Концепция неявного знания полани. Реферат: Полани М.: концепция неявного знания

Скрытое, молчаливое, имплицитное (от лат. implicite - в скрытом виде, неявно; противоположное - explicite), периферийное в отличие от центрального, или фокального, т.е. находящегося в фокусе сознания. Эмпирич. базис личностного молчаливого знания - неосознаваемые ощущения как информация, полученная органами чувств, но не прошедшая через сознание в полном объеме; неосознанные и невербализованные навыки и умения, напр., ходьбы, бега, плавания и т.п., к-рыми владеет наше тело, но не знает самосознание; наконец, жизненно-практическое, повседневное знание. З.н. представляет собой весьма специфич. способ существования сознания. С одной стороны, неявное - это компоненты реального знания, составляющие его необходимую часть, с другой - форма их существования отлична от обычной, поскольку они представлены опосредствованно как неосознаваемые ощущения, навыки, подразумеваемый подтекст, историческое или методол. априори, опущенная посылка в логич. выводе - энтимема и т.д. Неявные, скрытые компоненты знания широко представлены во всех текстах, существующих только как единство имплицитного и эксплицитного, текста и подтекста. В научных текстах как обязат., дополнительные к явному знанию функционируют многообразные неявные основания и предпосылки, в т.ч. филос., общенаучные, этич., эстетич. и др. В качестве неявных форм в научном знании присутствуют также традиции, обычаи повседневности и здравого смысла, а также пред-мнения, пред-знания, предрассудки, к-рьш особое внимание уделяет герменевтика, поскольку в них представлена история. З.н. может быть понято, т.о., как нек-рая до поры до времени невербализованная и дорефлективная форма сознания и самосознания субъекта, как важная предпосылка и условие общения, познания и понимания. Однако полагать, что всякое невербализованное знание есть неявное, было бы ошибкой, поскольку знание может быть объективировано и неязыковыми средствами, напр., в деятельности, жестах и мимике, средствами живописи, танца, музыки. Существование неявного, молчаливого знания часто означает, что человек знает больше, чем он может сказать, выразить в слове. Это явление подмечено очень давно в разных культурах. Напр., дзэн-буддисты полагали, что все вербальные тексты и предписания неистинны, ложны потому, что в словах не могут быть переданы сокровенные тайны бытия, истинная суть вещей и явлений. Необходим особый эзотерич. язык символов, парадоксов и иносказаний, чтобы при непосредств. общении передать то, что скрыто за словами. Отсюда принципы теории и практики дзэн-буддизма: "Не опираться на слова и писания", "особая передача вне учения". В даосизме молчание выступает как знак высшей мудрости, ибо "знающий не говорит, а говорящий не знает". Само Дао не поддается вербализации и поэтому приходится прибегать к спец. приемам:

"Смотрю на него и не вижу, поэтому называю его невидимым; слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым... Оно бесконечно и не может быть названо..." (Книга о Дао и Дэ). В буддизме махаяны также считалось, что истинная реальность не может быть адекватно выражена и описана лингвистич. средствами, просветление наступает тогда, когда человек освобождается от привязанности к слову и знаку. Сам Будда отвечал "бессловесными словами" и "громоподобным молчанием", особенно если ему задавали вопросы метафизич. содержания. Для постижения истинной реальности необходимо было вернуться к целостному, нерасчлененному источнику опыта в глубинных слоях психики, не затронутых вербализацией.

В европ. рационалистич. традиции, также осознающей несовершенство соотношения языка и мысли, применялись своего рода "узаконенные" логические или грамматич. способы введения имплицитных компонентов. Так, Аристотель во "Второй аналитике" (I, 76Ь, 10-35) писал, что в зависимости от того, какой статус имеет высказывание, оно должно присутствовать в знании либо обязательно в явной форме как постулат, поскольку он может стать предметом спора и причиной непонимания; либо в неявной, как аксиомы - самоочевидные, необходимые истины; или как предположения, истинность к-рых не доказана, но не вызывает споров у мыслителей, принадлежащих к одной школе. Здесь же он обращает внимание на то, что из существующих в знании компонентов: то, относительно чего доказывается, то, что доказывается и то, на основании чего доказывают, - первые два формулируются явно, т.к. они специфичны для разных наук, в то время как третье - средства вывода, единые для всех наук, очевидны, а потому явно не формулируются. В свою очередь в лингвистике также были свои приемы введения неявных компонентов. Так, широко распространилось стилистич. свойство любого текста - вводить эллиптич. конструкции (эллипсис), т.е. опускать один из компонентов высказывания, например, глагол или имя, с целью четче выявить смысл, придать тексту большую выразительность, динамичность. Важность этой стилистич. фигуры осознавалась еще в период становления языкознания Нового времени. Разрабатывая теорию эллипсиса, выдающийся исп. ученый-гуманист 17 в. Фр. Санчес в своей универсальной грамматике "Минерва" (1687) объяснял целесообразность "умолчания" стремлением каждого языка к краткости. Краткость как эстетич. критерий восходит к учению стоиков; как логико-граматич. критерий краткость (в известных пределах) делает ясным смысл, снимая излишнюю полноту и развернутость универсального языка в конкр. речи. Очевидно, что эллипсис как "опускание" тех элементов, к-рые ясны и очевидны в диалоге, делает язык не только ясным и изящным, но и пригодным для коммуникации. Лейбниц в неявном знании видел иную проблему и в известном споре с Локком ставил вопрос: почему мы должны приобретать все лишь с помощью восприятии внешних вещей и не можем добыть ничего в самих себе? Сам отвечая на этот вопрос, он рассуждал о неосознаваемых "малых восприятиях", "потенциальном" знании, о явно не представленных интеллектуальных идеях, общих принципах, на к-рых мы основываемся, "подобно тому, как основываемся на пропускаемых больших посылках, когда рассуждаем путем энтимем". Соответственно особое значение он придавал рефлексии, к-рая "есть не что иное, как внимание, направленное на то, что заключается в нас". Лейбниц полагал, что в нашем духе много врожденного, в нас имеются бытие, единство, субстанция, длительность, восприятие, удовольствие и множество других предметов наших интеллектуальных идей, к-рые мы не всегда осознаем. Сотни лет идет спор о том, врождены ли нам эти идеи, но сам факт "потенциального" знания и "малых восприятий" безусловно заслуживает внимания. В совр. исследованиях имплицитных форм знания представлены весьма многообр. подходы. Осуществляется поиск подлинных смыслов языковых выражений, скрытых под неточными, неопределенными формулировками; выявляются имплицитные интеллектуальные процедуры, к-рьш следует субъект; исследуется соотношение поверхностных и глубинных структур языковых выражений и др. В феноменолог. и герменевтич. работах - это размышление о внешнем и внутр. "горизонтах"; о "неявном горизонте", обусловливающем возможность понимания; о фундаментальных уровнях видения реальности и самоочевидных истинах, к-рые неявно входят в познание и понимание. Так Мерло-Понти, в разное время обращаясь к проблеме самосознания, "контакта человеч. сознания с самим собой", отмечал существование "невыразимого", поскольку "логика мира" хорошо известна нашему телу, но остается неизвестной нашему сознанию; тело знает о мире больше, чем Я как субъект, обладающий сознанием. Он различает молчаливое и вербальное cogito, когда человек выражает себя в словах, причем говорение предстает как актуализация "латентной Интенциональности" поведения. Однако даже в самой совершенной речи существуют элементы умолчания, "невысказанности", т.е. присутствует молчаливое cogito как глубинный уровень нашей жизни, невыразимый в словах. Франц. философ, придавая этому феномену важное значение, полагал также, что умолчание есть позитивный результат осознания не только ограниченных возможностей языка, но и неизбежной приблизительности самого выражения бытия субъекта. Принимая во внимание идеи Мерло-Понти, англо-амер. философ М.Полани разработал широко известную сегодня концепцию неявного личностного знания. Он понимает его как неотчуждаемый параметр личности, модификацию ее существования, "личностный коэффициент". Для него "молчаливые" компоненты - это, во-первых, практич. знание, индивидуальные навыки, умения, т.е. знание, не принимающее вербализованные, тем более концептуальные формы. Во-вторых, это неявные "смыслозадающие" (sense-giving) и "смыслосчитывающие" (sense-reading) операции, определяющие семантику слов и высказываний. Имплицитность этих компонентов объясняется также их функцией: находясь не в фокусе сознания, они являются вспомогат. знанием, существенно дополняющим и обогащающим явное, логически оформленное дискурсивное знание. Неявное - это невербализованное знание, существующее в субъективной реальности в виде "непосредственно данного", неотъемлемого от субъекта. По Полани, мы живем в этом знании, как в одеянии из собственной кожи, это наш "неизреченный интеллект". Он представлен, в частности, знанием о нашем теле, его пространственной и временной ориентации, двигат. возможностях, служащим своего рода "парадигмой неявного знания", поскольку во всех наших делах с миром вокруг нас мы используем наше тело как инструмент. По существу, речь идет о самосознании как неявном знании субъекта о себе самом, состоянии своего сознания. Отметим, что на эту форму неявного знания, оставшуюся в тени у Полани, указал В.А. Лекторский, напоминая, что, поданным совр. психологии, объективная схема мира, лежащая в основе восприятия, предполагает также включение в нее схемы тела субъекта, что вместе с пониманием различия смены состояний в объективном мире и в сознании включаются в самосознание, предполагаемое любым познават. процессом. Но как возможно знание, если оно до-понятийно и не только не находится в фокусе сознания, но и не вербализовано, т.е. как бы лишено гл. признаков феномена "знание"? Ответ на этот вопрос дал Т. Кун, когда под влиянием идей Полани размышлял над природой парадигмы, обладающей всеми свойствами неявного знания. В "Структуре научных революций" он выявил следующие основания, дающие право использовать сочетание "З.н.": оно передается в процессе обучения; может оцениваться с т.зр. эффективности среди конкурирующих вариантов; подвержено изменениям как в процессе обучения, так и при обнаружении несоответствия со средой. Вместе с тем здесь отсутствует одна важнейшая характеристика: мы не обладаем прямым доступом к тому, что знаем; не владеем никакими правилами или обобщениями, в к-рых можно выразить это знание.

С позиций концепции молчаливого знания Полани исследует также особенности нашего языка, поскольку когда мы владеем им как родным, то он становится неявным вспомогат. знанием. Следует отметить, что эта тема находит свое развитие в проблеме радикального перевода, поставленной Куайном и позже критически проанализированной Лекторским. Родной язык дан нам иным образом, чем чужой; он неотделим от знаний о мире, мы не замечаем его собственную структуру, воспринимая ее на периферии сознания. Например, при изучении рус. лингвистом грамматики рус. языка он обретает сразу две функции - быть объектом рефлексии и ее средством; в качестве последнего он сохраняет все свойства родного языка, в том числе характер вспомогат. З.н. В любой коммуникации каждый из участников считывает гораздо более богатую информацию, чем та, что непосредственно заложена в слове, высказывании, тексте сообщения в целом. И это не только информация, содержащаяся в невербальных компонентах, но и те неязыковые намерения, к-рые присутствуют неявно в речевых сообщениях. Высказывания всегда содержат скрытые цели дать указания, напомнить, убедить, предупредить, выразить отношения, т.е. достичь к.-л. неязыкового эффекта. Так, особенно ярко это свойство проявляется в япон. культуре, где нюансы этикета важнее тонкостей синтаксиса или грамматики, а вежливость речи ценится выше ее доходчивости. При этом категории вежливости - это еще и средство выражения социального статуса общающихся, их положения в обществ, иерархии. При том что и у говорящего, и у слушающего могут быть собственные неявные интерпретации слов и высказываний, очевидно все же, что любая коммуникация предполагает нек-рое общее знание (или незнание) у субъектов общения, т.е. опр. общий, как правило, явно не формулируемый контекст. Этот контекст может рассматриваться как совокупность предпосылок знания, сумма эмпирич. и теор. знаний, на фоне к-рых обретают смысл явные формы слов и высказываний и становится возможным сам акт коммуникации. Особый - герменевтич. смысл эта проблема обретает в неформализованном знании гуманитарных наук, в частности при создания комментария к текстам. Классич. примером не только собственно содержат., но и логически четко структурированной интерпретации неявных предпосылок являются комментарии А. Лосева к диалогу Платона "Федон". Анализируя известные четыре доказательства бессмертия души по Сократу, он отмечал, что доказательства получают свою силу только благодаря нескольким энтимемам - опущенным посылкам, к-рые не формулируются в диалоге явно. В комментарии эти энтимемы выявлены и рассмотрены в качестве необходимых. По мнению комментатора, Платон неявно вводит также три мифологемы, не обоснованные, покоящиеся на вере. Это познание душой общих сущностей еще до нашего рождения; познание идей после смерти тела; из познания вечных идей душою Платон выводит вечность самой души. Комментатор "извлекает" из эксплицитных форм и структур "Федона" еще три вывода, следующих из учения Платона, но не сделанные им самим явно. Очевидно, что Лосев как комментатор исходил из единства и дополнительности явных и неявных элементов платоновского текста и полагал выявление скрытого, что даже у самых глубоких авторов существуют невыявленные, скрытые компоненты в виде энтимем, мифологем и разл. рода предпосылок и оснований.

Исследователи-гуманитарии часто имеют дело со скрытым содержанием общих исходных знаний, выявление к-рых не носит характера логич. следования, опирается на догадки и гипотезы, требует прямых и косвенных доказательств правомерности формулируемых предпосылок и предзнаний. Интересный опыт дают сегодня историки и культурологи, стремящиеся к "реконструкции духовного универсума людей иных эпох и культур" (А. Гуревич), особенно в тех работах, где стремятся выявить неосознаваемые и невербализованные мыслит, структуры, верования, традиции, модели поведения и деятельности - в целом менталитет. Известные исследования Гуревича категорий ср.-век. культуры, "культуры безмолствующего большинства" прямо направлены на изучение не сформулированных явно, не высказанных эксплицитно, не осознанных в культуре установок, ориентации и привычек. Возродить "ментальный универсум" людей культуры далекого прошлого - значит вступить с ними в диалог, правильно вопрошать и "расслышать" их ответ по памятникам и текстам, при этом часто пользуются методом косвенных свидетельств и в текстах, посвященных к.-л. хозяйственным, производственным или торговым проблемам, стремятся вскрыть разл. аспекты миропонимания, стиля мышления, самосознания. Так, изучать восприятие гуманистич. культуры в Италии 16 в. можно, обратившись к трактату, посвященному ремеслам, связанным с огнем, - "De la pirotecnica" Ванноччо Бирингуччо. Осуществивший это Д.Э. Харитонович обнаруживает у автора трактата за эксплицитными компонентами текста ремесленника, не гуманиста в прямом смысле слова, ту же диалогичность мышления, уважение к участникам диалога, в целом стиль гуманистич. культуры, усвоенный не впрямую по текстам, но через культурную атмосферу общества. Еще одна особенность выявления имплицитного содержания культурно-истор. текста состоит в том, что исследователь, принадлежащий к другой культуре, может выявить новые имплицитные смыслы, объективно существовавшие, но недоступные людям, выросшим в совр. им культуре. Этот феномен может быть объяснен, в частности, тем, что, как отметил Бахтин, мы ставим чужой культуре вопросы, каких она сама себе не ставила, и перед нами открываются новые стороны и смысловые глубины. Эти особенности текстов объективны, они не порождаются произвольно читателями-интерпретаторами, но осознанно или неосознанно закладываются самими авторами и затем по-разному отзываются в той или иной культуре. Неявное знание объективно существует в худож. творениях прошлого, и Бахтин, отмечая возникновение "великого Шекспира" в наше время, видит причину в существовании того, что действительно было и есть в его произведениях, но что не могло быть воспринято и оценено им и его современниками в культуре шекспировской эпохи. Бахтин писал также о существовании высшего "нададресата" - возможно, Бога, абсолютной истины, суда беспристрастной человеч. совести, народа, суда истории, науки, т.е. абсолютно справедливого объективного и полного понимания текста в "метафизич. дали, либо в далеком историческом времени". "Нададресат", "незримый третий" - это, по-видимому, персонификация социокультурного контекста (явная или неявная), обращенность к иным истор. временам и культурам, выход за пределы существующего знания и понимания, интуитивное предположение автора о возможности увидеть в тексте то, что не осознается современниками, людьми одной культуры. Т.о., текст обладает объективными свойствами, обеспечивающими ему реальное существование и трансляцию в культуре, причем не только в своей прямой функции - носителя информации, но и как феномена культуры, ее гуманистич. параметров, существующих, как правило, в имплицитных формах и выступающих предпосылками разнообр. реконструкций и интерпретаций.

Можно выделить следующие общие всем совр. наукам группы высказываний, к-рые, как правило, не формулируются явно в научных текстах "нормальной", по выражению Т. Куна, науки. Это логические и лингвистич. правила и нормы; общепринятые, устоявшиеся конвенции, в т.ч. относительно языка науки; общеизвестные фундаментальные законы и принципы; философско-мировоззренч. предпосылки и основания; парадигмальные нормы и представления; научная картина мира, стиль мышления, конструкты здравого смысла и т.п. Эти высказывания уходят в подтекст, принимают имплицитные формы, но только при условии, что они включены в четко налаженные формальные и неформальные коммуникации, а знание очевидно как для автора, так и для нек-рого научного сооб-ва.

Новые аспекты неявного личностного знания обнаружили себя в такой совр. области познания, как когнитивные науки (cognitive sciences), осуществляющие феномен знания во всех аспектах его получения, хранения, переработки, в связи с чем главными становятся вопросы о том, какими типами знания и в какой форме обладает человек, как представлено знание в его голове, каким образом человек приходит к знанию и как его использует. Особый интерес заслуживает знание эксперта, с к-рым и работает интервьюер, направляющий внимание эксперта на экспликацию неосознаваемого им самим личностного знания. Понимание того, что считать основным, относящимся к делу, не требующим дальнейшей переоценки, - вот что делает специалиста экспертом. Выявлен осн. парадокс уникального профессионального "ноу-хау" (know haw - англ. умение, знание дела): чем более компетентными становятся эксперты, тем менее способны описать те знания, к-рые используются для решения задач. Они-то как раз и наиболее значимы для успешной деятельности. Во многих случаях, особенно при освоении новой продукции или недостаточности для управления информации, к-рая содержится в офиц. документах, требуются дополнит. сведения, фиксирующие позитивный опыт использования того или иного изобретения, "фирменные секреты" технолог, процесса. По своему характеру "ноу-хау" представляет совр. модификацию "цеховых секретов". Это такое знание, к-рое частично или полностью существует в неявной форме. Оно может быть передано другим субъектам в ходе совместной деятельности и общения, а также путем объективирования конфиденциальной информации в экспертной системе. "Ноу-хау" передается преимущественно в ходе непосредств. совместной деятельности, разл. невербализованными способами обучения. Это больше чем метод, скорее искусство, к-рое требуется совр. профессиям не меньше, чем ср.-век. ремесленнику, владеющему рецептами мастерства. Различие состоит прежде всего в том, что любой ср.-век. рецепт - это неукоснит. предписание о форме деятельности, а сам рецептурный, "научающий" характер ср.-век. мышления - фундаментальная его особенность. Различие становится еще более явным, если эксплицировать неявный культурный смысл, лежащий за явным техн. смыслом ср.-век. ремесленных рецептов. Неявное знание, дополняющее рецепты, к-рые строились часто по образцу мифа, тесно связано с архаич. культурным пластом. Тайны обработки металлов, передаваемые посредством инициации, напоминают тайны шаманов. В обоих случаях проявляется магич. техника эзотерич. характера. Так, кусок железа, раскаляемого в кузнечном горне, оказывался точкой сопряжения двух мощных мифо-магич. потоков: небесного и земного происхождения. Сам кузнец, обладавший скрытыми секретами ремесла, и для архаич. сознания, и в более поздние времена, считался посредником между миром людей и миром мифич. существ, тем самым как бы выпадая из порядка повседневности. Связанное с мифологией проф. знание рецептурного типа - это один из когнитивных уроков ср.-век. цивилизации, имеющий серьезное эвристич. значение для современности. "Наука научения", содержащая элементы неявного знания-умения, навыка, - непреходящее изобретение ср. веков. Такого рода знание, тесно связанное с умением, едва ли может быть вытеснено совр. наукой, т.к., во-первых, в силу демассификации обществ, производства будет возрастать многообразие форм знания, связанных с локальными практиками и не требующих универсальной стандартизации; во-вторых, в совр. научной практике, как уже указывалось, доля невербализованного традиц. умения всегда останется значительной.

Лит.: Аристотель. Вторая аналитика (I, 76Ь, 10-35) // Соч. в 4-х т. Т. 2. М., 1978; Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979; Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980; Горелов И.Н. Невербальные компоненты коммуникации. М., 1980; Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии // Соч. в 4-х т. Т.2. М., 1983; Малявина Л.А. У истоков языкознания Нового времени. М., 1985; Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии. М., 1985;

Харитонович Д.Э. К проблеме восприятия гуманистич. культуры в итал. об-ве XVI в. // Культура Возрождения и об-во. М., 1986; Смирнова Н.М., Кармин А.С. Личностное знание // Диалектика познания. Л., 1988; Микешина Л.А. Ценностные предпосылки в структуре научного познания. М., 1990; Она же. Неявное знание как феномен сознания и познания // Теория познания. В 4 т. М., 1991. Т. 2: Социально-культурная природа познания. М., 1991; Merleau-Ponty M. Phenomenology of Perception. N.Y., 1962; Polanyi M. Tacit Knowing: Its bearing on some Problems of Philosophy // Review of Modern Physics. Vol. 34. № 4. N.Y., 1962; Kwant R.C. From Phenomenology to Metaphysics. An Inquiry into the Last Period of Merleau-Ponty&s Philosophical Life. Pittsburgh, 1966; Polanyi M. Sense-giving and Sense-reading// Intellect and Hope. Essays in the Thought of Michael Polanyi. Durham, 1968.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Концепция личностного знания М. Полани.

Периферийное (неявное) знание.

Три области соотношения мышления и речи. - Область «невыразимого» и область «затрудненного понимания».

Инструментальный характер «знания как»

В философии науки заслуживают особого внимания авторские концепции развития науки М. Полани, Ст. Тулмина, Т. Куна, И. Лакатоса, Дж. Агасси, П. Фейерабенда, Дж. Холтона. Наибольшим своеобразием отличается концепциянеявного, личностного знанияМ. Полани. Майкл Полани (1891-1976) - британский ученый, выходец из Венгрии. Работал в Берлине в Институте физической химии, после прихода к власти в Германии нацистов в 1933 г. эмигрировал в Великобританию, где занимал должность профессора физической химии и социальных наук в Манчестерском университете.

М. Полани делает шаг в сторону социологии науки. Его известное произведение самим своим назва­нием «Личностное знание. На пути к посткритической философии» манифестирует новые приоритеты. Разумеется, эта концепция была встречена в штыки К. Поппером, который обвинил ее в иррациона­лизме. По свидетельству Рорти, Куайн также упрекал Полани в том, что тот желает избавиться от понятия наблюдения 1 . Хотя основной пафос концепции М. Полани состоял в преодолении ложного идеала деперсонифицированного научного знания, ошибочно отождествляемого с объективностью. «Идеал безличной, беспристрастной истины подлежит пересмотру с учетом глубоко личностного ха­рактера того акта, посредством которого провозглашается истина», - утверждал мыслитель. «Я отка­зался от идеала научной беспристрастности, - писал он, - и хочу предложить иной идеал знания». Обсу­ждая заглавие своей книги «Личностное знание», ученый отмечал: «Может показаться, что эти два по­ложения противоречат друг другу; ведь подлинное знание считается безличным, всеобщим, объек­тивным. Для меня знание - это активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее осо­бого искусства».

В эпистемологии М. Полани значительно усиливаются антропологиче­ские ориентации. Основными тезисами является заключения:

науку делают люди, обладающие мастерством;

искусству познавательной деятельности нельзя научиться по учеб­нику. Оно передается лишь в непосредственном общении с мастером. (Тем самым традиционный принцип «Делай как я!» звучит с новой силой и представлен в новой парадигме);

люди, делающие науку, не могут быть заменены другими и отде­лены от произведенного ими знания;

в познавательной и научной деятельности чрезвычайно важными оказываются мотивы личного опыта, переживания, внутренней веры в науку, в ее ценность, заинтересованность ученого, личная ответственность 5 .

Для Полани личностное знание - это интеллектуальная самоотдача, страстный вклад познающего. Это не свидетельство несовершенства, но насущно необходимый элемент знания. Он подчеркивает, что всякая попытка исключить человеческую перспективу из нашей картины мира неминуемо ведет к бессмыслице. Ученый уверен, что установление истины становится зависимым от ряда наших собственных, имплицитных осно­ваний и критериев, которые не поддаются формальному определению. Неизбежны и соответствующие ограничения статуса оформленной в сло­вах истины.

Полани, по-новому оценивает огромную роль веры в познавательном процессе, отмечая, что «вера была дискредитирована настолько, что помимо ограниченного числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял способность верить, принимать с убежденностью какие-либо утверждения, что феномен веры получил статус субъективного проявления, которое не позволяет знанию достичь всеобщности» 6 . Сегодня, по мнению автора, мы снова должны признать, что вера является источником знания. На ней строится система взаимного общественного доверия. Согласие явное и неявное, интеллектуальная страстность, наследование культуры - все это предполагает импульсы, тесно связанные с верой. Разум опирается на веру как на свое предельное основание, но всякий раз способен подвергнуть ее сомнению. Появление и существование в науке наборов аксиом, постулатов и принципов также уходит своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное гармоничное целое, поддающееся нашему познанию.

Для М. Полани очевидно, что мастерство познания не поддается описа­нию и выражению средствами языка, сколь бы развитым и мощным он ни был. Этот тезис, безусловно, противоречит задаче создания унифици­рованного языка науки. Научное знание, представленное в текстах научных статей и учебников, по мнению мыслителя, всего лишь некоторая часть, находящаяся в фокусе сознания. Другая часть сосредоточена на половине так называемого периферийного (или неявного) знания, посто­янно сопровождающего процесс познания. Интерпретировать неявное, периферийное знание можно по аналогии с «краевым опознаванием ощущений» от находящегося в руке инструмента, без которого процесс деятельности как целенаправленный процесс невозможен. «Акт познания осуществляется посредством упорядочивания ряда предметов, которые используются как инструменты или ориентиры, и оформления их в искусный результат, теоретический или практический. Можно сказать, что в этом случае наше сознание является «периферическим» по отношению к главному «фокусу сознания» той целостности, которой мы достигаем в результате».

и

Вторая область знания достаточно хорошо передаваема средствами речи. Это область, где компонента мышления существует в виде информации, которая может быть целиком передана хорошо понятной речью, так что здесь область молчаливого знания совпадает с текстом, носителем значения которого она является. В третьей, области «затрудненное понимания» - между невербальным содержанием мышления и речевыми средствами - имеется несогласованность, мешающая концептуализировать содержание мысли 4 . Это область, в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга. В объем личностного, неявного знания погружен и механизм ознакомления с объектом, в результате которого последний включается в процесс жизнедеятельности, формируются навыки и умения общения с ним. Таким образом, знакомство с объектом как первоначальное знание о нем, превращаясь в навык и умение пользования, обращения с данным предметом, становится личностным знанием человека. Заметим, однако, что навыки при всей их схожести по схеме деятельности, различны и индивидуальны. Задача копирования чужого навыка порождает собственный слой личностного знания. (Х.П. – опыт Цицерона). «Писание правила умелого действования, - уверен М. Полани, - могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание».

Оно задается всей телесной организацией че­ловека и неотделимо от инструментального знания, которое осталось неартикулированным. Операционально смысл формируется как бы в следкущей плоскости - в процессе опыта внутреннего прочтения формирую­щегося текста «для себя» и усилий по его артикуляции «вовне», посред­ством сотворенной человеком языковой системы. Полани утверждает, что смысл неотделим и от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое научное суждение.

Исследователи творчества мыслителя подчеркивают, что к пересмот­ру основ традиционной концепции знания его подтолкнули открытия гешталтпсихологии. Гештальт - как образ или наглядно устойчивая пространственно воспринимаемая форма предметов - предполагает примат цело­го над частями. Он применяется к мыслительным образованиям для воссоздания единой целостной структуры, объединяющей и связывающей различные элементы и составляющие. Действительно, технология опера­циональных умений, процессы формирования навыков как знания, отливающегося помимо предметного результата в новые смыслы, в личностно-окрашенное содержание, ускользали из поля зрения методологов и эпистемологов. М. Полани подвел к необходимости обдумывания новой модели роста научного знания, в которой учитывались бы действующие личностно-когнитивные механизмы познавательной деятельности.

Комментарии и пояснения:

Знание – селективная, упорядоченная, определенным способом (методом) полученная, в соответствии с какими-либо критериями (нормами) оформленная информация, имеющая социальное значение и признаваемая в качестве именно знания определенными социальными субъектами и обществом в целом. В зависимости от названных критериев знание может быть разделено на два типа по уровню его функционирования: обыденное знание повседневной жизни и специализированное знание (научное, религиозное, философское и др.). Различают также структуры явного, предъявленного, рационально оформленного (выражаемого), и неявного (латентного) знания, локализируемого в структурах накопленного социокультурного опыта и в подсознании человека. Кроме того, в явном знании можно выделить «предметное», направленное на объекты, процессы, явления знания и метазание (знание о знании). В философии проблемой знания занимаются разделы: эпистемология («учение о знании»), гносеология («учение о познании»). На особый статус претендует методология («учение о методе»).

Теперь подробно рассмотрим соотношение явного и неявного знаний.

Явное знание – это такое знание, которое может быть кодифицировано в информацию и сохранено на носителях (бумажных и электронных), и оно будет существовать вне зависимости от восприятия его человеком. Явное знание соответствует сегодняшнему, вчерашнему и может быть записана на носителе.

Невное знание – скрытое, неартикулированное и нерефлексивное личностное знание, неартикулированный и не подающийся полной рефлексии слой человеческого опыта. Неявное знание связано с практическим опытом индивида и не может быть кодифицировано без частичной потери информации. К неявному знанию относятся умения, навыки, способности, чувства человека. Неявное знание является уникальным ресурсом, который сложно скопировать.

Как показано выше, М. Полани исходит из тезиса о наличии у человека двух типов знания: явного, артикулированного, выраженного в понятиях и суждениях, и неявного, имплицитного, не артикулированного в языке, но воплощенного в телесных навыках, в схемах восприятия, практическом мастерстве. В трактовке неявного знания Полани проводит различение «фокального» восприятия и опознавания вещей «периферического» или «инструментального» знания.

Центральная идея Полани состоит в том, что наука делается людьми, овладевшими соответствующими навыками и умениями познавательной деятельности, мастерством познания, которое не подается исчерпывающему описанию и выражению средствами языка. Поэтому артикулированное научное знание, то, что представлено в текстах учебников, научных статей, согласно Полани, это лишь незначительная часть знания, находящаяся в фокусесознания. Восприятие смысла невозможно вне контекста периферического, неявного знания. Смысл научных утверждений определяется неявным контекстом скрытого (или молчаливого) знания, которое имеет инструментальный характер: «знание-как-это делается», «знания-умения», задаваемых всей телесной и психической организацией человека. Процесс артикуляции, «считывания» смысла, находящегося в фокусе сознания, невозможен без целостного, недетализируемого контекста.

В научном познании явное, артикулированное знание выступает как знание интерперсональное, оно представлено в научных теориях, гипотезах, теоретических моделях, экспериментальных законах. Однако, как считает Полани, артикуляциявсегда остается неполной по отношению к знанию. Поэтому прогресс науки невозможен без неявного личностного знания, которое латентно содержится в индивидуальном опыте исследователей – в их искусстве экспериментирования, диагностики, мастерстве владения теоретическими моделями. Это неартикулированное, «молчаливое» знание не излагается в учебниках и пособиях, его нельзя обнаружить в научных монографиях и журнальных статьях. Оно передается либо в ходе непосредственных личных контактов ученых, либо в процессе совместных экспериментальных исследований. Концепция Полани была выдвинута в качестве альтернативы «фундаменталистским» теориям познания (логический эмпиризм, марксизм), полностью исключающим наличие врожденных, неосознаваемых и нерефлектируемых форм знания. Прогресс в научном познании, по мнению Полани, зависит от самоотдачи личности, при котором устанавливаются контакты с реальностью. Уверенность в себе определяет нашу готовность к отказу рутинного образа действия. Наша самоотдача в поисках нового неизменна проникнута страстью.

Мы знаем свой язык в том смысле, что умеем ею пользоваться для передачи того или иного объективного содержания. Но это знание языка неявное, ибо язык для нас неотделим от объектов, которые мы получаем с его помощью. Мы порою даже не замечаем сам этот язык, его структуру, он находится на «заднем плане», на «периферии» сознания. Но через рефлексию язык может превратиться в явное знание. Когда мы говорим, мы не рефлексируем «правильность», соблюдение норм речи, грамотность письма. Нормы, правила соблюдаются интуитивно, автоматически. Через рефлексию мы превращаем знания неявные в знания явные.

Позицию Полани называю «посткритическим рационализмом». Это означает, во-первых, признание того очевидного факта, что науку делают люди, причем люди, которые обладают мастерством; искусству познавательной деятельности и ее тонкостям нельзя научиться по учебнику, она дается лишь в непосредственном общении с мастером. Отсюда следует, что, во-вторых, люди, делающие науку, не могут быть механически и просто отделены от производимого ими знания и заменены другими приобщениями к этому знанию только с помощью учебников. И, наконец, в-третьих, Полани вводит в современную философию науки мотив научного опыта как внутреннего переживания, внутренней веры в науку, в ее ценность, страстную заинтересованность ученого в поиске объективной научной истины, личную ответственность перед ней.

Неявное знание осваивается человеком в практических действиях, в современной научной работе и служат основанием его целенаправленной активности. В науке явное знание представлено в понятиях, теориях, а неявное знание – как личностное знание, вплетенное в искусство экспериментирования и теоретические навыки ученых, в их пристрастия и убеждения. С точки зрения Полани, существуют «два типа знания, которые всегда совместно входят в процесс познания всеобъемлющей целостности. Это: - познание объекта путем концентрации внимания на нем как на целостности; - познание объекта исходя из наших представлений о том, какой цели он служит в составе этой целостности, часть, которой он является. Последнее может быть названо неявным знанием. Неявное знание не подлежит, согласно Полани, полной экспликации и транслируется через непосредственное обучение мастерству научного поиска и личные контакты ученых. Оно предается «из рук в руки». Научный опыт у Полани – внутренне переживаем, обусловлен страстным желанием исследователя достичь подлинно научной истины, явно личностно окрашен.

«Когда я воспринимаю какую-то группу объектов, я вместе с тем сознаю отличие своего сознания от этих объектов, сознаю простарнственно-временное положение своего тела. Однако все эти факты сознания находятся не в его «фокусе», а как бы на «заднем плане», на его «периферии». Непосредственно мое сознание нацелено на внешние объекты, которые являются предметом знания. Мое тело, мое сознание, мой познавательный процесс в этом случае не входят в круг объектов опыта, предметов знания. Таким образом, предполагаемое любым опытом знание о себе, выражающееся в виде самосознания – это знание особого рода. Его можно было бы несколько условно назвать «неявным знанием» в отличие от знания явного, с которым мы обычно имеем дело. Цель познавательного процесса – получение явного знания. Неявное знание выступает как средство, способ получения явного знания» / Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. – М,. 1980. С.255. Когда я касаюсь рукою предмета, я чувствую сам объект, а не свою руку. Осязательное восприятие говорит о внешнем предмете, а не о себе самом. И лишь на «заднем плане» сознания я переживаю акт собственного касания и локализую воздействие объекта на меня на кончиках своих пальцев. В этом случае, если я трогаю предмет не рукой, а палкой, осязательное восприятие опять-таки относится к самому предмету, а не к используемому мною средству – плаке. Последняя уже не попадает в «фокус» сознания, а оказывается на его «периферии» и переживается как непосредственное продолжение моего тела. В этом случае ощущение воздействия предмета – мы уже обращали на то, что это не то же самое, что осязаемый образ предметов! – переживается мною как локализованное уже не в кончиках пальцев, а на конце палки/ Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. – М,. 1980. С.255.

М. Полани, по-новому оценивает огромную роль веры в познавательном процессе, отмечая, что «вера была дискредитирована настолько, что помимо ограниченного числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял способность верить, принимать с убежденностью какие-либо утверждения, что феномен веры получил статус субъективного проявления, которое не позволяет знанию достичь всеобщности». Сегодня, по мнению автора, мы снова должны признать, что вера является источником знания. На ней строится система взаимного общественного доверия. Согласие явное и неявное, интеллектуальная страстность, наследование культуры - все это предполагает импульсы, тесно связанные с верой. Разум опирается на веру как на свое предельное основание, но всякий раз способен подвергнуть ее сомнению. Появление и существование в науке наборов аксиом, постулатов и принципов также уходит своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное гармоничное целое, поддающееся нашему познанию.

Полани демонстрирует свою богатую осведомленность ходом и тече­нием развития философии науки. Он констатирует (не без сожаления), то в качестве идеала знания выбрано такое представление естественной науки, в котором она выглядит как набор утверждений, «объективных в том смысле, что содержание их целиком и полностью определяется наблюдением, а форма может быть конвенциальной». Тем самым он кос­венным образом указывает на все три этапа, пройденные философией науки, сводящие ее к экономичному описанию фактов, к конвенциальному языку для записи выводов и к формулировке на языке протоколь­ных предложений данных наблюдений. Однако интуиция, на его взгляд, неустранима из познавательного процесса.

Интерпретаторы выделяют в концепции личностного знания М. Полани три основные области или три варианта соотношения мышления и речи. Первый характеризуется областью неявного знания, словесное выражение которого несамодостаточно или же недостаточно адекватно. Эта область, в которой компонент молчаливого неявного знания доминирует в такой степени, что его артикулированное выражение здесь, по существу, невозможно. Ее можно назвать областью «невыразимого». Она охватывает собой знания, основанные на переживаниях и жизненных впечатлениях. Это глубоко личностные знания, и они весьма и весьма трудно поддаются трансляции и социализации. Искусство всегда старалось решит данную задачу своими средствами. В акте сотворчества и сопереживания отражалось умение взглянуть на мир и жизнь глазами героя жизненной драмы.

Вторая область знания достаточно хорошо передаваема средствами речи. Это область, где компонента мышления существует в виде информации, которая может быть целиком передана хорошо понятной речью, так что здесь область молчаливого знания совпадает с текстом, носителем значения которого она является. В третьей, области «затрудненное понимания» - между невербальным содержанием мышления и речевыми средствами - имеется несогласованность, мешающая концептуализировать содержание мысли 4 . Это область, в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга. В объем личностного, неявного знания погружен и механизм ознакомления с объектом, в результате которого последний включается в процесс жизнедеятельности, формируются навыки и умения общения с ним. Таким образом, знакомство с объектом как первоначальное знание о нем, превращаясь в навык и умение пользования, обращения с данным предметом, становится личностным знанием человека. Заметим, однако, что навыки при всей их схожести по схеме деятельности, различны и индивидуальны. Задача копирования чужого навыка порождает собственный слой личностного знания. «Писание правила умелого действования, - уверен М. Полани, - могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание».

Принципиальные новации концепции М. Полани состоят в указании нато, что сам смысл научных положений зависит от неявного контекста скрытого знания, «знания как»,имеющего в своих глубинных основах инструментальный характер.Оно задается всей телесной организацией че­ловека и неотделимо от инструментального знания, которое осталось неартикулированным. Операционально смысл формируется как бы в се­кущей плоскости - в процессе опыта внутреннего прочтения формирую­щегося текста «для себя» и усилий по его артикуляции «вовне», посред­ством сотворенной человеком языковой системы. Полани утверждает, что смысл неотделим и от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое научное суждение.

Современный ученый должен быть готов к фиксации и анализу результатов, рожденных вне и помимо его сознательного целеполагания, в том числе и к тому, что последние могут оказаться гораздо богаче, чем родная цель. Незапланированные целеполаганием, непреднамеренным образом вторгшиеся в результат содержательно-смысловые контексты раскрывают мир незаинтересовано универсально. Вычлененный в качестве предмета изучения фрагмент бытия на самом деле не является изолированной абстракцией. Сетью взаимодействий, токами разнонаправленных тенденций и сил он связан с бесконечной динамикой мира, познанием которой и одержима наука. Главные и побочные, центральные и периферийные, магистральные и тупиковые направления, имея свои ниши, сосуществуют в постоянном неравновесном взаимодействии. Возможны ситуации, когда в развивающемся процессе не содержатся в готовом виде формы будущих состояний. Они возникают как побочные про­дукты взаимодействий, происходящих за рамками самого явления или, по крайней мере, на периферии этих рамок. И если ранее наука могла позволить себе отсекать боковые ветви - казавшиеся несущественными периферийные сферы, - то сейчас это непозволительная роскошь. Оказывается, вообще непросто определить, что значит «не важно» или «неинтересно» в науке. Возникая на периферии связей и отношений, на фоне перекрещивания многообразных цепей причинения в сети всеобщего взаимодействия (в том числе и под влиянием факторов, которые незначительным образом проявили себя в прошлом), побочный продукт может выступить в качестве источника новообразования и быть даже более существенным, чем первоначально поставленная цель. Он свидетельствуй о неистребимом стремлении бытия к осуществлению всех своих потенции. Здесь происходит своеобразное уравнивание возможностей, когда все, что имеет место быть, заявляет о себе и требует признанного существования.

Знания можно разделить на явные, например, кодифицируемые, и неявные, то есть личностные, которые не поддаются кодификации. Вообще, неявное знания - субстанция любопытная. Его нельзя увидеть, пощупать и на 100% перенять, следовательно, оно с большим трудом поддается управлению. Но именно неявное знание часто является самым важным. Философ-науковед Майкл Полани, который ввел в культуру само понятие «неявного знания», приводит следующий случай в качестве иллюстрации роли «неявного знания». Одна английская лаборатория купила оборудование у американских коллег. Прежде чем начать работу, англичане тщательно изучили множество инструкций по эксплуатации. Однако оборудование так и не заработало. Специалисты ломали голову, в чем дело, пока не решили съездить к изготовителю и посмотреть своими глазами, как правильно использовать машины. Вернувшись, команда смогла запустить оборудование. На вопросы о том, что нового узнали специалисты во время поездки, они ответили, что ничего нового по сравнению с тем, что содержалось в инструкциях, они не могут сформулировать. Вот яркий пример обнаружения наличия неявного знания. Или другой пример: известно, что старший Капица долго работал в Великобритании, руководил лабораторией (НИИ). Когда Советское правительство предложило выкупить эту (НИИ) в связи с окончанием затянувшейся командировки Капицы, в этом помог Гейзенберг, сказавший следующее: лаборатория (НИИ) были создана специально под Капицу, и никто другой там работать не сможет, поэтому надо лабораторию продать Советам.

Таким образом, выясняется, что носителем этого важного вида знаний являются люди, а передается это знание при общении, таком, как стажировки, конференции, совместные работы. Еще другой пример: В Древнем Риме существовала такая практика подготовки будущих государственных деятелей. Молодого человека вводили в дом какого-нибудь известно сенатора, и он, наблюдая за тем, как готовить политические речи сенатор, помогая ему в этом, обретал навыки, усваивал нормы поведения. См. о Цицероне.

Через рефлексию мы неявное знание превращаем в явное знание. §. Рефлексия как инструмент превращения неявного знания в знание явное.

НЕЯВНОЕ ЗНАНИЕ (англ. tacit knowledge) - скрытое, неартикулированное и нерефлексивное личностное знание. Концепция Н.з. была разработана М. Полани под влиянием идей гештальтпсихологии и впервые детально представлена в его кн. «Личностное знание» (1958). На пути к посткритической философии» (1958) стало значительным событием в истории постпозитивисткой философии науки. М.Полани провозгласил, что он стремится конструктивно преодолеть идею о возможности деперсонифицированного представления научного знания. Необходимо, по мнению Полани, преодоление этого ложного идеала, неправомерно отождествляемого с объективностью. Поясняя словосочетание «личностное знание», вынесенное в заголовок его книги, Полани замечает: «Может показаться, что эти два слова противоречат друг другу, ведь подлинное знание считается безличным, всеобщим, объективным. Для меня знание – это активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства». По мнению Полани, термин «личностное знание» хорошо описывает этот своеобразный сплав личного и объективного.
Поскольку науку делают люди, то получаемые в процессе научной деятельности знания, как и сам этот процесс, не могут быть деперсонифицированы. Именно это и хочет подчеркнуть М.Полани. В личностном знании запечатлены и познаваемая действительность, и сама познающая личность с её заинтересованным отношением к знанию, с её личным подходом к его трактовке и использованию. При этом личностное знание – это не только явное знание, выраженное в понятиях, суждениях, теориях, но и неявное знание, неартикулируемое в языке и воплощенное в каких-то телесных навыках, схемах восприятия, практическом мастерстве.
Концепция неявного знания Полани – одна из плодотворных попыток осмысления целостности обыденно-практического знания (включающего опыт зрительного восприятия, телесно-двигательных навыков и инструментальной деятельности), естественнонаучного, социогуманитарного и художественного познания. Вместе с тем, она наносит удар по прежним представлениям, разделяющим (и противопоставляющим) субъективность и объективность в науке.
В эпистемологии М.Полани значительно усилена антропологическая ориентация, которую можно свести к следующим положениям:
– науку делают люди, обладающие призванием, опытом, мастерством;
– научно-познавательную деятельность нельзя освоить по учебнику (поскольку неявное знание не допускает полной экспликации и изложения в учебной литературе); поэтому требуется непосредственное общение начинающего ученого с мастером, что обеспечивает передачу его опыта «из рук в руки», т.е. необходимы личные контакты исследователей;
– люди, делающие науку, не могут быть заменены другими и отделены от производимого ими знания;
– в научно-познавательной деятельности очень важны мотивы личного опыта, переживаний, внутренней веры в науку, в её ценность, а также заинтересованность ученого, его личная ответственность.
М. Полани подчеркивает огромное значение феномена веры в познавательном процессе. По его словам, «вера была дискредитирована настолько, что помимо ограниченного числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял способность верить, принимать с убежденностью какие-либо утверждения, что феномен веры получил статус субъективного проявления, которое не позволяет знанию достичь всеобщности».
Настало время, считает Полани, снова признать, что вера является источником знания. Именно на ней строится взаимное доверие в обществе. Согласие (явное и неявное), интеллектуальная страстность, наследование культуры – всё это тесно связано с верой. Разум человеческий опирается на веру как свое предельное основание, но всякий раз способен подвергнуть её сомнению. Появление и существование в науке наборов аксиом, постулатов, принципов также уходит своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное, гармоничное целое, которое мы можем познать.
В концепции личностного знания Полани выделяют три области (или варианта) соотношения мышления и речи. Первая область – неявное знание, словесное выражение которого затруднено или недостаточно адекватно. Её можно назвать областью «невыразимого», ибо в ней компонент молчаливого неявного знания доминирует в такой степени, что его артикулированное выражение, по существу, невозможно. Данная область охватывает знания, основанные на переживаниях и жизненных впечатлениях. Вторая область знания содержит информацию, достаточно хорошо передаваемую средствами речи. Наконец, в третьей области «затрудненного понимания» имеется несогласованность между невербальным содержанием мышления и речевыми средствами, что мешает концептуализировать содержание мысли. Это область, в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга.
В объем личностного, неявного знания погружен и механизм ознакомления с объектом, в результате которого последний включается в процесс жизнедеятельности, формируются навыки и умения общения с ним. Вместе с тем, навыки различны и индивидуальны. Задача копирования чужого навыка порождает собственный слой личностного знания. «Писаные правила умелого действования могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимумы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание».
Научный опыт у Полани внутренне переживаем, обусловлен страстным желанием исследователя достичь подлинно научной истины, т.е. явно личностно окрашен. Это основной вывод из концепции Полани.
Принципиальная новация концепции М.Полани состоит также в указании на то, что сам смысл научных положений зависит от неявного контекста скрытого знания. При этом Полани утверждает, что смысл неотделим от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое научное суждение.

Не потеряйте. Подпишитесь и получите ссылку на статью себе на почту.

Можете ли вы, будучи руководителем, объяснить кому-нибудь, что такое – быть лидером? Или как создавать инновационный дизайн? Это те еще задачи, потому что некоторые аспекты того или иного навыка сложно передать устно или письменно. В таких случаях речь идет о неявном знании.

Неявное знание – знание, которые трудно передать другому лицу при помощи записи информации или личного разговора. Например, то, что Лондон находится в Великобритании, является частью явного знания , потому что это может быть записано, передано и понято получателем этой информации.

Но есть навыки, которые очень трудно передать при помощи стандартных способов записи или личного объяснения:

• способность
• замешивать тесто
• играть на музыкальном инструменте
• изучить дизайн
• использовать сложное оборудование

Подобным навыкам сложно обучить человека, если пользоваться стандартными методиками.

Почему передача неявных знаний имеет большое значение?

Неявное знание является важным стратегическим ресурсом, который помогает в решении задачи или и вовсе является единственным способом ее решить.

Вот некоторые причины, по которым важно раскрывать и передавать неявные знания отдельным людям, командам и организациям.

1. Если мы сможем выявить как неявные, так и явные знания экспертов по предмету, то будем лучше подготовлены к тому, чтобы помочь новичкам осваивать новые навыки. Любой эксперт обладает сильной интуицией, но не каждый может передать данную ценную информацию. Для этого нужны нестандартные стратегии.
2. Когда человек с большим опытом увольняется, компания теряет большое количество денег, потому что не знает, как передать знания тому, кто заменит эксперта. Восполнение этого пробела в знаниях может быть дорогостоящим, трудоемким, а порой и попросту невозможным процессом. Поэтому компании крайне заинтересованы в новых способах передачи информации от одного человека другому.
3. Так как неявные знания не могут быть записаны на бумаге, есть вероятность, что они потеряются.

Теперь давайте посмотрим, какие существуют стратегии и советы для передачи неявных знаний. Это особенно актуально не столько тем, кто хочет обучиться новому навыку, сколько , которые стремятся улучшить свои профессиональные способности.

Способы для передачи неявных знаний

Если так трудно передать неявное знание при помощи собственного языка или текста, то как каким образом это можно сделать? Некоторые стратегии, перечисленные ниже, позволят вам сделать вывод о неявных знаниях из историй, бесед и социальных взаимодействий. При помощи других стратегий вы научитесь передавать неявное знание при помощи практики, опыта и осознанного отражения.

Используйте интернет-сообщество

Форумы и группы в соцсетях зачастую более информативны и полезны, чем отраслевые конференции. Суть в том, что их социальная природа предполагает возможность обучаться новому навыку в общении с несколькими людьми и дискурсов между участниками, когда рождаются вопросы и поднимаются темы, которые могут не учитываться при прямой односторонней передаче информации.

Социальные сети – более эффективный способ передачи неявных знаний, чем отдельные взаимодействия лицом к лицу, по мнению некоторых педагогов. С помощью платформы для совместной работы, каждый человек становится узлом в сети распространения знаний, увеличивая свою способность передавать другим неявную информацию.

Наглядно покажите, как выполняете свою работу

Если вы хотите передать неявное знание, то покажите на личном примере как можно выполнить работу или продемонстрируйте свой навык. Эта стратегия требует выхода за рамки поверхностных процедур в более глубокие аспекты опыта человека.

Другой подход: возьмите лист бумаги и напишите обо всем, что делаете. Делясь достаточной информацией о том, как вы выполняете работу, можно заставить учеников почувствовать, распознать и приобрести неявное знание.

Научитесь рассказывать истории

Сейчас мы наблюдаем бум . Вы можете найти много статей, подкастов и видеороликов о значении историй и того, как человеческий мозг реагирует на них. Они используются в бизнесе, рекламе, обучении и многих других областях.

Вас не должно удивлять то, что истории считаются эффективным способом для захвата внимания и передачи неявных знаний. Они преобразуют информацию, позволяют понять контекст. Главное – смысл, а не факты.

Отслеживайте выученные уроки

Некоторые организации ввели официальный процесс записи извлеченных уроков, чтобы другие могли получить выгоду из того опыта, которого у них еще не было.

По сути, извлеченные уроки могут быть более полезными, чем рассказывание историй, ведь представляют собой демонстрацию реального опыта.

Рассмотрите возможность создания аудио- или видеозаписей с разбором полетов и описанием того, какие уроки вы извлекли из своих ошибок. Создайте базу данных, добавляйте метаданные для улучшения поиска.

Используйте накопленный опыт

Существует методика для педагогов и наставников под названием-аббревиатурой OPPTY. Расшифровывается как наблюдение (observation), практика (practice), партнерство (partnering) и умение брать ответственность (taking responsibility).

Это стратегия для получения неявных знаний при помощи накопленного опыта.

• Ученик внимательно наблюдает за тем, что делает наставник или учитель.
• Ученик пытается повторить увиденное и при этом получает обратную связь.
• В фазе партнерства, наставник и ученик работают вместе, чтобы решить какую-либо проблему.
• В последней фазе ученик берет на себя ответственность за выполнение части роли эксперта.

Желаем вам удачи!