета в Ингольштадте в 1492 году он произнёс речь, в основе которой лежало это сочинение. Узнав о «Германии» от Пикколомини, Цельтис изучил это сочинение и стал распространять противоположную точку зрения на жизнь древних германцев. Благодаря Пикколомини и Цельтису «Германия» Тацита начала активно печататься на немецкоязычных землях, а в 1535 году Якоб Мицилл (Мольцер) перевёл это сочинение на немецкий язык. С подачи Цельтиса гуманист Ульрих фон Гуттен в начале XVI века обратился к сочинениям Тацита для создания идеализированного образа древних германцев. В отличие от Пикколомини, он подчеркнул не негативные характеристики германцев, а только позитивные. На основе «Германии», «Анналов», а также небольшой «Истории» римского автора Веллея Патеркула фон Гуттен создал идеализированный образ вождя германского племени херусков Арминия, разбившего римлян в Тевтобургском лесу. Немецкий гуманист утверждал, что Арминий - более талантливый полководец, чем Сципион, Ганнибал и Александр Македонский. Благодаря фон Гуттену Арминий стал считаться национальным героем Германии, и образ борца за свободу своего народа против Рима сыграл значительную роль в становлении германского национального движения. Трактовку фон Гуттеном Арминия поддержал инициатор Реформации Мартин Лютер, который высказал предположение, что Arminius - искажённая форма германского имени Hermann. Некоторое время в начале XVI века популярными были шовинистические трактовки сочинений Тацита, утверждавшие вековечное превосходство германцев над римлянами. Таким образом, небольшое сочинение римского историка получило актуальность в связи со становлением германского национального движения и началом Реформации.

Тацит. Германия

«Сам я присоединяюсь к мнению тех, кто полагает, что населяющие Германию племена, никогда не подвергавшиеся смешению через браки с какими-либо иноплеменниками, искони составляют особый, сохранивший изначальную чистоту и лишь на себя самого похожий народ. Отсюда, несмотря на такое число людей, всем им присущ тот же облик: жёсткие голубые глаза, русые волосы, рослые тела, способные только к кратковременному усилию; вместе с тем им не хватает терпения, чтобы упорно и напряжённо трудиться, и они совсем не выносят жажды и зноя, тогда как непогода и почва приучили их легко претерпевать холод и голод».

В XVII веке тема противостояния с Римом более не была столь актуальной, и внимание к Тациту в Германии несколько ослабло. Изменилась и сфера использования «Германии» в литературе: записанные Тацитом свидетельства о древних германцах использовались уже повсеместно - от драматических и сатирических произведений до лингвистических трактатов. К римскому историку активно обращались философы Иоганн Гердер и Иоганн Фихте, а в начале XIX века идеологи немецкого национализма Эрнст Мориц Арндт и Фридрих Людвиг Ян строили свои идеализированные картины жизни древних германцев на основе описаний Тацита. Арндт, в частности, приписывал немцам многие положительные черты, которые Тацит приписал древним германцам. Он также утверждал, что современные немцы сохранили значительно больше черт своих доблестных предков, чем все другие европейские народы унаследовали от своих праотцов. При государственной поддержке был построен памятник Арминию, чьё строительство вдохновил памятник Верцингеторигу под Алезией. По французскому образцу в Германии началось целенаправленное археологическое изучение местностей, описанных Тацитом. Большинство исследований идеализировали германцев и прошлое в целом, а некоторые учёные обращались к Тациту в попытках реконструировать исконный немецкий Volksgeist - «народный дух». Со временем получила большое распространение идея об уникальности германцев и их превосходстве над другими народами Европы.

Благодаря тому, что в немецком национальном движении распространилась односторонняя трактовка «Германии» как сочинения, описывающего достоинства древних германцев, «Германия» нередко привлекалась идеологами национал-социализма в 1930-е годы. Наиболее активным человеком, который распространял и приспосабливал его для нужд национал-социализма, был рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Впервые он прочитал «Германию» в молодости и был ей потрясён. После своего возвышения он всячески пропагандировал положительные характеристики германцев у Тацита, а в 1943 году направил в Италию руководителя отдела «Аненербе» Рудольфа Тилля для изучения «Codex Aesinas» (см. выше) - одной из древнейших рукописей «Германии». Особой популярностью пользовался фрагмент о сохранении германцами расовой чистоты (см. слева); это наблюдение римского историка служило одной из основ новой «антропологии». Так, в 30-е годы специалист по расовой теории Ганс Гюнтер считал это свидетельством заботы древних германцев о сохранении расовой чистоты, что согласовывалось с принятием в 1935 году Нюрнбергских расовых законов. Знакомство с наблюдениями Тацита о взаимосвязи расовой чистоты и военной доблести обнаруживается у Хьюстона Стюарта Чемберлена, Альфреда Розенберга и Адольфа Гитлера. Иные толкования Тацита не приветствовались: когда в 1933 году кардинал Михаэль фон Фаульхабер обратился к верующим с новогодним посланием, используя доводы Пикколомини о варварстве древних германцев, его отпечатанную речь сжигали на улицах члены «Гитлерюгенда», а в сторону его резиденции дважды стреляли.

Скептицизм (Монтень)

Скептицизм Монтеня - нечто среднее между скептицизмом жизненным, который есть результат горького житейского опыта и разочарования в людях, и скептицизмом философским, в основе которого лежит глубокое убеждение в недостоверности человеческого познания. Разносторонность, душевное равновесие и здравый смысл спасают его от крайностей того и другого направления. Признавая эгоизм главной причиной человеческих действий, Монтень не возмущается этим, находит это вполне естественным и даже необходимым для человеческого счастья, потому что если человек будет принимать интересы других так же близко к сердцу, как свои собственные, то ему будут недоступны счастье и душевное спокойствие. Он критикует человеческую гордость, доказывая, что человек не может познать абсолютной истины, что все истины, признаваемые нами абсолютными, не более как относительные.

Основные скептические идеи М. Монтеня

«Пусть совесть и добродетели ученика находят отражение его речи и не знают иного руководителя, кроме разума», – писал самый остроумный представитель скептицизма Мишель Монтень (1533–1592). Снова самосознание признается за исходный пункт всякого достоверного знания, и отсюда тянется ниточка философии Нового времени. Когда Монтень призывает «сосредоточить на себе и своем собственном благе все наши помыслы намерения», то этим он выражает одну из основных идей Возрождения: в центр мироздания становится человек с его чувствами» и помыслами. Обращенность к человеку нужна Монтеню, чтобы выразить сомнение в символе религиозной веры. В этом он близок к античным скептикам и завершает круг средневековой философии-служанки. Философия возвращается вместе с ренессансом античной культуры к своим традиционным проблемам, чтобы повторить античность на новом уровне с учетом специфики западной души.

Как мыслитель Монтень сформировался в эпоху позднего Возрождения, на излёте того культурного движения в Европе, которое принято называть ренессансным гуманизмом. Ставя своей основной задачей «возрождение» греко-римской культуры, желая наполнить её достижениями собственную, позднесредневековую цивилизацию, гуманисты осуществляли грандиозный синтез христианской «веры» и античной «мудрости». Такой синтез был возможен в той мере, в какой античность и христианство несли в себе ряд сходных и даже совпадающих черт.

Пафос Монтеня прямо противоположен: он направлен на то, чтобы как можно дальше развести человеческие науки, человеческое знание, с одной стороны, и истины христианской веры – с другой.

Абсолютное бытие (Бог), по Монтеню, настолько превосходит все возможности человеческого разума, все «естественные» способности человеческого познания, что предстаёт как непостижимое начало мира, отделённое от человека непроницаемой завесой тайны. Позицию Монтеня, отстаиваемую в «Апологии» принято называть скептическим фидеизмом. Как таковой, фидеизм, утверждающий приоритет веры над знанием и, соответственно, приоритет «сверхразумных» истин над истинами «разумным» имеет не менее давнюю историю, чем «естественная теология.

Оригинальность Монтеня, прежде всего – именно в тех скептических выводах, которые он делает из фидеистической позиции. Поскольку истина Откровения неизмеримо превосходит все человеческие понятия и представления, постольку потусторонние стремления внушают автору «Опытов» не отказываться от разума, но подвергнуть его испытанию, посмотреть, чего он стоит, будучи предоставлен самому себе, – таков замысел Монтеня.

Монтень обнаруживает, что мир явлений не принадлежит к божественному (вечный, неизменный), явления предстают перед нами всего лишь как подвижные, неустойчивые, неуловимые «видимости», «кажимости». Однако такой мир не поддаётся однозначной «расшифровке» – причём не только в силу собственной изменчивости, но и в силу «недостоверности и слабости» чувств самого человека: во-первых, по способности восприятия он уступает даже животным, одни из которых превосходят его слухом, другие – зрением, третьи – обонянием и т.п.; во-вторых, сама эта способность меняется то человека к человеку; в-третьих, она зависит от «телесных изменений», которые с нами происходят (у больного зрение не то, что у здорового, окоченевшие пальцы иначе ощущают твёрдость дерева и т.д.).

Но дело не ограничивается областью одних только чувств. Ведь «чувства являются началом и венцом человеческого познания», а потому и наш интеллект не может претендовать на владение сколько-нибудь достоверной истиной о вещах. Лучшее тому доказательство – борьба и смена различных философских и натурфилософских концепций.

Хаос открывается Монтеню и тогда, когда он погружается в область человеческой морали, в область обычаев, традиций, верований, общественных установлений и законов, совершенно не похожих на европейские. Так, существуют народы, где оплакивают смерть детей и празднуют смерть стариков, где ни разу в жизни не стригут ни волос, ни ногтей, где «почтительный» сын обязан убить своего отца, достигшего известного возраста, где не считают постыдным иметь детей от собственной матери, где красивыми считаются женщины с бритыми головами и т.п.

Однако скептицизм вовсе не «идеал», к которому стремится Монтень. Напротив, для него это скорее точка отталкивания или рубеж, который подлежит преодолению. (Не случайно после 1580 года Монтень больше не обращается к Сексту Эмпирику). Уже в «Апологии» автор замечает, что для скептиков характерна «чрезмерность сомнения», которое «само себя опровергает», а признавая относительность морали, меняющейся от страны к стране, он делает это как бы скрепя сердце: «Такая изменчивость суждений не по мне. Что это за благо, которое я вчера видел в почёте, но которое завтра уже не будет пользоваться им и которое переезд через какую-нибудь реку превращает в преступление?»

Добровольно погрузившись в мир без истины, Монтень немедленно обнаруживает всю его «неуютность», причём «неуютность» не только философскую, но и самую практическую – невозможность найти твёрдые критерии каждодневного поведения среди людей. Монтеня заботит не только то, что следует думать о жизни, но и – в первую очередь – как её прожить.

Неостоицизм

Неостоици́зм - эклектическое философское течение, возникшее в конце XVI века с претензией объединения христианской философии и стоицизма, «стоический ренессанс». Главные представители - Юст Липсий, Гийом дю Вер, Пьер Шаррон.

Основателем неостоицизма считается Юст Липсий, опубликовавший в 1584 году сочинение «De Constantia.Позже Липсий развил идеи неостоицизма в трактатах. В дополнение к христианской этике в качестве практической философии, повседневного руководства доброму христианину, неостоики предлагали идеи обновлённого стоицизма.

Неостоицизм стал важным интеллектуальным движением в конце XVI - начале XVII веков, оказавшим влияние на ряд европейских мыслителей, в том числе Монтескье, Руссо, Бэкона, Кеведо. Впоследствии идеи неостоицизма подверглись жёсткой критике, после чего утратили популярность. В частности, Паскаль решительно отвергал возможность соединения христианства со стоицизмом, а Мальбранш считал идеи неостоиков нереалистичными.

Введение

При первом знакомстве «Опыты» могут вызвать у читателя чувство некоторой растерянности, потому что сам способ философствования Монтеня достаточно непривычен, не оправдывает наших ожиданий, не совпадает с распространенным образом «философии».

Однако если открыть «Опыты» не на «несколько минут», если поддаться завораживающей манере монтеневского письма, последовать неторопливому, зигзагообразному ходу авторской мысли и довериться искренности человека, который не собирается ничему нас «учить», а довольствуется тем, что «рассказывает» о себе, то мы почувствуем, что, знакомясь с жизнью совершенно чужого нам гасконского дворянина, жившего 400 лет назад, мы, быть может, впервые знакомимся сами с собой. А перед таким знакомством не в силах устоять никто. Разумеется, Монтень принадлежит своему времени и истории культуры, которую изучают специалисты: к настоящему дню число работ о Монтене приближается к трем с половиною тысячам. Здесь, впрочем, нет ничего удивительного: автор «Опытов» весьма заметная, едва ли не уникальная фигура в истории западноевропейской культуры. Примечательнее другое: каждая новая эпоха склонна не только говорить о Монтене, но и заговаривать с ним; он всегда будоражил и до сих пор продолжает будоражить живую философскую и художественную мысль. Шекспир полон реминисценций из Монтеня, Паскаль и Декарт спорили с ним, Вольтер его защищал; о нем писали, на него ссылались, полемически или одобрительно, Бэкон, Гассенди, Мальбранш, Боссюэ, Бейль, Монтескье, Дидро, Руссо, Ламетри, Пушкин, Герцен, Толстой. Даже философы и художники, в целом далекие от Монтеня-оказались чувствительны к его мысли и таланту.

Секрет прост. В «Опыты» надо не заглянуть, их надо прочитать.

1. Жизнь Мишеля Монтеня

Французский юрист, политик и философ, занимавшийся проблемами морали; блестящий писатель и очеркист, по своему мировоззрению ярко выраженный скептик. В своем главном сочинении «Опыты» выступает против схоластики и догматизма, рассматривает человека как самую большую ценность.

Мишель Монтень родился 28 февраля 1533 года в замке Монтень, в Перигоре - области на юго-западе Франции. По отцовской линии Монтень происходил из богатой купеческой семьи Эйкемов, получившей дворянство в конце XV века и прибавившей к своей фамилии еще фамилию Монтень. Отец Монтеня, Пьер Эйкем, был человек незаурядный. Он любил книги, много читал, писал стихи на латыне.

По принятому в богатых французских семьях обычаю, мать Монтеня не кормила его сама. Пьер Эйкем решил отправить его в бедную крестьянскую семью. Когда ребенку было около двух лет, Пьер Эйкем взял его домой и, желая обучить латинскому языку. В доме соблюдалось нерушимое правило, согласно которому все - и отец, и мать, и обученные некоторым латинским фразам слуги обращались к ребенку только по-латыни. Благодаря этому Монтень усвоил латинский язык как родной. Греческому языку Мишеля обучали другим способом, используя игры и упражнения. В шесть лет Мишеля отправили учиться в колледж в Бордо. О следующих за этим нескольких годах жизни Монтеня сохранилось мало сведений. Достоверно известно лишь, что он изучал право, так как отец готовил его к магистратуре. Когда Монтеню был двадцать один год, Пьер Эйкем купил должность советника при Счетной палате в Периге; но затем, будучи избранным мэром города Бордо, он отказался от приобретенной должности в пользу сына. В 1557 году Счетная палата в Периге была ликвидирована, и штат ее вошел в состав бордоского парламента. Таким образом, двадцати пяти лет Монтень стал советником бордоского парламента. Разразившиеся в 1560-х годах во Франции гражданские войны сделали невозможной для Монтеня службу, и в 1570 году, через два года после смерти отца, Монтень отказался от своей должности советника бордоского парламента. Пребывание в бордоском парламенте было отмечено для Монтеня таким крупнейшим событием в его жизни, как встреча с талантливым гуманистом-публицистом Этьеном Ла Боэси. Знакомство их вскоре перешло в тесную дружбу. Монтень и Ла Боэси стали называть друг друга братьями. Дружба с Ла Боэси оказала огромное влияние на духовное развитие Монтеня. В 1563 году Ла Боэси тяжело заболел и через несколько дней умер на 33-м году жизни. Покинув службу, Монтень поселился в унаследованном от отца замке. Монтень решил, по его словам, отдать остаток жизни «служению музам». Плодом этого служения, плодом его углубленных размышлений в сельском уединении, раздумий, подкрепленных напряженным чтением множества разнообразных книг, и стали вышедшие в 1580 году две первые книги «Опытов».

В том же 1580 году Монтень предпринял большое путешествие по Европе, посетив Германию, Швейцарию и Италию, в частности Рим, где он провел несколько месяцев. В бытность Монтеня в Риме его «Опыты» подверглись цензуре римской курии, но дело закончилось для Монтеня благополучно. В 1582 году Монтень выпустил второе издание «Опытов», в котором поместил декларацию о своем якобы подчинении требованиям римских цензоров, но в действительности ничего не изменив в своей книге по существу.

Во время своего путешествия, в 1581 году, Монтень получил королевское извещение об избрании его мэром города Бордо и предписание незамедлительно приступить к исполнению новых обязанностей. Прервав путешествие, Монтень вернулся на родину. Должность мэра, за которую не полагалось никакого вознаграждения, была почетной, в напряженной обстановке гражданской войны она включала в себя такие функции, как поддержание города в повиновении королю. Терпимость Монтеня не раз ставила его в весьма затруднительное положение. Дело осложнялось еще и тем, что Монтень сохранял дружеские отношения с вождем гугенотов Генрихом Бурбоном, которого он высоко ценил и которого зимой 1584 года принимал вместе с его свитой у себя в замке. Генрих Наваррский не раз пытался привлечь Монтеня на свою сторону. Но позиция Монтеня не удовлетворяла ни одну из сторон: и гугеноты, и католики относились к нему с подозрением. Второе двухлетнее пребывание Монтеня на посту мэра протекало в более бурной и тревожной обстановке, чем первое. За шесть недель до истечения второго срока полномочий Монтеня в Бордо и его окрестностях началась эпидемия чумы. Почти все члены парламента и большинство горожан покинули город.

Монтень, находившийся в это время вне Бордо, не решился вернуться в зачумленный город и поддерживал связь с городскими властями с помощью писем. Дождавшись окончания срока своих полномочий, Монтень сложил с себя звание мэра. Водворившись в своем замке, Монтень снова отдался литературной работе. В течение 1586-1587 годов он внес множество дополнений в ранее опубликованные части «Опытов» и написал третью книгу. Для наблюдения за изданием этого нового, переработанного и значительно расширенного издания своих «Опытов», Монтень поехал в Париж. Это путешествие и пребывание в Париже сопровождались необычными для Монтеня событиями. По дороге в Париж, около Орлеана, Монтень был ограблен шайкой лигистов. В самом Париже Монтень застал такую же смуту, какая царила и в провинции. «День баррикад», 12 мая 1588 года, закончился бегством королевского двора во главе с Генрихом III из столицы. Через три недели после этих событий вышли в свет монтеневские «Опыты». Во время этого же пребывания в Париже Монтень впервые встретился с восторженной поклонницей его произведения мадемуазель Марией де Гурне, которой суждено было стать его «духовной дочерью», а впоследствии - издательницей «Опытов».

До последних своих дней Монтень продолжал работать над «Опытами», внося дополнения и поправки в экземпляр издания 1588 года. После смерти Монтеня его «названая дочь», Мария де Гурне, приехала на родину писателя и взяла на себя заботу о посмертном издании его сочинений. Стараниями мадемуазель де Гурне и других друзей Монтеня это издание, в котором были учтены сделанные автором в последние годы изменения, вышло в свет в 1595 году.

2. «Опыты»

монтень опыт философ творческий

Основным произведением Монтеня являются «Опыты». По воспоминаниям современников, Монтень вначале не предполагал ее публиковать, предназначая свои размышления для узкого круга друзей и единомышленников. Однако замысленное как сочинение интимное, «Опыты» вскоре стали литературным произведением национального масштаба, оказавшим огромное влияние на формирование философской, этической, политической мысли не только Франции, но и других европейских стран. В «Опытах» Монтень продолжает культурные традиции, связанные со стоицизмом и эпикурейством; с ними Монтень познакомился, читая произведения римского философа Сенеки и историка Плутарха. Сенека много писал о человеческой мудрости, которая заключается в том, чтобы стать над страданиями и смертью, презреть их: стоики учили о превосходстве разума над чувствами, прежде всего такими, как боль, страдание и страх смерти. Выше всех человеческих качеств для писателя оказывается «добродетель», которая может быть лишь следствием постоянного и неослабевающего усилия воли, и этим она отличается от обычной, естественной доброты. Там, где человеку не нужно предпринимать усилий, вступать в борьбу со страстями, там нет «добродетели». Этот конфликт, борьба возможны только при активном участии разума, который один лишь может победить страх смерти и подчинить себе страсти. Такая интерпретация роли разума, человеческой воли, активности направлена против подчинения судьбе, провидении, фатальной необходимости.

Мировоззрении Мишеля Монтеня - продукт своей эпохи. Но философ говорит и с людьми всех эпох. Сегодня мы читаем «Опыты» Монтеня через призму своего опыта - XXI. Публикации. Работа над книгой «Опыты» началась в 1570 году. Первое издание вышло в 1580 году в Бордо (в двух томах); второе - в 1582 (с коррективами автора). Опубликованный впервые в 1954-1960 годах русский перевод «Опытов» (он впоследствии неоднократно переиздавался) был выполнен на основе издания А. Арменго (1924-1927), воспроизводящего так называемый «бордоский экземпляр» «Опытов» (издание 1588 г. - четвёртое по счёту - с рукописными коррективами автора). Между тем во Франции наряду с этой издательской традицией существует и иная (вариант текста, подготовленный после кончины писателя в 1595 г. Мари де Гурнон). Именно последний был положен в основу подготовленного исследовательским коллективом во главе с Жаном Бальзамо и выпущенного в серии «Плеяда» в 2007 г. издания «Опытов».Жанр. Книга Монтеня, написанная как бы «скуки ради», отличается крайней прихотливостью построения. Никакого чёткого плана не наблюдается, изложение подчиняется прихотливым извивам мысли, многочисленные цитаты чередуются и переплетаются с житейскими наблюдениями. Совсем короткие главы чередуются с пространными; самая большая глава «Опытов» - обладающая вполне самостоятельной ценностью «Апология Раймунда Сабундского». Поначалу книга напоминала компиляцию античной учёности наподобие «Аттических ночей» Авла Геллия, но затем обрела своё неповторимое лицо. Монтень - родоначальник жанра эссе, которому было суждено большое литературное будущее.

3. Философия Монтеня

Как мыслитель Монтень сформировался в эпоху позднего Возрождения, на излёте того культурного движения в Европе, которое принято называть ренессансным гуманизмом. Ренессансный гуманизм, классический гуманизм - европейское интеллектуальное движение, являющееся важным компонентом Ренессанса. Ставя своей основной задачей «возрождение» греко-римской культуры, желая наполнить её достижениями собственную, позднесредневековую цивилизацию, гуманисты осуществляли грандиозный синтез христианской «веры» и античной «мудрости». Такой синтез был возможен в той мере, в какой античность и христианство несли в себе ряд сходных и даже совпадающих черт. Важнейшей из них был антропоцентризм - учение о том, что человек это очень привилегированное существо в мироздании, а само мироздание существует исключительно ради человека, для его блага. Гуманизм развил антропоцентристскую идею до логического конца. «Если же очевидно, - писал в XV веке итальянский гуманист Дж. Манетти, - что прочие живые существа были созданы исключительно ради человека, то можно заключить, что единственно ради человека был создан и устроен Богом мир, поскольку он создан, ради одушевлённых существ, а те-ради человека. И об этом достоверно свидетельствует то, что всё созданное предназначается для одного человека и служит ему удивительным образом, что видим мы яснее полуденного солнца. Итак, с самого начала Бог, видимо, посчитал это столь достойное и выдающееся своё творение настолько ценным, что сделал человека прекраснейшим, благороднейшим, мудрейшим, сильнейшим и, наконец, могущественнейшим».

На фоне этой двухтысячелетней традиции прославления человека позиция Монтеня выглядит по меньшей мере шокирующей. Всю свою непримиримость к антропоцентризму автор излил в знаменитой главе «Апология Раймунда Сабундсгого», составляющей интеллектуальное ядро «Опытов».Он, принципиально настаивая на «сходстве в положении всех живых существ, включая в их число и человека», который «не выше и не ниже других», сталкивается с вопросом о границах человеческого знания, о доступности для человека истины. В результате он вступает в конфликт с одним из наиболее авторитетных учений своего времени- с учением о «естественной теологии». Естественная теология, разработанная ещё в XIII веке Фомой Аквинским, исходила из того, что, двигаясь логическим путём от следствий к причинам, то есть от творения к творцу, можно, в конечном счете, дойти до «первой причины» всех явлений и всего мироздания - до Бога. Таким образом, пафос естественной теологии в том, чтобы максимально согласовать данные разума со сверхразумной верой, а истины, добываемые «светскими», положительными науками, с истиной Откровения. Пафос Монтеня прямо противоположен: он направлен на то, чтобы как можно дальше развести человеческие науки, человеческое знание, с одной стороны, и истины христианской веры с другой. Позицию Монтеня, отстаиваемую в «Апологии» принято называть скептическим фидеизмом. Как таковой, фидеизм, утверждающий приоритет веры над знанием и, соответственно, приоритет «сверхразумных» истин над истинами «разумным» имеет не менее давнюю историю, чем «естественная теология», и потому Монтень вовсе не оригинален, когда восклицает: «Если даже ты доля разума, которой мы обладаем, уделена над небом, как же может эта крупица разума равнять себя с нами? Как можно судить о его сущности и его способностях по нашему знанию!».

Оригинальность Монтеня, прежде всего - именно в тех скептических выводах, которые он делает из фидеистической позиции. Поскольку истина Откровения неизмеримо превосходит все человеческие понятия и представления, постольку потусторонние стремления внушают автору «Опытов» не отказываться от разума, но подвергнуть его испытанию, посмотреть, чего он стоит, будучи предоставлен самому себе, - таков замысел Монтеня. Хаос открывается Монтеню и тогда, когда он погружается в область человеческой морали, в область обычаев, традиций, верований, общественных установлений и законов, совершенно не похожих на европейские. Так, существуют народы, где оплакивают смерть детей и празднуют смерть стариков, где ни разу в жизни не стригут ни волос, ни ногтей, где «почтительный» сын обязан убить своего отца, достигшего известного возраста, где не считают постыдным иметь детей от собственной матери, где красивыми считаются женщины с бритыми головами и т.п.

Какие из этих «привычек следует признать «нормальными», отвечающим человеческой «природе», а какие - нет? - задаётся вопросом Монтень. Ведь американскому индейцу европейские законы представляются такими же нелепыми и извращенными, какими кажутся европейцу. Может ли философ, вынесший бога «за скобки», найти всеобщий, общеобязательный, иными словами, «естественный» закон для человечества, незыблемые критерии истины? И Монтень отвечает: «Если человек признаётся в незнании первопричин и основ, то он должен решительно отказаться от всей остальной науки; ибо если он не знает основ, то его разум влачится по праху, ведь целью всех споров и всякого исследования является установление принципов, а если эта цель так и не достигнута, то человеческий разум никогда не может ничего решить».

Автор «Апологии» заметно предпочитает другим философам, с большим сочувствием цитировать излюбленные формулы античного скептика Секста Эмпирика. И подобно ему скептик-Монтень констатирует: «Ничто я не обсуждаю так основательно, как НИЧТО, и единственное знание, о котором я говорю, это НЕЗНАНИЕ».

Однако скептицизм вовсе не «идеал», к которому стремится Монтень. Напротив, для него это скорее точка отталкивания или рубеж, который подлежит преодолению. Уже в «Апологии» автор замечает, что для скептиков характерна «чрезмерность сомнения», которое «само себя опровергает», а признавая относительность морали, меняющейся от страны к стране, он делает это как бы скрепя сердце: «Такая изменчивость суждений не по мне. Что это за благо, которое я вчера видел в почёте, но которое завтра уже не будет пользоваться им и которое переезд через какую-нибудь реку превращает в преступление?»

Добровольно погрузившись в мир без истины, Монтень немедленно обнаруживает всю его «неуютность», причём «неуютность» не только философскую, но и самую практическую - невозможность найти твёрдые критерии каждодневного поведения среди людей. Монтеня заботит не только то, что следует думать о жизни, но и - в первую очередь - как её прожить. Вопрос о жизни для автора «Опытов» совершенно конкретен. Потребность в истине, побуждающая Монтеня с придирчивой требовательностью всматриваться в лицо окружающей действительности, открывает её глубокую неподлинность: «Истина, которая ныне в ходу среди нас, это не то, что есть на самом деле, а то, в чём мы убеждаем других».

Монтень очень любил сравнивать мир с театром, а людей - с актёрами, надевшими маски. Ведь коль скоро существует «маска», то, значит за ней должно скрываться «лицо»; если человек может «казаться», то, следовательно, он может и «быть, если он ведёт себя «искусственно», то, вероятно, способен и к «естественности».

В отличие от скептиков Монтень не обходит вопрос об истине. Действительно, Монтень жадно вслушивается во всё многообразие существующих точек зрения на человека, впитывая житейскую мудрость горожан и крестьян, живо реагируя на позиции поэтов и публицистов, политических деятелей, военных и т.п. Но особое внимание у Монтеня, сформировавшегося в среде гуманистической традиции, вызывают теории древних философов - от Сократа и Платона до стоиков, эпикурейцев и скептиков.

Монтень понимает, что если истина существует, то она - одна, едина и неделима; ею можно либо владеть полностью, либо не владеть вовсе. Поэтому если «все правы по очереди», то, значит, не прав никто. Беда любой доктрины в том, что, претендую на установление всеобщих «правил», ей рано или поздно приходится признать и «исключения», которых со временем накапливается так много, что само «правило» способно показаться «исключением».

Монтень переворачивает привычное отношение между жизнью и рефлектирующей над ней мыслью: у него не жизнь поверяется мыслью, а сама мысль подвергается испытующей проверке со стороны жизни. Однако этот переворот не приносит Монтеню никакого успокоения, она не снимает, а обостряет проблему истины. Жизненная стихия, предоставленная самой себе, не подчинённая никакому общеобязательному «закону», вызывает у Монтеня открытое недоверие, иногда даже страх и неприязнь.

Так возникает новый круг исканий Монтеня, позволяющий объяснить беспорядочность и бессистемность самой формы «Опытов». Беспорядочность эту отмечали критики Монтеня, так французский писатель Гёз де Бальзак (XVII в.) сравнивал «Опыты» с «разъятым, расчленённым на куски телом»; «хотя части этого тела приложены друг к другу, они всё же существуют порознь».

Да и сам Монтень говорил об этом: «По правде говоря, что же иное и моя книга, как не те же гротески, как не такие же диковинные тела, слепленные как попало из различных частей, без определённых очертаний, последовательности и соразмерности, кроме чисто случайных?».

Монтень резко и совершенно сознательно порывает с той традицией сочинения трактатов на морально-философские темы, которая господствовала в эпоху гуманизма. Эта традиция предполагала два (восходящих к античности) способа построения того или иного рассуждения - риторический и дискурсивно-логический и, соответственно, два метода - метод убеждения и метод доказательства. Не удовлетворяет Монтеня и логическая аргументация, с её безупречно строгим движением мысли от посылок к следствиям - движением, выстраивающим цепочку умозаключений, неизбежно приводящих к искомому выводу, своим открытым монологизмом, задачей подчинить себе партнёра по разговору, а не вступить вместе с ним на путь поиска ещё неведомой истины. «Для меня, тот, кто хочет стать только более мудрым, а не более учёным или красноречивым, эти логические и аристотелевские подразделения ни к чему». Монтень ищет суждения, которые затрагивали бы самую суть дела, между тем как Цицерон ходит вокруг да около. «Его манера хороша для школы, - говорит Монтень о философии Цицерона, - для адвокатской речи, для проповеди, так следует разговаривать с судьями, которых не мытьём, так катаньем хотят склонить на свою сторону, с детьми и с простым народом, которому надо рассказать обо всём, чтобы его пронять». Монтень противопоставляет этой нарочитой искусственности риторического и логического дискурса свою естественную непринужденность, произвольность собственного способа философствования: «У меня нет другого связующего звена при изложении моих мыслей, кроме случайности. Я излагаю свои мысли по мере того, как они у меня появляются: иногда они теснятся гурьбой, иногда возникают по очереди, одна за другой. Я хочу, чтобы виден был естественный и обычный ход их, во всех зигзагах. Я излагаю их так, как они возникли».

Действительно, практически каждая глава «Опытов» построена на парадоксальном совмещении и динамичном чередовании самых различных точек зрения, на их парадоксальном переключении, взаимном разрушении и неожиданном возрождении в новом качестве и т.п.; причём в круговорот неуспокоенного монтеневского сознания оказываются вовлечены абсолютно чуждые друг другу пласты бытия - от высокого философского умозрения до чисто физиологических и даже скатологических наблюдений. (Например, это видно в начале главы «О суетности», где рассуждения о Пифагоре и Диомеде невозмутимо поясняются сравнениями, взятыми из области «отправлений желудка»). И всё ж, сам обращая внимание на непрерывную «сумятицу» своих мыслей, Монтень настаивает, что в этой путанице есть «порядок» своих мыслей, что его мысли «следуют одна за другой - правда, иногда не в затылок друг другу, а на некотором расстоянии, но они всё же всегда видят друг друга хотя бы краешком глаза».

У Монтеня нет такой возможности сделать беседу, дискуссию взаимной, потому что он не разговаривает, а пишет, и как всякий пишущий находится наедине с самим собой: рядом с ним нет ни одного человека, который мог бы его расспросить или переспросить, усомниться в его точке зрения, оспорить или подтвердить его мнение. Монтень вынужден делать всё это сам: не доверяя чужим точкам зрения на мир, он не склонен отдавать предпочтение и своей собственной. Каждую секунду он готов уличить себя в неточности, а то и в ошибке. «Но что если я считаю вещи тем, чем они на самом деле являются?» это испуганное восклицание рефреном проходит сквозь все «Опыты».

Вот почему Монтень сам себя постоянно допытывает и корректирует, превращая собственный текст в бесконечный критический атокомментарий. Так отчасти проясняется название самой книги Монтеня, которая есть не что иное, как множество опытов, экспериментов, поставленных авторской мыслью над самою собой. Внешняя беспорядочность книги лишь выражение незавершённости этих опытов, имеющей основания в самой личности писателя. Наряду с внешней действительностью и большинством чужих мнений о ней в «Опытах» существует ещё один, самый главный объект анализа - «я» самого Монтеня. «Содержание моей книги - я сам», - заявляет автор уже в предисловии. «Вот уже несколько лет, как все мои мысли устремлены на меня самого, как я изучаю и проверяю только себя, а если и изучаю что-нибудь другое, то лишь для того, чтобы неожиданно в какой-то момент приложить это к себе или, вернее, вложить в себя». Одним словом, тот предмет, который изучал автор больше всего иного, - это он сам, это моя метафизика. Монтеня понимает, что «я» всегда выявляется через его отношение к «другому», причём на первых порах это отношение рисуется автору как чисто негативное, как абсолютный разрыв между лицом и маской: «Люди не видят моего сердца, они видят лишь надетую мною маску». Маска - всего лишь продукт зависимости от «других», от их оценки, взгляда, слова, реплики. Поскольку же все эти «мнения» постоянно меняются, то «искать опоры в одобрении окружающих значит опираться на, то что крайне шатко и непорочно». Отсюда готовность Монтеня полностью уйти в себя: «Я не столько забочусь о том, каков я в глазах другого, сколько о том, каков я сам по себе». Для Монтеня, мыслителя рационалистического склада, единственный способ обнаружить самого себя - познавательно-аналитический, принимающий форму самонаблюдения. Самонаблюдение же обязательно предполагает раздвоение личности на «я» наблюдаемое и на «я» наблюдающее, на объект и субъект анализа, причём искомое единство личности можно обрести лишь тогда, когда эти два «я» придут в гармонию и анализируемый получит одобрение со стороны анализирующего. «Чем больше я сам с собою общаюсь и себя познаю, тем больше удивляюсь своей бесформенности, тем меньше разбираюсь что же я, собственно такое». И тем не менее, признавая, что «нет описания более трудного, чем описание самого себя», Монтень немедленно добавляет: «и в то же время нет описания более полезного». Самонаблюдение, основанное на самоизоляции и на противопоставлении себя «другим», не приносит Монтеню желанного успокоения. Напротив, бесконечно дробясь, становясь подвижной и почти призрачной, человеческая личность оказывается таким же «ветром» и «ничто», как и все прочие «вещи» в подлунном мире. «Мы совсем полые и пустые» - не устаёт жаловаться Монтень. Лишённый всякой опоры вовне, человек обнаруживает внутри себя лишь бездонную пропасть, онтологическую безосновность. Но Монтеню трудно примириться с этим. Движение философской мысли Монтеня от первой к третьей книге «Опытов» нередко описывают как переход от стоицизма к скептицизму. Такой переход обычно связан с нарастанием у человека чувства внутренней свободы не только по отношению к миру и другим людям, но даже к самому себе. Пределом подобной свободы является универсальное сомнение, не щадящее и самого сомневающегося. Скептическое сознание, будучи последовательным, в конце концов, как показал Гегель в «Феноменологии духа», превращается в «несчастное сознание», каковым и должно было бы стать сознание Монтеня. Но у него этого не происходит, напротив, парадокс и важнейшая особенность «Опытов» заключается в том, что Монтень решительным жестом превращает «несчастное сознание» в своего рода «счастливое сознание». Это произошло вопреки универсальности сомнения Монтеня, его философия отнюдь не разрушительна по своей сути. Положительная направленность позиции Монтеня в том, чтобы, отказавшись от антропоцентрической героизации человеческого рода, признав «всё ничтожество человеческого удела», не отчаяться и не преисполниться презрения к жизни как таковой, а, напротив, отстоять её права и научиться «искусству жить достойно» не столько в экстремальных, сколько в самых обыденных ситуациях. В отличие от скептиков, подчёркивавших, что ни в одной области они не придерживаются каких-либо определённых взглядов, Монтень с самого начала ищет - и находит (по крайней мере для себя) - некую «истину», но не всеобъемлющую «истину бытия», а вполне конкретную истину жизненного поведения в окружающих его обстоятельствах. Делает он это, однако, не путём пресловутого диалектического «анализа» подмечаемых им на каждом шагу противоречий, а путём их своеобразного «узаконивания».

Заключение

Если говорить о философских воззрениях Монтеня, то следует заметить - в своем духовном развитии он пережил увлечение разными философскими учениями. Так, из первой книги «Опытов» видно, что философские предпочтения отдаются Монтенем стоицизму. Затем значительное влияние на его мировоззрение оказывал эпикуреизм. И все же основное направление рассуждений французского мыслителя лежит в русле другого учения, известного с древности - скептицизма.

Сомнение - в силах человеческого разума, в возможности соблюдения человеком нравственных принципов, в исполнении неких общих для всех людей идеалов - вот что пронизывает все содержание «Опытов». Недаром главный вопрос, который ставится в этом сочинении, звучит следующим образом - «Что я знаю?».

Ответ на этот вопрос, который дает Монтень, в принципе, неутешителен - человек знает слишком мало, и, что еще более неутешительно, даже не может знать многого. Причина подобного положения вещей заключена в природе самого человека: «Изумительно суетное, поистине непостоянное и вечно колеблющееся существо - человек. Нелегко составить себе о нем устойчивое и единообразное представление».

О суетности, непостоянстве и несовершенстве человечской природы говорилось задолго до Монтеня. Но он оказался первым, кто вдруг обнаружил - в этом несовершенстве и спрятана вся прелесть человеческого существования. Монтень как бы призывает своих читателей - признайте свое несовершенство, согласитесь со своей собственной посредственностью, не стремитесь подняться над своей неполноценностью. И тогда вам станет легче жить, ибо смысл жизни откроется в самой обыденности и повседневности, а вовсе не в служении каким-то оторванным от реальности идеалам. «Жизнь - вот мое занятие и мое искусство», - утверждает Монтень.

И тогда получается, что истинная мудрость выражается не в многознании или безраздельной вере, а совсем в другом: «Отличительный признак мудрости - это неизменно радостное восприятие жизни…»

Монтень утверждает, что не стоит предаваться страданиям или, наоборот, всячески стремиться к наслаждениям - и то, и другое только прячут от человека радость повседневности. Так, Монтень удивляется стремлению людей к свершению «великих дел» и тому, что люди мучаются собственной посредственностью, восклицая - «Я сегодня ничего не совершил!» «Как! А разве ты не жил? - спрашивает французский мыслитель и продолжает: - Просто жить - не только самое главное, но и самое значительное из твоих дел… А сумел ли ты обдумать свою повседневную жизнь и пользоваться ею как следует? Если да, то ты уже совершил величайшее дело».

Как можно заметить, признавая несовершенство человеческого разума, Монтень призывает именно таким разумом и руководствоваться в жизни, ибо другого нам все равно не дано: «Лучшее наше творение - жить согласно разуму. Все прочее - царствовать, накоплять богатства, строить - все это, самое большее, дополнения и довески».

И Монтень приходит к выводу - жить нужно так, как подсказывает тебе твой разум, не претендуя ни на что большее: «Надо не сочинять умные книги, а разумно вести себя в повседневности, надо не выигрывать битвы и завоевывать земли, а наводить порядок и устанавливать мир в обычных жизненных обстоятельствах».

По сути дела, в своих «Опытах» Мишель де Монтень как бы завершает этические поиски мыслителей Эпохи Возрождения. Отдельное человеческое сознание, личное Я, свободное от поиска ответов на «вечные», «проклятые» вопросы о смысле жизни - вот на чем держится все человеческое общество. Гуманистический лозунг «Великое чудо - человек!» находит в рассуждениях Монтеня свое логическое заключение и практическое применение. Ибо вся мудрость веков состоит только в одном - признать несовершенство человека, успокоиться и радоваться жизни. «Мы стремимся быть чем-то иным, не желая вникнуть в свое существо, и выходим за свои естественные границы, не зная, к чему мы по-настоящему способны, - пишет Монтень. - Незачем нам вставать на ходули, ибо и на ходулях надо передвигаться с помощью своих ног. И даже на самом высоком из земных престолов сидим мы на своем заду».

Исходя из подобного мироощущения, Монтень по-новому решает и проблему, которая волновала многих мыслителей с момента возникновения христианства - проблема соотношения веры и разума, религии и науки. Французский философ просто-напросто разделяет сферы действия этих форм человеческого сознания: религия должна заниматься вопросами веры, а наука - познанием природных законов.

При этом, только вера способна дать человеку хоть какую-то незыблемость в этом суетном и непостоянном мире: «Узы, которые должны связывать наш разум и нашу волю и которые должны укреплять нашу душу и соединять ее с Творцом, такие узы должны покоиться не на человеческих суждениях, доводах и страстях, а на Божественном и сверхъестественном основании; они должны покоиться на авторитете Бога и Его Благодати: это их единственная форма, единственный облик, единственный свет».

И так как вера руководит и управляет человеком, то она заставляет служить себе и все другие человеческие способности. Наука же, как продукт несовершенного разума, может лишь немного помочь человеку в освоении религиозной истины, но никогда не сможет заменить ее: «Нашу веру следует подкреплять всеми силами нашего разума, но всегда памятуя при этом, что она зависит не от нас и что наши усилия и рассуждения не могут привести нас к этому сверхъестественному и Божественному познанию». Более того, наука без веры приводит человеческое сознание к атеизму - «учению чудовищному и противоестественному», по определению Монтеня.

Учение Мишеля де Монтеня о мудрости повседневной жизни стало крайне популярным в XVI-XVII вв., а его «Опыты» - одной из самых читаемых книг. Связано это было с тем, произведения Монтеня оказались полностью созвучны новой социально-политической и духовной реальности, в которой начала жить Западная Европа в XVI-XVII столетиях. Все более набирающий силу буржуазный уклад жизни постепенно приводил западноевропейскую цивилизацию к торжеству принципов индивидуализма.

Монтень оказался одним из первых, кто откровенно заявил о нуждах и желаниях «личного Я» в условиях новой исторической эпохи. И не зря многие мыслители последующих времен столь часто обращались к мудрости «Опытов» французского философа. Подводя своеобразный итог развитию гуманистических учений, идеи Монтеня были обращены в будущее. Потому и сегодня «Опыты» стоят в ряду книг, в которых современный человек открывает для себя прелести повседневности.

Список литературы

1. Г.К. Косиков. Вступительная статья к книге Монтеня «Опыты»: «Последний гуманист, или подвижная жизнь истины». М., 1991 год.

В.В. Соколов. «Европейская философия XV-XVIII веков». М, 1984 год.

Б. Рассел. «История Западной Философии». М, 2001 год.

А.Л. Доброхотов. Введение в философию: Учеб. пособие - часть 1

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Мишель Монтень не был профессиональным ученым, философом или богословом, но в процессе своей деятельности (был мэром города Бордо), он обратился к проблеме человека, поставив в центр внимания анализ его личности.

«Опыты». Главное произведение, книгу своей жизни – «Опыты» – Монтень начал писать в начале 70-х годов, удалившись от дел и уединившись в башне родового замка. После первого издания книги в 1580г. он продолжал работать над ней всю жизнь.

В своей книге философ продолжает традиции гуманизма, когда главной проблемой является человек, поднятый на пьедестал наукой и культурой эпохи Возрождения. Но здесь он рассматривается не как центральное звено космической иерархии, а как живое природное существо со своими достоинствами и недостатками. Монтень особенно исследует внутренний мир человека вплоть до анализа собственной личности – в этом и заключается смысл его философской системы. Он рассуждает о человеческой жизни и ее смысле, о смерти и ее неизбежности, о трусости и мужестве, о труде и праздности, о правдивости и лжи, о счастье и несчастье, о богатстве и умеренности, о совести и бесчестии. Кроме того, по жанру книга Монтеня противостоит официальной учености того времени: написана не на латыни, а на французском языке, а значит предназначена широкому кругу читателей.

Критика прежней философии и теологии. В своем философском произведении Монтень выступает против «общепринятой» схоластической философии, которая доходит до уровня пустых словопрений, и потому является, по его мнению, бессмысленной и бессодержательной. Причина такой ситуации – власть привычки, традиции, авторитета, и это приводит к тому, что «люди идут одной дорогой…, изучение наук ведется по распоряжению властей, все школы на одно лицо и придерживаются одинакового способа воспитания и образования». Подлинные же истоки разумного философствования можно найти, считал он, лишь в свободе мнений, господствовавших в античности, когда человек сам мог выбирать между различными подходами и школами.

Главный порок схоластики – власть философского авторитета, поэтому Монтень отвергает даже культ Платона и Аристотеля (но не сами их учения), выступая за исторически конкретный подход к оценке мыслителей. Сейчас же, – пишет он, – «Платону приписывают и у него находят все новейшие взгляды, какие только существуют на свете, его противопоставляют ему самому». Подлинная философия, – утверждает автор «Опытов», – в отличие от схоластической, требует свободного и непредвзятого отношения к учениям прошлого.

В учении о человеке Монтень критикует теологический подход, согласно которому человек – венец творения. С точки зрения схоластики, он – бессилен и ничтожен, и будучи греховен, нуждается в божественном искуплении для достижения вечного спасения. Также автор «Опытов» подвергает критике позицию, когда человек является центром мироздания, главным звеном космической иерархии.

Этой критикой Монтень не принижает человеческого достоинства. Он отказывается видеть в человеке объект божественного промысла и призывает понять, что человек – часть природы, ее порождение. И потому истинное достоинство человека – не в возвышении его от природного до божественного состояния, а в осознании себя частицей величественной, вечной и постоянно изменчивой природы. Человек подчинен «общим законам» природы, и свобода его может осуществиться лишь в том, чтобы признавая законы природы, действовать согласно понятой естественной и неизбежной необходимости, а не «случайной и безрассудной свободе».

Такой подход ведет к пересмотру всей картины мира, к новому пониманию бога: по мнению Монтеня нельзя не только обожествлять человека, но и очеловечивать бога, то есть приписывать ему человеческие черты. Не выступая явно против религии, так как, по его мнению, это данность, с которой нужно считаться, философ направляет свою критику на ортодоксальное католическое богословие. По его мнению, бог не имеет никакого отношения к делам и поступкам людей, а божественный промысел существует лишь в виде самого общего природного закона. Поэтому Монтень слова «бесконечное могущество бога» часто заменяет словами «бесконечное могущество природы», как бы уточняя формулировку своей позиции.

Считая, что религия является обычаем страны, общественной традицией, Монтень особенно подчеркивает нравственный смысл христианских идей и пишет, что действительным признаком истинной веры может быть христианская добродетель, нравственное учение христианства.

Проблемы познания в философии Монтеня

В теории познания Монтень отводит центральное место принципу скептицизма и сомнения, возрождая философскую традицию рассмотрения сомнения как одной из предпосылок достижения истинного знания. Подвергнув критике схоластику и теологию за забвение этого принципа, Монтень считает, что «новая философия» должна быть основана на скептицизме – то есть на стремлении все проверить, все подвергнуть самостоятельной оценке разума, не доверяясь никаким догмам и общепринятым положениям. И чем более традиционны эти положения, тем больше они нуждаются в проверке, так как раньше в них никто не сомневался.

Обоснованию скептицизма у Монтеня посвящена специальная XII глава 2-ой книги «Опытов», которая называется «Апология Раймонда Себона». Этот испанский теолог XV века пытался обосновать истины католической веры естественным, рациональным путем, а не доводами Священного писания. Монтень приходит к выводу, что своей цели он не мог достигнуть, так как разум не может дать нам убедительные и неоспоримые доказательства истин веры, но иного пути познания, кроме деятельности разума, у нас нет. Философ утверждает, что не существует также сверхразумных или внеразумных (интуиция, сон, религиозный, мистический экстаз) доказательств божественных истин, так как и они в конечном счете связаны с человеческим разумом. А иного орудия познания у человека нет.

Монтень задается вопросом, как же разум, признанный непригодным в качестве орудия познания бога, окажется состоятельным в процессе познания мира? Пытаясь ответить на него, автор «Опытов» предлагает использовать скептицизм для проверки всех человеческих знаний, и утверждает, что разум должен подвергнуть анализу сам себя. В этом суть знаменитого сомнения Монтеня, направленного на достижение достоверности наших знаний о мире.

Сомнению подвергается прежде всего знание существующее, наличное, именно оно подлежит контролю разума. Это связано с тем, что общепринятое знание никогда не проверяют, «никогда не добираются до основания, где коренится ошибка или слабое место», а «уверенность в несомненности есть вернейший показатель неразумия и крайней недостоверности».

Сомнение в изначальной достоверности знания есть изначальное «незнание», которое устанавливает ограниченность знаний о мире до тех пор, пока они не прошли строгой критической проверки разума. Это говорит о том, что в наших повседневных знаниях существует много предрассудков и непроверенных положений, к которым и необходимо относиться с сомнением. Незнание есть, таким образом, не отказ от разумного познания, а его предпосылка: только признав свое незнание, мы можем что-то познать, отбросив предвзятые и принятые на веру представления.

В то же время незнание у Монтеня есть также итог познания мира, который нельзя воспринимать как данность и как совершенный конечный результат. Он пишет: «В начале всякой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом незнание». Констатируя ограниченность, несовершенство нашего знания на каждом конкретном этапе познания, Монтень приходит к выводу, что познание – это процесс, а процесс познания бесконечен.

Взгляды Монтеня на процесс познания

Обращаясь к процессу познания, Монтень говорит, что всякое знание начинается с ощущений, с показаний органов чувств, но это лишь предпосылка знания. При этом мы не всегда можем установить точность этих показаний: они могут противоречить друг другу, зависеть от физического состояния, сна или бодрствования, здоровья или болезни; кроме того, постоянно изменчив и объект познания. Философ отмечает: «Поэтому нельзя установить ничего достоверного ни в одном предмете на основании другого, поскольку и оценивающий, и то, что оценивается, находятся в непрерывном изменении и движении».

Монтень задается вопросом «Что я знаю?» и приходит к выводу, что не может быть совершенного, абсолютного, полного знания, оно в каждый данный момент относительно. Но это вовсе не должно вести к религиозному смирению или отказу от познания мира. Тем самым философ подчеркивает существование трудностей в процессе познания и необходимость приложения усилий в достижении знания.

Говоря об относительности знания, в качестве примеров Монтень приводит представления о геоцентрической системе мира, которые перевернуты открытием Коперника, и эволюцию представлений о Земле в связи с великими географическими открытиями. Исходя из этого, Монтень убежден, «что то, чего не удалось достичь одному, удастся другому, что то, что осталось неизвестным одному веку, разъяснится в следующем».

Таким образом, по мнению Монтеня, познание представляет собой не готовый результат, а непрерывный процесс, и истина всегда носит относительный характер.

Этика Монтеня

Рассматривая этику как учение о разумной, добродетельной жизни, Монтень предлагает новый гуманистический нравственный идеал, противопоставляя его религиозному, схоластическому, основанному на обычаях и традициях. Целью всякой истинной философии является, по его мнению, добродетель, и она должна быть «прекрасной, торжествующей, любвеобильной, кроткой, но вместе с тем и мужественной, питающей непримиримую ненависть к злобе, неудовольствию, страху и гнету».

В своем учении о нравственности Монтень исходит из единства души и тела, физической и духовной природы человека, что означает счастье человека как целого. Считая, «что бессмертие души обещают нам только бог и религия, ни природа, ни наш разум не говорят нам об этом», философ убежден, что человек не должен уповать на загробную жизнь, а проявлять свою нравственность, разумное поведение в отведенное человеку короткое время в земной жизни. Человек должен принимать жизнь во всей ее сложности, достойно переносить страдания духа и тела, мужественно исполнять свое земное предназначение, и образцом такого нравственного поведения для него служит жизнь крестьян. Эта позиция Монтеня особенно восхищала Льва Толстого, и «Опыты» были одной из его любимых книг.

Таким образом, главное в этике Монтеня – признание самодостаточности человеческой жизни, прожитой достойно, соединяющей в себе интересы самой личности и других людей, а ее цель и смысл – в самой жизни.

Значение философии Монтеня:

Продолжая традицию античности, рассматривает ряд теоретико-познавательных проблем и подчеркивает важность принципа гносеологического скептицизма и сомнения;

Подчеркивает значимость проблем нравственности, утверждая, что человек должен стремиться к счастью и прожить достойно земную жизнь;

Акцентирует внимание на анализе внутреннего мира личности, подчеркивая его природное, а не божественное происхождение;

Утверждает, что процесс познания должен служить как достижению достоверного знания, так и формированию нравственности человека.

Мишель де Монтень
(1533-1592)

«Ум - это оружие, которое содержит в себе угрозу для его владельца, если только тот не умеет пользоваться им благоразумно и осторожно»

Знаменитый французский философ - скептик, писатель - гуманист и просветитель Мишель де Монтень происходит из семьи гасконский дворян. Семья обеспечила юноше блестящую гуманитарное образование и воспитание, основой которых были знания латинского и греческого языков, античной философии, передовых идей естествознания. С ранних лет юноша интересовался трудами богословов, современными научными исследованиями и историей. Мишель учился в колледже г. Бордо, после окончания которого занимал должность советника бордоского парламента. Позже он работал мэром этого же города, был депутатом Генеральных штатов, в связи с чем на короткий срок отбывал заключение в Бастилии. Молодого политика освободила и вернула к активной политической деятельности Екатерина Медичи. Любознательный юноша дружит с Генрихом IV, выступает за примирение всех политических сил, отстаивает идею сильной централизованной власти, единства и целостности государства. Он осуждает преследование гугенотов, поднимает идею свободы вероисповедания, гражданского примирения и порядка.

Главной задачей, призванием судьбы Монтень считал написание своих знаменитых «опыт», над которыми работал в течение всей жизни. Первое издание книги увидело свет в 1580 г., однако Монтень не прекращает своей работы над ее совершенствованием. В современном виде «Опыты» - это обстоятельное исследование в трех книгах. К нему часто обращались писатели, мыслители эпохи Просвещения, философы - энциклопедисты. "Опыты" содержат огромный познавательный материал: античный и современный. Здесь - география и история, естествознание и медицина, астрономия и личные наблюдения, события политической жизни XVI в. и даже бытовые анекдоты. Однако все это группируется вокруг основных философских и нравственных проблем, которые волновали человека этого переломного времени.

Главные черты философского мировоззрения Монтеня сформировались под влиянием гражданских войн, которые уничтожали Францию, заставляли искать моральную поддержку в учении стоиков. Вторым не менее влиятельным фактором была разрушение освященных веками религиозных догм, новые научные открытия, накопления разноплановых и противоречивых знаний о мире. Этот фактор подталкивал Монтеня к скептицизму. Характерно, что и стоицизм, и скептицизм являются чертами философского мировоззрения Монтеня. В противоречивом сочетании именно они придают философствованию Монтеня оригинальный методологический шарм и направленность.

Стоицизм Монтеня опирается на учение античных философов. Он любит обращаться к Сенеки и Эпиктета, часто цитируя их и разделяя их взгляды по ряду вопросов. Например, Монтень согласен в определенных жизненных обстоятельствах поддержать их позицию относительно смерти и права человека на самоубийство, даже вопреки христианской идеологии. Однако философ не разделяет строгость принципов античных мыслителей. Монтень отстаивает гармоничное равновесие души и тела, моральной силы и физических предпочтений. Именно они доминируют в его рассуждениях о добре и зле, удовольствие и страдание, жизнь и смерть.

Вместе с тем скептический склад ума подвергает сомнению незыблемость именно этих представлений. Монтень отрицает абстрактный смысл понятий добра и зла. Он переносит их критерий в индивидуальную человеческое сознание. Но скептицизм не приводит Монтеня к нигилизму, отрицающее возможность познания истины. Монтень определяет скепсис как «отчаянный способ», которым можно пользоваться «изредка» и «осторожно». Свой метод он тщательно выписывает в работе «Апология Раймунда Сабундського». Здесь скептицизм выступает как метод контроля за процессом познания, чтобы последнее всегда признавало относительность своих достижений и представлений.

Скептицизм в этом смысле помогает Монтеню выработать корректное отношение к различным гносеологических форм, например, к догмам. Он относится к догмам и догматизма двояко: догматизм в познании, как явление упорной и заскорузлой сознания, им оценивается, разумеется, негативно. Однако отношение к священным догматов - положительное. Именно скепсис критически настраивает автора против любого фанатизма. Будучи искренним христианином и верующим человеком, Монтень убежден, что некорректно считать христианские добродетели лучше, в отличие от других религиозных предпочтений, потому христиане, по его мнению, совершили много постыдного, а другие верующие часто демонстрировали стойкость и преданность своим религиозным убеждениям.

В чем же, по мнению Монтеня, назначение философии? Автор «опыт» считает, что философия - это искусство жить достойно, не только не исключает, но и предусматривает удовольствие. Смысл жизни - в жизни с удовольствием. Однако человека надо научить «удовольствием». Для этого нужен воспитатель, наставник, который умеет обращаться к человеческой душе и знает, что такое настоящие удовольствие. И для этого лучше всего привить интерес к заинтересованного изучения истории. В свою очередь, воспитатель должен сформировать определенную направленность исторического интереса, не исчерпывается датами и фактами, но изучает нравы, идеалы, мировоззрение прошлых поколений.

По мнению философа, наставник имеет собственной душой пробуждать душу своего ученика с помощью душ выдающихся людей прошлого. Только таким образом воспитатель сумеет объяснить ученику, что значит знать и не знать, в чем состоит цель познания, что такое храбрость, сдержанность, справедливость, свобода, до каких пределов допустимо бояться смерти, боли или бесчестия, какие пружины приводят нас к действию, и каким образом у нас возникают столь различные побуждения. Под руководством воспитателя ученик учится наблюдать, размышлять и созерцать, что и является уделом людей достойных, то есть любомудров или философов.

Философы часто говорили, отмечает Монтень, философствовать значит умирать. Некоторые понимал это как забота о достойной смерти. Монтень с таким выводом не согласен. Действительно, Любомудров не может не задумываться о смерти. Но последняя не нуждается особого внимания по сравнению с жизнью.

Монтень пытается понять истинное место человека в мире. В отличие от тех, кто, по выражению Монтеня, творит человека, он только рассказывает о ней и изображает личность, которая ни в коем случае не является жемчужиной творения.

Монтень решительно выступает против антропоцентризма, который признает, что человек - это венец творения, а все, что его окружает, создано и существует столько веков для удобства и услуг последней. И только тогда, когда человек поймет, чем она есть, она сумеет спокойно и честно жить перед собой и Богом. Такую уверенность Монтеню предоставляет как и сам предмет исследования (человек) - существо переменная, подвижная, способная к изменениям и совершенствованию, так и, соответственно, диалектический метод ее познания.

Книга Мишеля де Монтеня кажется пестрой, несмотря на значительное количество исторических персоналий. Однако среди такого «толпы» определяется главный герой - авторское «я», окрашенное разными цветами. Оно - предмет изучения и самоанализа, время и цель, и средство осознание человеческой природы вообще. Такой вывод позволяет констатировать блестящее завершение развертывания идеи ренессансного гуманизма и понять место ее носителя - такой интересной фигуры, как Мишель де Монтень.

Мишель де Монтень - писатель и философ, родился 23 февраля 1533 года. Его полное имя - Мишель Экем де Монтень. Отец, Пьер Эйкем, участвовал в Итальянской войне, за что ему присудили аристократический титул. Мать - Антуанетта де Лопез, была из довольно зажиточной семьи евреев. В воспитании сына Пьер Эйкем придерживался либеральной-гуманистической педагогической методики. Уже позднее, Мишель де Монтень принял участие в гугенотской войне, являясь посредником между двумя королями: Генрихом III и Генрих Наваррским.

1565 год - Мишель де Монтень женится, и получает солидное приданое от родителей невесты. После смерти своего отца, в 1568 году, он наследует родовое имение. Там он проживет до 1571 года.

Творческая карьера Мишеля де Монтень начинается в 1572 году, когда он начинает писать свои первые книги под названием «Опыты». Они будут опубликованы в 1580 году. В эти две книги Мишель де Монтень включил так же отрывки из работ своего близкого друга и философа - Этьена де ла Боэси. После публикации своих книг он решает попутешествовать по миру: Австрия, Швейцария, Италия, Германия. Как истинный писатель, он едет дневник, где и записывает все свои впечатления. Эти заметки будут опубликованы лишь в 1771 году. Существует также предположение, что писатель был дважды избран мэром города Бордо, как когда-то и его отец. Монтень сам пишет об этом в своих заметках.

Умер писатель в сентябре 1592 года. Еще до своей смерти Монтень написал также третью книгу «Опыты». Вся серия книг будет еще не скоро переведена на русский язык. Этот перевод появится лишь в 1954 году. Книги не раз будут переиздавать.

Творчество

В жанровом отношении, его произведения можно было бы назвать - эссе. Именно он стал его родоначальником. Серия книг «Опыты» была личной прихотью писателя, по этой причине как таковой структуры и стиля изложения материала в ней нет: среди размышлений можно встретить множество цитат, которые даже по смыслу не совсем здесь к месту. Длина глав также различна, можно встретить как очень короткие главы, так и очень длинные. Самая длинная глава из этой серии книг называется ««Апология испанского богослова Раймунда Сабундского», которая может существовать сама по себе вне книг.

«Опыты» - это, прежде всего, размышления Монтеня на самые различные тематики, его наблюдения над самим собой. Он рассматривал себя как один из вида человеческого, его представитель. Проводил наблюдения и тщательно себя исследовал, в особенности душевные переживания. Писатель считал, что каждый человек - это своего рода представитель всей расы. Его позиция в философии - это скептицизм, но не в его обычном понимании. В нем сочетаются житейский скептицизм и философский. Если говорить точнее, то житейский скептицизм, прежде всего, выражается в недовольстве, разочаровании в людях - горький житейский опыт - как можно было бы выразиться.

Скептицизм философский в корне отличается от первого. В основе этого убеждения лежит уверенность философа в том, что человеческое познание недостоверно.

Как бы трагично не звучали эти два скептицизма, все же Мишелю был также характерен и некий баланс между двумя этими крайностями. Писатель принимал эгоизм и недоверие людей. Для него это было естественным проявлением личности отдельно взятого индивидуума. Он никогда не принимал это близко к сердцу, понимая насколько сильно они могут влиять на душевное спокойствие человека.

Мишель Монтень был довольно спокойным и уравновешенным человеком, что ясно выражается через его произведения. Писатель часто придерживает свою гордость, полагая, что человек, выставляющий ее напоказ, совсем не познал этот мир. Мишель всегда считал, что человек не может понять всей истины, ему это просто не дано. Возможно, лишь по крохотным крупицам собирать знания о себя и об этой жизни. Он считал, что лишь познав истину, он сможет открыться всему миру.

Признавал он так же и две такие величины, как абсолютная истина и относительная, тщательно их, исследуя и пытаясь провести между ними четкую грань.

Отличительной чертой автора, как бы глупо это не звучало, стало его стремление к счастью. Монтень всегда хотел быть счастливым, каждую прожитое мгновение. Именно поэтому он очень часто зачитывался работами, Плутарха, Сенека и Эпикура. Благодаря стоикам, он обрел тот баланс и душевную гармонию, что в свою очередь повлияло на него не только как на человека, но и как на писателя и философа.

Биография Мишеля де Монтеня очень интересна. Он никогда не стремился быть похожим на те нравственные идеалы, что имели место в то время. Он считал, что лишь понимание себя и своей сути может помочь в его становлении, как личности. Хотя он в полной мере и не стремился к тем нравственным идеалам, что приписывало как общество, так и церковь, но он все же принимал некоторые ее постулаты. Для него были крайне важны две истины - нравственная добродетель и нравственный долг. На первый взгляд, можно предположить, что эти истины и составляют всю идею нравственного человека, но Монтень считал иначе, определяя их лишь как часть чего-то целого.

Философ крайне отрицательно отзывался о тех, кто насильно изменяет свою природу. Они ломают свои природные инстинкты, те, что были заложены самой природой, и подчиняются правилам общества, которые иногда звучат довольно абсурдно. Монтень всегда говорил, что, прежде всего, живет ради себя, изо дня в день, наслаждаясь жизнью.

Но не забывал он и об ответственности, которая на него возлагалась. Человек для познания истины должен воспитать в себе очень сильный дух. В этом случае, счастье будет казаться вечным, а горести покажутся не такими трагическим, как это выглядело на первый взгляд. Такая теория, способствовала не только изменениям в характере писателя, но изменились также его убеждения. Как постоянно течет время, так и человек должен неуклонно меняться, не забывая, что прежде всего, ему необходимо выполнить долг перед самим собой, и лишь потом озаботиться о всем человечестве.

Де Монтень отличался от многих писателей, именно тем, что сочетал в себе и в своей философии множество самых разных истин, очень много в его философии было крайностей. Но благодаря своему особому пониманию, он смог достичь гармонии духа и тела. Если более детально рассмотреть и изучить его жизненную философию, то можно придти к выводу что долг для него - это борьба с теми невзгодами, что могут настичь человека на его жизненном пути.

Прежде всего, он разделил все несчастья по видам: субъективные, объективные и неизбежные. Как можно догадаться по названиям, неизбежные - это, например, слепота, глухота, физическое уродство и множество других. К объективным Монтень решил отнести смерть близких людей, которая порой приводит к очень плачевным результатам. Необъективные - это проявление гордости, жажда славы и самолюбие...

Со всеми этими несчастьями необходимо не только бороться. Например, если у человека несчастье неизбежное, то здесь остается лишь смирение, необходимо приспособиться к миру с тем недугом, что охватила человека.

Если рассматривать второй вид несчастья, то здесь все, скорее, зависит от самого человека, так как лишь он сам способен ослабить это несчастье. Со временем эта боль притупляется, и дает возможность человеку обрести что-то новое на своем пути. То, как долго ему придется прожить с этой болью, может решать только сам человек. Монтень считал, что человек должен сам отвечать не только за свои поступки, но и за свои душевные переживания.

Особое отношение философа прослеживается и к чувству справедливости, которое ему было совсем не чуждо. Рассмотрим его более детально. Писатель считал, что каждый человек должен получить то, что он заслужил. Только так можно проявить чувство справедливости не только по отношению к себе, но и по отношению к обществу. Каждому должно воздастся по заслугам. Рассмотрим на конкретных примерах. Если рассматривать справедливость по отношению мужа к жене и детям, то можно утверждать, что муж если не любит, то хотя бы должен ее (жену) уважать, как женщину и мать его детей. Если говорить о детях, то он должен заботиться о них, об их пропитании, так как именно они являются продолжателями его рода.

Своеобразное отношение Писателя и к его долгу по отношению не к самому к себе, как это было ранее, а к государству и правительству его страны. Он считал, что не стоит просто мириться с тем, что диктует правительство, но и свергать его так же стоит. Прежде всего, следует подумать, о том каким будет новое правительство, возможно, оно просто развалит страну, в отличие от существующего.

У Философа нет как таковых нравственных идеалов. Он не очень положительно относится ко всем новшествам. Если говорить о политике, то писатель считал, что если человек желает изменить-то в правительстве, то, скорее всего, его действия вызовут не только положительные действия, но и отрицательные. Во всем есть как плюсы, так и минусы, даже если человек действует от самых благих побуждений.

Писатель был очень консервативен, несмотря на свою философию. Он очень терпим, и не высказывается о людях отрицательно, лишь в некоторых вопросах он стоит на своем.

В отличие от политики, по отношению к педагогике, философа можно назвать ярым новатором. Он всегда считал, что человек должен развиваться, получать всестороннее развитие, благодаря чему и он и находит свой путь, тот, что был предначертан именно ему. Это стало его жизненной позицией, так же как и то, что он должен, прежде всего, уважать самого себя. Этот философ отличался оригинальностью, как в написании своих произведений, так и на пути собственной жизни.

Обращаем Ваше внимание, что в биографии Монтеня Мишеля представлены самые основные моменты из жизни. В данной биографии могут быть упущены некоторые незначительные жизненные события.