И. Василинина

В лучших, наиболее известных пьесах Алексея Арбузова нет ни легких характеров, ни легкого счастья, ни простых ситуаций. И оканчиваются они неким знаком вопроса: а как сложится жизнь их героев дальше? И не стоит спешить с утверждением: завтра обязательно лучше, чем вчера...

«И какое удивительное чувство свободы, словно не прожит еще ни один день жизни, а только юность кончилась!» - признается в финале героиня классической «Тани».

Иным - и театрам и критикам - очень хотелось верить, что чувство Тани к Игнатову равноценно, равнозначно ее прежней любви к Герману. Но вслушаемся в слова и интонации Тани, в общий эмоциональный тон последних картин прославленной пьесы, сравним их с первыми картинами - в той уютной комнате, где все «говорило о счастливой любви и дружбе двоих». Вспомним те давние, странно-невесомые, вроде бы ничего не значащие слова о снеге и медведях, что прозвучали тогда. И торопливую застенчивость шутливых Таниных реплик, обращенных к Герману. Ее счастливую женскую слабость и покорность рядом с ним. Нет, ему бы она никогда не сказала так, как Игнатову: «Алексей Иванович, да неужели вы не видите, как вы мне нужны, мой хороший, мой дорогой друг». Чуть снисходительно, чуть свысока, уверенно-спокойно. Это тоже, конечно, любовь, но иная. Дано ли ей до конца заменить прежнюю? Кто знает...

Да, Люся Ведерникова понимает, догадывается, что не надо ей сейчас скрывать от мужа, как она счастлива его возвращением в семью. Она находит единственные и неповторимые слова, нужные в этот трудный момент. В каждой интонации - любовь, призыв, вера, прощение. Арбузов умеет так свободно, так раскрепощенно, открыто передать силу чувств, что в зале редко кто остается спокойным. А сам Ведерников? «Ведерников не слышит ее слов», - свидетельствует заключительная реплика пьесы.

«Нет-нет, все будет хорошо... Ты только не бойся, не бойся быть счастливым... Не бойся, мой бедный Марат», - призывает Лика. Но слышите - «не бойся», а не «будь»...

«Да... Смешно... Наверно, всю мою жизнь я только и делала, что шла тебе навстречу», - признается героиня «Старомодной комедии». А шла она навстречу любви целых шестьдесят лет. По существу, всю жизнь. Для счастья дней осталось много меньше...

О любви, о личном счастье, о личной жизни Арбузов пишет чаще всего. Это его тема. Его дорога в искусстве. Здесь он тонок, наблюдателен, умен, свободен, добр. И в своем уважительно-бережном, каком-то преклоненном отношении к человеческому чувству даже по-рыцарски старомоден. Там же, где он, словно стесняясь самого себя, не доверяя, берется писать о другом, Арбузова словно подменяют: ни легкости стиля, ни живых характеров, ни особой убедительности. Хотя и в этих пьесах, пусть редко, но обязательно проглянет нечто удивительное, взволнованное, неожиданное - арбузовское. Такое найдется и в «Европейской хронике», и в «Ночной исповеди», и в «Двенадцатом часе», и в «Выборе», и в «Ожидании». Эти пьесы не стали праздником театра и зрителя. Зато они меньше других подвергались критическому обстрелу.

Уже давно было отмечено, что лучшие пьесы Арбузова обязательно вызывали наибольшие споры. (Кстати, стоит сказать - есть какое-то странное ощущение, что о творчестве этого драматурга написаны тома солидной критической литературы. На самом же деле бесчисленны только газетные рецензии.) Очередное обращение Арбузова (а он в этом случае, к счастью, на редкость упорен) к личному, интимному миру жизни человека никогда не проходило бесконфликтно. Не то чтобы его откровенно ругали или упрекали за это - собственно говоря, ничего запретного в личной теме для искусства нет, быть не может, - но как-то исподволь, по-дружески пытались «выпрямить», внушить и драматургу, а заодно и театрам и зрителю, что личные мотивы, с ювелирной тонкостью разрабатываемые писателем, лишь своеобразное прикрытие чего-то иного, более значительного и серьезного. Это началось с «Тани».

«Может показаться, - писали в одной из статей, которая посвящалась творчеству Арбузова и которая могла бы принадлежать многим авторам, - что драматурга главным образом интересует личная жизнь героев. Но это не так - в основе его пьес лежат проблемы общественные, проблемы идейно-воспитательного значения».

Действительно, в основе всех его пьес лежат проблемы общественные. Только не вопреки интимной, любовной тематике, а именно через частное, личное, любовное выходит он к серьезным гражданским вопросам. Драматург без всяких недомолвок, прямо пишет о личной жизни, о личном счастье. Они у него нерасторжимо, как и в реальной действительности, переплетены с жизнью всего общества. Личные удачи, потери, радости и горести теснейшим образом связаны с социальными, политическими, нравственными, трудовыми проблемами всего народа.

У Арбузова всегда звучит мысль о прямой зависимости личного счастья и общего течения жизни от того, что в тот или иной период происходит в стране, от общего ее нравственного климата. И связи личного и общественного у писателя глубоки и разнообразны. В пьесах Арбузова отдельный человек неизбежно вступает в теснейшее соприкосновение с широким кругом живущих рядом. Именно в этот момент и выясняется, что нередко между собственным благополучием и благополучием многих зависимость обратно пропорциональная. Ибо, чем тоньше, глубже, нервнее эмоционально-психологическая организация отдельного человека, чем шире, активнее, крепче его связи с миром, тем труднее дается в руки личное счастье, тем сложнее дороги к нему.

Существует довольно распространенное мнение, что в пьесах Арбузова нет плохих людей. Они, конечно, у него имеются. Но вот зато нет откровенно отрицательных персонажей. Таких, что за версту всем видно - вот он, тот, кто нам мешает, кто вносит смуту в ровное и благополучное течение жизни. С кем надо сразу же вступать в непримиримую борьбу - всемерно разоблачать, громогласно выводить на чистую воду, уничтожать, чтобы все остальные, положительные и прекрасные, тут же обрели рай земной. Редко драматург поддается соблазну облегчить свою задачу - разделить своих героев на злодеев и ангелов, чтобы его нравственный урок получил школьную наглядность.

Тем не менее никто никогда не обвинит писателя в бесконфликтности. Конфликт в его пьесах есть всегда.

«С годами делается все понятней, и так ясно вдруг видишь - все пустое, и только дело, только работа имеют истинную цену. А все твои безумства, то, что сжигает тебя, - любовь, страсти... все это так недостоверно, преувеличенно... да и существует ли наяву?

Ты говоришь точно мертвая».

Это диалог из пьесы «Вечерний свет».

«У меня ведь масса нагрузок по профсоюзной линии - некоторые просто увлекательные. И совершенно, совершенно нет свободного времени. Очень, в общем, весело. Только иногда придешь вдруг домой и как-то пусто... Ну, невесело как-то», - признается героиня «Старомодной комедии».

И еще на одно ее признание стоит обратить внимание:

«- А я не знаю - была я счастлива, нет ли. Вот веселая была, это я помню. Вообще-то совсем счастливых людей на свете не бывает... или они мало на глаза попадаются, что ли? Хотя... Вот интересная история... Как-то я наблюдала на улице счастливую парочку... Я их встретила поздно вечером на Арбате, они довольно медленно шли - уж очень были старенькие... Он ее осторожно под руку вел, и они при этом страшно смеялись. Счастливее людей я не встречала больше.

Вы завидовали?

Я тоже завидовал бы, наверно».

В годах странствий, к счастью, и познается жизнь в пьесах Арбузова, на дорогах к нему и формируется личность его героев, их стремление быть «совершенными моделями» самих себя.

Время всегда активно вторгается в жизнь героев арбузовских пьес. Точные его приметы обязательно присутствуют в художественной ткани произведения. Время у Арбузова осязаемо и конкретно. Писатель вообще любит обозначать годы - «14 ноября 1934 года»; «Время действия 1937-1945 годы»; «13 июля 1928 года, между восемью часами вечера и часом ночи»; «Первая часть происходит в 1938 году. Вторая часть в 1956 году. Вступление и финал в наши дни»;

«Действие происходит в середине 70-х годов». Но даже если бы драматург и не фиксировал эти точные даты, мы все равно без труда узнавали бы, в какое из десятилетий протекло событие той или иной пьесы.

Но мало этого. Делая время как бы живым участником происходящего, драматург, творчество которого теперь уже охватило почти полувековой период жизни нашей страны, своими произведениями помогает осмыслить, понять не только материальные, но и психологические, моральные изменения, которые произошли в нашем обществе.

Вот две пьесы - «Таня» и «Жестокие игры», произведение, написанное Арбузовым совсем недавно. Сравним их.

«Таня» - конечно же, 30-е годы. Общий трудовой подъем. Радостно подхваченный лозунг «Мы родились, чтоб сказку сделать былью». Все на колесах. Все в пути. Страна строится. И это сейчас - главное. Таня кажется непонятной чудачкой в стремлении к семейному уюту, в желании всю себя отдать любимому человеку. Ее признание «любить - значит, забыть себя, забыть ради любимого» для всех звучит чудовищным анахронизмом. Она вызывает недоумение Германа, Дуси, Шамановой. Она вызывает раздражение критики. «Духовный мир Тани ограничен и узок...» «Таня расплатилась за свои заблуждения тяжелыми личными потерями». Финал пьесы, казалось, вносил некоторое равновесие в рассерженные критические умы: «Мы знали Таню бездумной, немного взбалмошной, поглощенной любовью к мужу. Теперь перед нами мужественный, энергичный, несколько замкнутый человек». Несколько замкнутый человек... - заметили все-таки...

Истинной же героиней признавалась тогда Шаманова, повсеместно удостаиваемая эпитетов «сильная, смелая, волевая». Правда, со стороны, из зрительного зала было особенно заметно, что все явно симпатизируют Тане, а Шаманова воспринимается лишь как наглядное воплощение душевной слепоты Германа. Шел год за годом, а очарование и обаяние Тани не уменьшалось - скорее, многократно увеличивалось. И дело здесь совсем не в том, что она к финалу пьесы становилась врачом, решительным и энергичным человеком дела. Об этом как-то невольно забывалось. Зато все чаще вспоминалось, как талантливо умела Таня любить. Как распахнуто шла она навстречу любимому. Что никогда не было в ее чувстве эгоизма, себялюбия, расчета. Как много тепла, ласки, очарования, радости, вносила она в жизнь своей маленькой семьи.

Образ Тани мгновенно обрел самую широкую популярность. А популярность в искусстве - вещь чрезвычайно серьезная, именно популярное произведение или образ должны анализироваться в первую очередь с особенной тщательностью и по возможности всесторонне: в плане историческом, социальном, художественном.

Приоритет образа Тани над всеми остальными персонажами пьесы на первых порах пытались объяснить просто недоработкой тогда еще совсем молодого драматурга, так нерасчетливо, так неправомерно сместившего акценты пьесы.

А между тем в этом своем произведении, с которого и началось триумфальное шествие драматурга по театрам, Арбузов впервые показал непростую, порой драматическую связь личной судьбы человека с велением дня. Да, тогда этот день требовал от каждого умения подчиниться интересам коллектива. Тогда казалось, что Таня решилась плыть против бурного течения, против действительно могучего общего созидательного потока, что подобная дерзость не могла окончиться для нее благополучно.

Однако талант, интуиция драматурга помогли ему не ограничиться сиюминутными требованиями времени. Арбузов показал, что в жизни всегда есть, обязательно должны существовать духовные ценности, непреходящие, вечные. Эти ценности имела его Таня.

Пройдут десятилетия. Наступит момент, когда вопросами семьи, чувства, личного счастья займутся в масштабе всей страны, к ним обратятся ученые, социологи, демографы, эстетики, врачи. Ибо все яснее станет, что наша личная жизнь - не только работа - имеет государственное значение и ценность. В одном из номеров газеты «Правда» была опубликована статья (подобные статьи теперь часто появляются на страницах газет и журналов) «Обыкновенное счастье», в которой рассказывалось о жизни обычной советской семьи. Очерк этот заканчивался словами: «Счастье таких семей имеет значение не только личное, оно представляет собой социальную ценность».

Только что написанная новая пьеса Арбузова называется «Жестокие игры». Произведение это непривычно, не по-арбузовски резко, почти зло, в нем все точки над і расставлены твердо и, что тоже мало свойственно этому драматургу, в какой-то степени категорично. Он говорит не только о праве женщины отдать себя любви и семье, но о ее прямом долге сделать это. То, на что раньше драматург лишь тактично намекал, теперь он заявляет с решительной ясностью. Наиболее отчетливо прослеживается эта мысль в образе геолога Маши. Волевая, энергичная, целеустремленная - в тайгу, на работу, на геологический поиск - она считает ребенка и мужа досадными помехами на своей жизненной дороге. «Геолог я, - гордо заявляет только что родившая Маша, - а все остальное потом!» Вынужденная быть дома, она считает себя птицей, посаженной в клетку, и бурно рвется на волю. Но обретая ее, она навсегда теряет семью, мужа, любовь и, как выясняется с трагическим опозданием, счастье. Вот как подводит Маша невеселый итог своей мужественно-эмансипированной жизни: «Все играем, играем - наиграться никак не можем... На Тужке-то свое доказала, а вот тут (показывает на грудь) что-то замолкло все. Кончились мои танцы. (Тряхнула головой). Ладно, живи. Брось игры, а то убьешься».

Связь со временем - это прежде всего связь с конкретными людьми. И для героев Арбузова она начинается так же, как и для каждого из нас - с семейных отношений. С родных и близких, с порога нашего дома, с тех, с кем мы рядом живем. Здесь драматург всегда достоверен, бытово-скрупулезен. Биографии основных его героев всегда четки и определенны. Графа в их анкете - родители, социальная принадлежность - заполняется писателем тщательно и подробно. У него нет, как говорится, Иванов, не помнящих родства. И старинно-церемонные понятия «родной кров», «семейный очаг» так или иначе придают определенный эмоциональный колорит его пьесам.

«Домик на окраине», «Сказки старого Арбата», «В этом милом старом доме»... Уже сами названия пьес заставляют подумать об обжитом доме, где каждая вещь словно хранит аромат времени, намек на долгую, оседлую жизнь, что рождает тысячу неуловимых для стороннего взгляда привычек, дорогих сердцу мелочей. Стоит обратить внимание на то, что отнюдь не случайно проникает в название пьес эпитет «старый». Для Арбузова это определение синоним не чего-то ветхого, одряхлевшего, обреченного на забвение. За ним - многолетняя устойчивость быта, естественная непрерывность движения времени, преклонение перед родным домом, залог возможности счастья.

В «этом милом старом доме» живут бабушки и дедушки, папы и мамы, сыновья и внуки. Все они крепко спаяны совместным бытом и представляют собой как бы единый организм. Это вообще очень радостная, солнечная семья. И не потому, что трудности и горести обходят их стороной. И не потому, что живут они на берегу синего моря, в шумном курортном городке, где все пронизано звуками нескончаемого праздника. И не потому, что их похвальное увлечение музыкой должно настраивать на романтически-возвышенный лад. Тут важно другое - нерасторжимость Гусятниковых, их духовная близость и связь: понимаешь, стоит обидеть одного - отзовется на всех. Прекрасны их снисходительность и терпимость друг к другу. Однако эти люди далеко не образцово-показательные герои. Легкая насмешка над ними проскальзывает и в отношении к ним драматурга, не случаен же выбор хотя бы фамилии - Гусятниковы. Можно понять Юлию, которой вдруг нестерпимо захотелось порвать с этим домом. Но вот что знаменательно: Юлия так и не смогла найти счастья на стороне. Выяснилось, что ее связи с родным домом на редкость прочны, долгие годы совместной жизни не прошли бесследно, оказалось, что их невозможно перечеркнуть одним махом. И горечь исподволь, но неотвратимо окрашивает финал этого, по определению самого автора, сентиментального водевиля. Жизнь никогда не поздно начать сначала, но сделать это не всегда просто, как бы говорит драматург. Даже в водевиле, так смахивающем на сказочную притчу с вполне серьезным смыслом.

Ответственность детей перед родителями и родителей перед детьми - объект частого внимания драматурга. От родного дома героям Арбузова не разрешено отмахнуться. Семья, семейный уклад, отношение к этому многое проясняют в том или ином характере, в поступках того или иного персонажа.

Беспечное отношение Ведерникова к матери непременно скажется на его трудном пути осознания самого себя, своего места в жизни, собственной человеческой ценности. Нелады в семье Виктора, героя «Иркутской истории», проясняют его взаимоотношения с Валей. Не разрешила себе переступить через кровную связь отца и сына Балясниковых чуткая Виктоша. Уезжает с любимым человеком мать Крестовникова. Мы понимаем, как дорого ей позднее счастье пришедшей вдруг любви, мы готовы оправдать этот ее шаг. Но разве не усложнил он дальнейшую судьбу ее несчастливого сына, разве не стал он одной из тех причин, которые привели его к недоверию и предательству? В этой же пьесе, «Счастливые дни несчастливого человека», найдем мы и совсем уже резкое, отрицательное отношение драматурга к другой женщине, возлюбленной Крестовникова, которая откровенно заявляет: «А я ради тебя с сыном расстанусь, если он станет поперек дороги». Тяжкое одиночество настигло на склоне жизни Шварца («Потерянный сын»), столь легкомысленно пренебрегшего некогда женой и сыном. Но даже и в этом случае, когда на старика Шварца обрушивается вполне справедливая кара, драматург заставляет испытать вдруг к нему пронзительное сострадание - все-таки отец, родная кровь. Может быть, сыну стоило бы узнать об этом, узнать и простить? Но Арбузов редко занимается утешительством.

А как сложится судьба юных героев «Жестоких игр» Нели, Кая, Никиты, Терентия? Тут есть о чем задуматься, все они начали свои жизни в неблагополучных семейных обстоятельствах. У Кая мать с отчимом на несколько лет уехали работать за границу, откровенно говоря, бросив сына. Никита как будто живет в большой семье, но... «Беззащитен! - отчаянно кричит юноша. - Жил в расчете на чудо! Надеялся - кто-то придет, явится, возникнет... и я поделюсь... Никто не явился. Незачем! А любимая семья? Ха-ха! Они души во мне не чаяли, если у них было свободное время... Я и тени сомнения у них не вызывал, настолько они были заняты собой». Терентий вообще отрекся от отца, который пил, чем довел мать до смерти. А Неля? Вот как она объясняет свой уход из дома: «Знаете, Миша, я с детства безумно радоваться хотела - чтобы погода всегда была хорошая, и всегда музыка играла, фестивали шли и шествия... И чтобы вокруг все были добрые, веселые и радовались друг дружке. А они (родители. - И. В.) все зачеркнули, следили неотступно».

Конечно, далеко не одни родственные узы связывают героев Арбузова, предъявляя им свои права и требования. В его пьесах персонажи часто живут тесным кланом, в котором соединены люди разных профессий, возрастов, поколений, имеющие самые разнообразные - деловые, семейные, дружеские, любовные - отношения. Обращаться с которыми драматург рекомендует крайне осторожно. На пути к личному, собственному счастью необходимо быть очень деликатным. А то случится, что, завоевывая его, ненароком нанесешь непоправимый удар ближнему. Как быть? Вот когда наступает тот драматический момент, в который любимейшие герои Арбузова добровольно отказываются от завидной участи быть счастливыми победителями.

Решительно и тихо уходит от своей любви Таня. Ее гордое и бескорыстное чувство не позволяет произнести ни единого слова упрека. Отказывается от своей любви Виктоша, понимая, что иначе она причинит страшную боль старому Балясникову, а заодно, конечно, и его сыну. Сознание своей вины, отчетливое понимание, что пришло к Гусятникову заслуженное счастье, не разрешают Юлии даже намекнуть счастливой сопернице на истинное положение вещей. Мучительно ищут выхода из создавшегося положения герои «Моего бедного Марата», накрепко соединенные общей бедой, радостью, судьбой, искренним пониманием и уважением друг к другу. Ничем не выдаст своей горечи и горя Ирина, навсегда покидая Антона Охотникова («Потерянный сын»). Молча и стойко примет Люся признание Ведерникова, что полюбил он другую, с удивительным мужеством захочет понять она его. Найдут в себе силы расстаться Пальчиков и Тамара («Вечерний свет»), отчетливо осознав, что их любовь обернется горем для детей и Инны. Со стойким целомудрием будут сопротивляться своему чувству пожилые герои «Старомодной комедии», боясь оказаться в нелепом положении, боясь оскорбить память прошлого, с трудом веря в возможность столь позднего личного счастья.

И о чем бы ни писал драматург, где бы ни протекало действие - в столице, провинциальном городке, на берегу моря или реки Ангары, в тайге, Риге, Ленинграде; в каком бы десятилетии ни проходило действие его пьес - в 30-е или военные годы, в послевоенное время или непосредственно в наши дни; какой бы возраст ни имели его герои - двадцать или свыше шестидесяти; кем бы они ни были - студентами, писателями, учеными, врачами, кассиршами, домашними хозяйками, инженерами, - драматург постоянно говорит о становлении личности человека. Только личность эта формируется не в исключительных условиях, а в самой что ни на есть незаметной каждодневности, в тех на первый взгляд прозаичных буднях, в которых живет каждый из нас. И совсем не всегда эти будни бывают легкими. Может быть, Ведерникову в самом кровавом бою было менее страшно, чем в тот момент, когда он увидел натруженные руки Люси.

«- Почему у тебя такие руки?

Я работала на сварке, я ведь писала тебе. А это знаешь, как трудно? (Смотрит на него.) Что ты, Шура?

Ведерников (как-то странно наклоняет голову, точно кланяется, может даже показаться, что он хочет встать перед ней на колени). Я пойду. Мне надо побыть одному».

Пожалуй, ни одному герою Арбузова не пришлось услышать столько упреков, сколько было брошено их в адрес Александра Ведерникова. И сколько же было негодования, что Арбузов вроде бы никак не прояснил своего отношения к нему! Вот как писалось в одной из многочисленных рецензий на эту пьесу, сразу же после своего появления завоевавшую все сцены страны: «Если бы прекрасное побуждение Ведерникова, добровольно отправившегося на фронт, ничем не было скомпрометировано, если бы не подвергалась сомнению та зрелость, которую он достиг на фронте в гуще народа... если бы эта зрелость действительно дала Ведерникову силу противостоять искушениям, то тогда Арбузову не пришлось бы выслушивать резонные замечания критики в «неопределенном отношении» к герою, в «попустительстве ему». Словом, если бы Арбузов сделал хотя бы в финале Ведерникова образцово-показательным, несомненно положительным, все было бы хорошо? Мы признали бы свое право любить этого персонажа? Полно! Не стоит обольщаться. Мы вместе с драматургом, со всеми теми, кто жил в пьесе рядом с Ведерниковым, сразу же полюбили его. За что? Хотя бы за эту вот сцену с руками. Такое потрясение, какое испытывает Ведерников, не по плечу ни индивидуалисту, ни эгоисту. Здесь угадывается иное психологически-нравственное строение души, а заодно понятно, что она есть - тонкая, трепетная, эмоциональная. Много ошибок совершил Ведерников? Да, много. Но ведь знакомство наше с ним произошло тогда, когда этому герою было всего двадцать три года. Самое время искать, ошибаться, падать, вставать, останавливаться и снова идти вперед. Словом, жить, а не быть назидательным примером.

Здесь нельзя не вспомнить о наиболее совершенных, наиболее пленительных созданиях писателя, о самых ярких свидетелях его таланта, ума, такта, художественного чутья, доброты, наконец - о знаменитых, неповторимых его женских образах.

Плеяду их открыла, несомненно, Таня. Интеллигентная, добровольная пленница семейной «клетки», полуребенок-полуженщина, открытая и затаенная одновременно, неожиданно конфузящая добротно-прозаических людей словно бы вскользь оброненными фразами: «Когда осуществляются мечты, всегда бывает немного грустно», или: «Что один дурак потерял, сто умных не найдут». Созидательная, активная сила любви переполняет Таню. Ум и сердце Германа никогда не оскудели бы, находись она с ним рядом. Но стремление к заоблачным далям и небрежение к тому, кто рядом, - разве только арбузовскому Герману присуще это?

«Мы все прелесть что такое, - спустя много лет эти слова прозвучат в пьесе «Вечерний свет», - но живем как-то не оглядываясь. Вероятно, люди бывают несчастливы главным образом потому, что все вокруг них страшно заняты. Бежим, бежим куда-то, суетимся, торжествуем - «покой нам только снится»! Радуемся этому... И вдруг остаемся одни, растеряв в спешке самих себя и друг друга».

Что чуть не произошло и с Ведерниковым, который так взахлеб, так безоглядно бежал по жизни, захваченный жадным юным любопытством ко всему и всем вокруг, что чуть было не потерял самое бесценное чудо, которое послала ему судьба, - Люсю.

Она всем поначалу показалась смешной и незначительной, эта ничем вроде бы не блещущая молодая женщина. С арбузовскими героинями так часто бывает. Она прямо-таки ошарашивает всех своим откровенно полным растворением в Шуриной жизни, безоглядной любовью к нему, которую она не пытается скрыть, абсолютным всепрощением. Подобное казалось почти неприличным. Но понадобилось совсем немного времени, чтобы драматург заставил всех склонить голову перед великой силой ее чувства. А сама Люся не думала ни о величии, ни о трудностях своей жизни. Она лишь делала то, что делали всегда милые, любящие арбузовские женщины - в трудные минуты была рядом с любимым человеком, помогая ему, утешая, спасая. Забывая о себе, ничего не требуя взамен.

Они, эти женщины, никогда никого не удивляли ни эффектной внешностью, ни разумными речами, ни трудовыми громкими порывами. И совсем не всегда были они молоды и уж совсем не обязательно обласканы жизнью. «Но так ли уж много значит, - скажет Арбузов в «Старомодной комедии», - возраст, если, глядя на женщину, мы догадываемся, как пленительна она была в молодые годы. Впрочем, вглядевшись пристально, мы можем догадаться и о том, что жизнь улыбалась ей не всегда, а уж нынче улыбается совсем не часто».

Взамен Арбузов давал своим героиням иное - силу любви, нежность, самоотдачу, такт, ум, умение растворяться в любимом человеке. Он наделял их замечательной женской слабостью, которая в конечном итоге оборачивалась несокрушимой жизненной силой. Писатель убежден: прежде всего женщина должна быть... женщиной.

Пусть женщина женщиной будет,

И мать, и сестра, и жена.

Согреет она и рассудит,

И даст на дорогу вина.

Проводит и мужа, и сына,

Обнимет на самом краю... -

эти строки К. Ваншенкина можно целиком отнести ко многим женским образам Арбузова.

С такими женщинами мужчинам легко, просто, свободно. Мужчины словно рождаются заново, становятся самими собой. Они с естественной непринужденностью, с несколько даже пугающей для себя неожиданностью раскрывают самые лиричные, потаенные и талантливые стороны своей натуры. Таких женщин арбузовские мужчины научились любить. Кто знает, вопрос до сих пор открытый, театрам стоит, наконец, задуматься, что чувствует Герман в минуты последних встреч с Таней. Но уже Ведерников понимает многое. Уже изменился Виктор, вся его жизнь, когда он понял, разглядел, оценил Валю. А остальные герои арбузовских драм сразу же и бесповоротно, вероятно, даже навсегда, любят этих женщин - Лику, Настеньку, Виктошу, Тамару, Нину Леонидовну, Лидию Васильевну, Нелю.

Рядом с ними этот сильный, но всегда у Арбузова рефлексирующий пол чувствует себя надежно окруженным заботой и вниманием. Конечно, происходит так и потому, что все пуговицы оказываются пришитыми, обеды вовремя приготовлены, комнаты убраны, ошибки дня и минуты поняты и прощены. Быт налажен ловко, умело, незаметно. Но, что и говорить, разве дело только в этом! Раскрывается смысл и красота всего вокруг - искусства, природы, дома, и, что самое главное, пробуждается созидательное, творческое отношение к жизни. Становится осязаемо понятен глубокий и гуманный смысл истины - даже за день до смерти не поздно начать все сначала.

Ничего в этих образах не выдумано, не надумано драматургом. Есть лишь ясное осознание жизненного предназначения женщины, ее данные природой обязанность и право - творить и охранять жизнь.

Теперь несколько слов о необычайной театральности пьес Арбузова, которая подчас вменяется ему чуть ли не в вину, ибо кому-то кажется, что знание театра подменяет у писателя знание жизни.

В одной из статей утверждалось: «Арбузов никогда не отступал от своих прав сугубо театрального писателя. Он очень наблюдательный писатель. Но даже его наблюдательность особого рода. Он и в жизни видит и отбирает театральное. Так что ошибкой было бы причислять Арбузова кряду «бытовых» драматургов... Напрасно режиссеры не обращают внимания на то, в каком преображенном виде предстает «бытовое» в его пьесах, напрасно теоретики стараются увидеть там «верность жизни» в прямом и буквальном смысле слова».

Думается, что здесь непроизвольно смещены некоторые понятия. Давно известно, что люди по-разному разглядывают и оценивают окружающий мир. Для одних, скажем, дождь лишь досадная помеха - того гляди промокнешь, испортишь новое пальто, простудишься. Для других - одно из чудес природы. Арбузов принадлежит к последним. Он с удовольствием, радостью, восторгом (в его пьесах часто попадается слово «восторгаясь») умеет многое подметить вокруг. Снег, что медленно падает за окном, стук капель дождя по крыше, порыжевшие листья деревьев, освещенные солнцем, потрескивание огня в печурке и его золотистые отблески на стене, тихие звуки простенькой мелодии, что звучит в вечернем воздухе, удары по мячу, отчетливо раздающиеся летним днем... Он слышит, ценит, любуется искренностью слов, благородством поступков, добротой. Он везде и всюду умеет находить хороших людей, любить их и заставить нас сделать то же самое. И видит все это он не по большим праздникам, а в каждодневном течении жизни. Он не придумывает прекрасное, а различает и выделяет его в бытовой реальности. Ни на йоту не отступая при этом от правды жизни.

Он знает, что такое смерть, горе, предательство, удар из-за угла. Он знает, что человеку может быть холодно, одиноко. Что в жизни можно голодать. Он знает, что такое смертельная усталость после трудной физической работы. Он знает, что такое муки творчества. Знает, что такое небольшой семейный бюджет. Жизнь в бараке. Что представляет собой быт двух одиноких пожилых холостяков. Что значит - «снимать угол»...

И, скорее, не Арбузов, а именно театры вносят подчас то излишне возвышенно-романтическую, то таинственно-сказочную ноту в течение его пьес и обрисовку его персонажей. Даже когда сама пьеса того не предполагает.

О театральности же Арбузова можно говорить лишь в связи с его досконально профессиональным знанием законов сцены. Их Арбузов понимает и учитывает, как никто другой. Этим он вообще сильно выделяется среди драматургов. Л. Варпаховский как-то справедливо заметил: «Многие пьесы, особенно последнего времени, рассчитаны на умное чтение, на возбуждение различных «глобальных» мыслей, на развитие интеллекта публики, словом, на все, что угодно, кроме реальной постановки на сцене. На мой взгляд, драматурги наши, да и не только наши - сейчас это видно повсюду, стали что-то сверхинтеллектуальны, вернее, стали много «умствовать», путая свои задачи с задачами ученых, философов, эстетиков, ораторов, комментаторов, чуть даже стесняясь великой наивности своего дела - искусства».

Арбузов этого никогда не стесняется. И театральность его совсем не в том, что он якобы придумывает некие необычные, нежизненные, неправдоподобные, но театрально соблазнительные ситуации, характеры и проблемы, - стоит только внимательно прочитать его пьесы, чтобы понять, насколько все в них точно, естественно, выверено логикой жизни. Театральность Арбузова в ином - он отчетливо видит и понимает, как средствами сцены, силами режиссера и актеров передать то, что он написал.

Не так давно в одном из спектаклей - это была не арбузовская пьеса - мне запомнился эпизод: женщина, персонаж драмы, неожиданно узнает, что ее муж погиб. Было бесконечно жаль актрису, героине которой по ходу действия деловито сообщали это трагическое известие, а потом все, и герои спектакля и зрители, в полной тишине стали наблюдать ответную реакцию. Трудно даже представить, каким надо обладать могучим трагическим актерским даром, чтобы без фальши сыграть подобный эпизод.

А вот любую, самую драматическую сцену в своих пьесах Арбузов пишет так, чтобы по возможности помочь актеру сыграть ее.

Таня теряет ребенка. Трагизм ее положения подчеркивается, усиливается беззаботно-радостными, нежными словами, которыми обмениваются находящиеся в ее комнате Грищенко и Оля. Никакому горю не остановить течения жизни, но от этого оно не становится легче. И не крик Тани, не ее истерика заставляют в этой сцене обязательно замирать зрительный зал, а то, что драматург заставляет говорить ее «смущенно», «тихо», «ласково». Затем он оставляет ее одну. А потом... Пусть простят меня за длинную цитату, но в ремарке автора - точная режиссерская, постановочная, характерная именно для Арбузова разработка труднейшего театрального эпизода:

«В комнате тихо. За окнами стемнело. В соседних домишках зажглись огни, где-то неподалеку в саду засела веселая компания - слышится пение и звон гитары.

Таня подходит к окну и садится у подоконника. С улицы слышно, как бьют часы, им отвечают другие, третьи. Гаснут огни. Наступает ночь. Таня молча сидит у раскрытого окна. Где-то стороной проходит гроза. Вдали гудят далекие поезда. Снова бой часов. Таня сидит молча. Кричат петухи. Даль за окном розовеет. Так проходит ночь. Наступает рассвет... В комнату падают первые лучи солнца. Наверху на рояле играют пустячную песенку. Наступает утро».

Можно, конечно, не разыгрывать все это подробно. Но путь, по которому театру следует идти, указан драматургом вполне определенно. В пьесе «Жестокие игры» Арбузов снова специально оговаривает, что оформление должно быть натуралистическое. И почему-то кажется, что он несколько устал от излишней театральной стилизации своих пьес.

Однако, как на первый взгляд и ни покажется парадоксальным, именно доскональное знание Арбузовым законов сцены в какой-то степени подрывало веру в серьезность написанного, нередко позволяя театрам не столько углубляться в смысл и проблемы пьес, сколько расцвечивать действие броскими постановочными приемами.

Судьба Арбузова-драматурга, на первый взгляд, сложилась более чем благополучно. Все пьесы его поставлены; наверное, нет театра, который бы к ним не обращался, нет актера, который не мечтал бы о роли в них. И тем не менее... В сравнении с тем огромным количеством спектаклей, которые поставлены по арбузовским произведениям, так ли уж много среди них удачных по самому большому и бескомпромиссному счету?

Не слишком ли легкомысленно обращаются подчас театры с арбузовскими произведениями, не слишком ли безоговорочно верят в их самоигральность? Для этого вопроса есть основания. Написал, к примеру, Арбузов «Сказки старого Арбата». После знакомства с пьесой невольно подумалось: очевидно, в театрах роли должны распределяться примерно таким образом: Балясников - актер, который некогда был героем-любовником и который уже много лет мечтает выйти к зрителю снова в этом амплуа; Виктоша - резвая, по возможности молодая инженю-кокет. К сожалению, большинство театров распределило роли именно так. И ничего особенно интересного подобный спектакль собой не представляет и представлять не может.

«Иркутская история», «Мой бедный Марат», «Потерянный сын», «В этом милом старом доме» и так далее и тому подобное - во всех этих пьесах роли прямо-таки сами услужливо раскладываются в привычное ложе устоявшихся театральных штампов. И далеко не все театры находят в себе силы уйти от них.

А ведь стоит только обратиться к тексту произведений Арбузова, серьезно прочитать их, поверить им, и станет очевидно, как велика их многозначность, многоплановость, глубина подтекстов самых вроде бы незначительных реплик, сколько фантазии, изобилия трактовок предлагают они постановщику. Как легко обращаются они к тем проблемам, которые волнуют нас именно сегодня, сейчас, и как необходимо учитывать это.

В чем-то театральная судьба пьес Арбузова напоминает судьбу произведений Брагинского и Рязанова. У них тоже каждая пьеса казалась дорогим подарком и театру и зрителю, зато редкий спектакль можно было признать до конца удачным. Режиссер Э. Рязанов сам осуществил постановку двух пьес, правда, в кино. И мы наконец поняли истинную цену, глубину и смысл их произведений.

Ключевые слова: Алексей Арбузов,критика на творчество Алексея Арбузова,критика на пьесы Алексея Арбузова,анализ пьес Алексея Арбузова,скачать критику,скачать анализ,скачать бесплатно,русская литература 20 в.

Драма в двух частях, восьми картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Ведерников Александр Николаевич – в начале действия ему 23 года, с виду он ничем не примечателен.

Лаврухин Михаил Иванович – в начале действия ему 30 лет, но выглядит он старше.

Павлик Тучков – 22 года, это худенький, юркий мечтательный человечек, который смотрит на мир с восторгом и удивлением.

Архипов Никита Алексеевич - в 1943 году ему 35 лет.

Люся Ведерникова – 18 лет, жена Ведерникова Александра Николаевича, она миловидная, худенькая, у нее звонкий, чистый голосок.

Галина – 26 лет; это полная, очень красивая блондинка, в повадке ее есть нечто мужское. Она то задумчива, то подчеркнуто весела. Много курит.

Ольга - 19 лет, она удивительно хороша.

Нина - её сестра, на три года моложе.

Тетя Тася - бывшая опереточная актриса. Красивая, плохо видит и слышит.

Олег Д о р о н и н – 24 года, он красив, хорошо сложен, по виду и по костюму похож на спортсмена.

Кузя - его жена, она непоседа и весельчак, на ее лукавой физиономии поблескивают черные роговые очки, но и это не делает ее серьезнее.

Прохожий .

Бочкин - водитель машины.

Девушка и з ц е х а .

Солдатенков - старший сержант.

Артиллерист.

Зойка Т о л о к о н ц е в а – санитарка.

Солдаты у переправы:

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КАРТИНА ПЕРВАЯ. ЮНОСТЬ.

Август 1937 года.

Дача на Клязьме. Сад. На ступеньках террасы стоят Лаврухин и Ольга. Возле них лежат чемоданы. У Лаврухина высокий морщинистый лоб, вьющиеся волосы. Из-под густых бровей смотрят спокойные умные глаза. В саду тихо. Жаркий августовский день идет к концу. Лаврухин протягивает Ольге руку, она берет ее, и несколько мгновений они молча смотрят вокруг.

Лаврухин . Здесь хорошо, правда?

Ольга . Очень. (Помолчав .) Смотри, солнце заходит.

Лаврухин (негромко .) Вот ты и приехала.

Ольга (засмеялась ). Вот я и приехала! (Перепрыгивает через чемоданы, вбегает на террасу .) Что это? В дверях записка. (Читает .) «Граждане, располагайтесь, как умеете, а я поехал в Москву за народом. Оля, я о вас много слышал. Михей говорит, что вы… Впрочем молчу. За болтливость бьют по шее. Милые граждане, целую вас. Небезызвестный Павлик Тучков. Дано на Клязьме, пятого августа, в лето одна тысяча девятьсот тридцать седьмое». (Смеется .) Вот чудак.

Лаврухин . Он тебе понравится, увидишь. (Достает из-под ступенек ключ и открывает двери .) На прошлой неделе его родители в Крым уехали, вот он и пригласил нас к себе. До экзаменов у тебя десять дней, ты тут отлично подготовишься.

Ольга (достает из чемодана полотенце ). Миша, я, пожалуй, выкупаюсь с дороги, ведь речка отсюда недалеко?

Лаврухин (останавливает ее ). Погоди! (Не сразу .) Вероятно, со следующим поездом из Москвы приедут мои товарищи. Словом, не обижайся, если они будут шутить на наш с тобой счет. Я им объяснил, что воспитывался в вашей семье и что у нас чисто дружеские отношения, но они как-то несерьезно отнеслись к этой версии.

Ольга . Ну, а сам ты к этой версии относишься серьезно?

Лаврухин . Видишь ли…

Ольга (улыбаясь ). Знаешь, Мишенька, у меня такое недоброе предчувствие, что мы с тобой в конце концов все-таки поженимся.

Лаврухин . Ты думаешь?

Ольга (проводит рукой по его волосам ). Ты лучше всех. Я не видела человека лучше тебя.

Лаврухин (улыбнувшись ). Это приятно слышать.

В калитку входит Прохожий, полный, круглолицый молодой человек с двумя портфелями, которые туго набиты различными съестными припасами.

Прохожий . Ну, вот, наконец пришел! (С торжеством опускается на скамейку .) В электричке страшная теснота. Под выходной, вполне понятно. Еле до вас добрался. Ну, а где Вася? Давайте сюда Васю!

Лаврухин . Какой Вася?

Прохожий . Хозяин, Васенька. Ведь это Гусевых дача?

Лаврухин . Это дача Тучковых.

Прохожий . Как же так. И Гусев здесь не обитает?

Лаврухин . Увы.

Прохожий . Так. Значит, осечка. Ну что ж, буду продолжать поиски. (Идет к калитке, оборачивается ). Прошу извинения, вы не знаете в окрестностях какого-нибудь киоска с газированной водой?

Лаврухин . В конце этой улицы буфет-закусочная, там бывает пиво.

Прохожий . Пиво?! Значит, и Гусев недалеко. Уж он этой возможности не упустит. Пойду выпью кружечку и с новой энергией за поиски! (Уходит .)

Ольга . Смешной человек.

Лаврухин . Так вот, Оленька, я не хочу тебя связывать словами, обещаниями. Ничем, понимаешь? (Улыбается .) А если ребята будут посмеиваться, дай им отпор со всей решительностью.

Ольга . Ладно. (Бежит к калитке, оборачивается .) А чудесно будет после всех пересадок, вокзалов и прочего – бултых в воду!

Лаврухин . Не думаю, чтобы после Волги наша Клязьма произвела на тебя особенно сильное впечатление.

Ольга . Авось! (Махнув Лаврухину рукой, убегает .)

Лаврухин задумавшись, смотрит вслед, потом берет чемоданы и входит в дом.

В саду появляются Доронин, Кузя, Павлик и Галина.

Павлик . Внимание! Они уже здесь!

Кузя . Братцы, помираю от любопытства!

Д о р о н и н . Кузя, утихомирься!

Кузя (Доронину ). Уважаемый супруг, давай сумку. (Вываливает из сумки на стол яблоки .) Налетайте, братцы! Будем есть яблоки. И молчать. И смотреть по сторонам. Тут очень хорошо.

На террасе показывается Лаврухин.

Лаврухин (поднимая сжатый кулак ). Салют! А где Шурка с Люсей?

Павлик . Вероятно, со следующим поездом приедут. Шура сегодня с утра в анатомичке, он просто не успел.

Галина . Ну конечно! Любимое занятие – резать трупы.

Д о р о н и н. Однако я не вижу долгожданной девушки из Саратова. Куда ты ее спрятал, старик?

Лаврухин (улыбаясь, смущенно ). Она купаться пошла.

Кузя . Олег, мы должны немедленно последовать ее примеру. Возьми полотенце, оно в сумке. Идем, Павлик.

Павлик . Нет, я уж тут по хозяйству. (Уходит .)

Д о р о н и н . Счастливый Павлик! А я должен всюду следовать за этой Кузей. Такова моя жалкая участь.

Кузя . Идем-идем, старый болтун.

Они убегают.

Галина (подходит к Лаврухину ). Ну, как живешь, Гиппократушка?

Лаврухин . По-разному. (Помолчав .) Хорошо, что ты приехала.

Галина . Ого, ты, кажется, действительно взволнован?

Лаврухин (кивает головой ). Есть немного.

Галина (шутливо ). Очень она красивая?

Лаврухин . Не в этом дело. (Помолчав .) Ко мне все приходит позже, чем к другим. Мои сверстники учились в школе, а я работал в аптеке; отец вернулся с германской без ног, и надо было хоть чем-нибудь помогать семье. Еще тогда, мальчишкой, я мечтал о профессии врача. И вот после смерти родителей я за два года сдал экстерном девять классов. Но райком комсомола не отпустил меня на учебу. Шесть лет я провел на комсомольской работе. Не подумай, что я считаю эти годы потерянными. Я видел жизнь и знаю почем фунт лиха. И все-таки, мне уже тридцать. Молодость прошла, а я все еще студент. Конечно, человек может добиться всего, чего захочет, но вот любовь. Пожалуй, это то, на что не распространяется сила воли, а?

. "Годы странствий" во МХАТе имени Горького (Коммерсант, 18.03.2005 ).

Годы странствий. МХАТ им.Горького. Пресса о спектакле

Коммерсант , 18 марта 2005 года

Машина безвременья

"Годы странствий" во МХАТе имени Горького

МХАТ имени Горького показал премьеру спектакля по пьесе классика советской драматургии Алексея Арбузова "Годы странствий". Постановка приурочена к 60-летию Победы. В честь праздника театр превратил лирика Арбузова в кондового социалистического реалиста. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Отдаю себе отчет в том, что с некоторых пор слыву среди друзей мазохистом: посещение МХАТ имени Горького давно считается не профессиональной обязанностью критика, а личной причудой человека, которому нечем заняться в свободный вечер. Так что премьеру спектакля "Годы странствий" я собирался малодушно пропустить, но тут министр культуры и массовых коммуникаций Александр Соколов высказался по телевизору в том смысле, что МХАТов у нас два и не должно быть такого, что одному из них (сиречь МХТ имени Чехова) уделяется так много внимания, а другому – почти никакого. Пришлось идти.

Не утверждаю, что плодовитый Художественный театр под руководством Олега Табакова показывает сплошь выдающиеся произведения, но одного отрицать нельзя: все спектакли МХТ, удачные или нет, индивидуальны. А в театре Татьяны Дорониной наблюдается странное явление: кто бы ни ставил спектакль – сама ли госпожа Доронина, Станислав ли Говорухин или, как вот теперь, прежде не работавший здесь Юрий Аксенов и кого бы ни ставили – классика Максима Горького, современного сатирика Юрия Полякова или, как вот теперь, знаменитого советского драматурга Арбузова, выходит одно и то же. Что-то незамутненно архаичное, зависшее в безвременье, воскрешающее образ советского театра как минимум полувековой давности.

Таковы и свежие "Годы странствий". Натуралистические выгородки от одной тяжелой и складчатой темно-зеленой кулисы до другой. Красочный живописный задник, на котором по плоскости громоздятся деревья, городские или сельские крыши, водоемы и небеса. Между восемью картинами – безмолвные интермедии-проходы, перед занавесом, чтобы за ним успели переставить горы бутафории. У Арбузова действие происходит до, во время и после войны – на подмосковном дачном участке, в московской квартире, в сибирском тылу и на разбомбленном немецком вокзале. Так что старомодной театральщины на сцене хоть отбавляй. Впрочем, не в мебели и не в деревцах дело. Интересно, что и актеры играют в особенной старорежимной манере: их дисциплинированное притворство на самом деле не имеет ничего общего со старым добрым перевоплощением. Их опрятные, задорные, отмытые и неизменно звонкие персонажи не знают разницы между войной и миром, радостью и несчастьем, зимой и летом, любовью и ненавистью – всегда бодры, активны, а потому по-тюзовски фальшивы.

Доронинский театр в очередной раз проводит эксгумацию социалистического реализма, не зря же с его программки глядят на зрителя Ленин, крейсер "Аврора" и серп с молотом. Ладно, если бы эти работы были продиктованы осознанным стремлением к музейной консервации. Но во МХАТе мы имеем дело с чем-то коллективно-бессознательным. Дело в том, что реставраторы, делающие свое дело как художественный проект, обладают вкусом, пусть и своеобразным, и не лишены чувства стиля. Взяв для постановки старую пьесу Арбузова, театр Татьяны Дорониной обнаружил полную глухоту к стилю.

Что и говорить, сегодня "Годы странствий" не кажутся пьесой, которая пережила своего знаменитого автора. Это не "Таня", не "Мой бедный Марат" и не "Старомодная комедия". Странствуют герои Арбузова не по своей воле: их всех разбрасывает, разводит и вновь сводит война. В пьесе довольно наивности, лакировки и разнообразных клише, свойственных советской драме подобного толка. Если и есть столкновения персонажей, то лишь очень хороших с просто хорошими. И все-таки Алексей Арбузов даже в "Годах странствий" не стал кондовым социалистическим реалистом. Конечно, он был не смельчаком, не правдолюбом, а уклончивым лириком и романтиком, своего рода сказочником (не случаен эпиграф пьесы: ""Куда уходят все дни?" Из вопросов детей"). Но ни в коем случае не был он пристяжным пропагандистом, каковым предстал вдруг во МХАТе имени Горького. Кажется, Арбузов все-таки достоин того, чтобы смотреть на него с поправкой на время, а не произносить фразу "в ЦК партии лучше знают, надо мне учиться или нет" так, что у зрителя не должно быть сомнений: там, как в доронинском МХАТе, до сих пор действительно знают все и за всех.

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Алексей Николаевич Арбузов
Годы странствий

Драма в двух частях, восьми картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Ведерников Александр Николаевич – в начале действия ему 23 года, с виду он ничем не примечателен.

Лаврухин Михаил Иванович – в начале действия ему 30 лет, но выглядит он старше.

Павлик Тучков – 22 года, это худенький, юркий мечтательный человечек, который смотрит на мир с восторгом и удивлением.

Архипов Никита Алексеевич – в 1943 году ему 35 лет.

Люся Ведерникова – 18 лет, жена Ведерникова Александра Николаевича, она миловидная, худенькая, у нее звонкий, чистый голосок.

Галина – 26 лет; это полная, очень красивая блондинка, в повадке ее есть нечто мужское. Она то задумчива, то подчеркнуто весела. Много курит.

Ольга – 19 лет, она удивительно хороша.

Нина – её сестра, на три года моложе.

Тетя Тася – бывшая опереточная актриса. Красивая, плохо видит и слышит.

Олег Д о р о н и н – 24 года, он красив, хорошо сложен, по виду и по костюму похож на спортсмена.

Кузя – его жена, она непоседа и весельчак, на ее лукавой физиономии поблескивают черные роговые очки, но и это не делает ее серьезнее.

Прохожий .

Бочкин – водитель машины.

Девушка и з ц е х а .

Солдатенков – старший сержант.

Артиллерист.

Зойка Т о л о к о н ц е в а – санитарка.

Солдаты у переправы:

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КАРТИНА ПЕРВАЯ. ЮНОСТЬ.

Август 1937 года.

Дача на Клязьме. Сад. На ступеньках террасы стоят Лаврухин и Ольга. Возле них лежат чемоданы. У Лаврухина высокий морщинистый лоб, вьющиеся волосы. Из-под густых бровей смотрят спокойные умные глаза. В саду тихо. Жаркий августовский день идет к концу. Лаврухин протягивает Ольге руку, она берет ее, и несколько мгновений они молча смотрят вокруг.

Лаврухин . Здесь хорошо, правда?

Ольга . Очень. (Помолчав .) Смотри, солнце заходит.

Лаврухин (негромко .) Вот ты и приехала.

Ольга (засмеялась ). Вот я и приехала! (Перепрыгивает через чемоданы, вбегает на террасу .) Что это? В дверях записка. (Читает .) «Граждане, располагайтесь, как умеете, а я поехал в Москву за народом. Оля, я о вас много слышал. Михей говорит, что вы… Впрочем молчу. За болтливость бьют по шее. Милые граждане, целую вас. Небезызвестный Павлик Тучков. Дано на Клязьме, пятого августа, в лето одна тысяча девятьсот тридцать седьмое». (Смеется .) Вот чудак.

Лаврухин . Он тебе понравится, увидишь. (Достает из-под ступенек ключ и открывает двери .) На прошлой неделе его родители в Крым уехали, вот он и пригласил нас к себе. До экзаменов у тебя десять дней, ты тут отлично подготовишься.

Ольга (достает из чемодана полотенце ). Миша, я, пожалуй, выкупаюсь с дороги, ведь речка отсюда недалеко?

Лаврухин (останавливает ее ). Погоди! (Не сразу .) Вероятно, со следующим поездом из Москвы приедут мои товарищи. Словом, не обижайся, если они будут шутить на наш с тобой счет. Я им объяснил, что воспитывался в вашей семье и что у нас чисто дружеские отношения, но они как-то несерьезно отнеслись к этой версии.

Ольга . Ну, а сам ты к этой версии относишься серьезно?

Лаврухин . Видишь ли…

Ольга (улыбаясь ). Знаешь, Мишенька, у меня такое недоброе предчувствие, что мы с тобой в конце концов все-таки поженимся.

Лаврухин . Ты думаешь?

Ольга (проводит рукой по его волосам ). Ты лучше всех. Я не видела человека лучше тебя.

Лаврухин (улыбнувшись ). Это приятно слышать.

В калитку входит Прохожий, полный, круглолицый молодой человек с двумя портфелями, которые туго набиты различными съестными припасами.

Прохожий . Ну, вот, наконец пришел! (С торжеством опускается на скамейку .) В электричке страшная теснота. Под выходной, вполне понятно. Еле до вас добрался. Ну, а где Вася? Давайте сюда Васю!

Лаврухин . Какой Вася?

Прохожий . Хозяин, Васенька. Ведь это Гусевых дача?

Лаврухин . Это дача Тучковых.

Прохожий . Как же так. И Гусев здесь не обитает?

Лаврухин . Увы.

Прохожий . Так. Значит, осечка. Ну что ж, буду продолжать поиски. (Идет к калитке, оборачивается ). Прошу извинения, вы не знаете в окрестностях какого-нибудь киоска с газированной водой?

Лаврухин . В конце этой улицы буфет-закусочная, там бывает пиво.

Прохожий . Пиво?! Значит, и Гусев недалеко. Уж он этой возможности не упустит. Пойду выпью кружечку и с новой энергией за поиски! (Уходит .)

Ольга . Смешной человек.

Лаврухин . Так вот, Оленька, я не хочу тебя связывать словами, обещаниями. Ничем, понимаешь? (Улыбается .) А если ребята будут посмеиваться, дай им отпор со всей решительностью.

Ольга . Ладно. (Бежит к калитке, оборачивается .) А чудесно будет после всех пересадок, вокзалов и прочего – бултых в воду!

Лаврухин . Не думаю, чтобы после Волги наша Клязьма произвела на тебя особенно сильное впечатление.

Ольга . Авось! (Махнув Лаврухину рукой, убегает .)

Лаврухин задумавшись, смотрит вслед, потом берет чемоданы и входит в дом.

В саду появляются Доронин, Кузя, Павлик и Галина.

Павлик . Внимание! Они уже здесь!

Кузя . Братцы, помираю от любопытства!

Д о р о н и н . Кузя, утихомирься!

Кузя (Доронину ). Уважаемый супруг, давай сумку. (Вываливает из сумки на стол яблоки .) Налетайте, братцы! Будем есть яблоки. И молчать. И смотреть по сторонам. Тут очень хорошо.

На террасе показывается Лаврухин.

Лаврухин (поднимая сжатый кулак ). Салют! А где Шурка с Люсей?

Павлик . Вероятно, со следующим поездом приедут. Шура сегодня с утра в анатомичке, он просто не успел.

Галина . Ну конечно! Любимое занятие – резать трупы.

Д о р о н и н. Однако я не вижу долгожданной девушки из Саратова. Куда ты ее спрятал, старик?

Лаврухин (улыбаясь, смущенно ). Она купаться пошла.

Кузя . Олег, мы должны немедленно последовать ее примеру. Возьми полотенце, оно в сумке. Идем, Павлик.

Павлик . Нет, я уж тут по хозяйству. (Уходит .)

Д о р о н и н . Счастливый Павлик! А я должен всюду следовать за этой Кузей. Такова моя жалкая участь.

Кузя . Идем-идем, старый болтун.

Они убегают.

Галина (подходит к Лаврухину ). Ну, как живешь, Гиппократушка?

Лаврухин . По-разному. (Помолчав .) Хорошо, что ты приехала.

Галина . Ого, ты, кажется, действительно взволнован?

Лаврухин (кивает головой ). Есть немного.

Галина (шутливо ). Очень она красивая?

Лаврухин . Не в этом дело. (Помолчав .) Ко мне все приходит позже, чем к другим. Мои сверстники учились в школе, а я работал в аптеке; отец вернулся с германской без ног, и надо было хоть чем-нибудь помогать семье. Еще тогда, мальчишкой, я мечтал о профессии врача. И вот после смерти родителей я за два года сдал экстерном девять классов. Но райком комсомола не отпустил меня на учебу. Шесть лет я провел на комсомольской работе. Не подумай, что я считаю эти годы потерянными. Я видел жизнь и знаю почем фунт лиха. И все-таки, мне уже тридцать. Молодость прошла, а я все еще студент. Конечно, человек может добиться всего, чего захочет, но вот любовь. Пожалуй, это то, на что не распространяется сила воли, а?

Галина . Но разве любовь нельзя заслужить?

Лаврухин . Этого я и боюсь, друг. Нет, уж если говорить правду, я мечтаю о любви, которая ни за что ни про что сваливается на голову. Тебя полюбили, а ты рот разинул и диву даешься – за что?

Галина . Ох, что-то мудрствуешь, Мишук!

Лаврухин . Я старше Ольги на одиннадцать лет и знал ее еще девчонкой, мы были соседи по двору. Ее мать, учительница, занималась со мной. Когда она умерла, Ольге шел четырнадцатый год, а младшей, Нинке и одиннадцати не было. С ними осталась их тетка, Настасья Владимировна, опереточная актриса. (Улыбнулся .) Красивая, в нее весь город был влюблен. Мы жили вместе, и они считали меня за своего. Ну, а потом Настасья Владимировна заболела. Ей пришлось оставить сцену: она почти перестала видеть и слышать. Им стало трудно жить, ее пенсии не хватало на троих, а девочкам нельзя было бросать школу.

Галина . Так вот почему даже здесь, в Москве, ты работал по ночам, выполняя аптечные заказы.

Лаврухин . Я был в доме за своего.

У калитки появляется Прохожий, шляпа его съехала на затылок, и вообще он чувствует себя значительно веселее.

Прохожий . Виноват. Я опять по поводу Гусева. Я вот посмотрел по бумажке – улица совпадает, номер тоже. Может, вы меня разыгрываете и Гусев все-таки тут?

Лаврухин . Гусева тут нет.

Прохожий . А жаль, жаль, что нет, – чудесный человек, мой большой друг. (Смотрит на свои съестные припасы .) Была идея отдохнуть и повеселиться.

Лаврухин . Вот что: тут есть еще Малая Красная. (Показывает .) Вторая направо, как раз мимо буфета.

Прохожий . Мимо буфета? Годится. Простите, что нарушил тишину. (Смотрит на Галину .) Однако вы здорово изменились. До свиданьичка. (Уходит .)

Лаврухин (улыбаясь, смотрит ему вслед ). Боюсь, что до Гусева он уже не дойдет. (Вдали слышен шум электропоезда .) Электричка. Вероятно, Шура едет.

Галина (помолчав ). Шура едет, Шура едет. (Неожиданно .) Почему ты дружишь с ним?

Лаврухин . Он очень на меня не похож, мне с ним интересно. И потом, он никогда не старается казаться лучше, чем есть на самом деле. А почему это тебя занимает?

Галина . По старой привычке. Как-никак, я чуть не стала его женой. (Пауза .) Да, пожалуй, мне не следовало сегодня являться, я знала, что он будет здесь, и все-таки приехала. Это не говорит в мою пользу, не так ли?

Лаврухин . Почему? Мне кажется, у вас отличные отношения. Вот только ты зря бросила свой машиностроительный институт.

Галина (усмехнулась ). Я хорошая машинистка и стенограф, следовательно, общественно полезная единица. А остальное… К бесу остальное!

Павлик (выходит из дому ). Люся идет.(Бежит к калитке .)

Галина (смотрит в сторону улицы ). Бедненькая.

В сад входит Люся. Одета она аккуратно, но во все простенькое. Увидев Галину, она останавливается.

Люся . Галина Сергеевна, и вы здесь? Здравствуйте, Михаил Иванович. Вы уж нас простите, Павлик, что мы на поезд опоздали. Шура в кинохронику зашел, там новый выпуск событий в Испании показывают. А он про Испанию ничего не пропускает, смотрит по несколько раз.

Павлик . Сейчас-то он где?

Люся . Зашел в буфет, тут, рядышком, пива выпить.

Галина . Узнаю Шурку. (Берет Павлика под руку и идет с ним в глубь сада )

Люся . Не понимаю, Михаил Иванович, зачем она его Шуркой называет? Какой он ей Шурка! Что было, то прошло. Вот и ступай своей дорогой.

Лаврухин . Галина Сергеевна наш друг, Люся, и мы все очень любим ее.

Люся . Ох, простите, я, кажется, опять не так сказала. Вы уж не обращайте внимания, если я чего сболтну. Со мной бывает. (Смеется .)

Лаврухин . Темнеет. Идемте на реку Ольгу встречать! (Кричит .) Галина, Павлик, пошли на реку!

Люся . Вы только меня под руку не держите, а то еще Шура подумает что-нибудь. (Уходит .)

По аллее вслед за ними идут Галина и Павлик.

Павлик . У меня, Галина Сергеевна, мама страшная фантазерка. Решила, что я обязательно должен стать выдающимся деятелем медицины, этаким советским Мечниковым, что ли. А талантов у меня к тому решительно никаких. Но и маму, знаете, огорчать не хочется. (Уходят .)

Почти совсем стемнело. На соседней даче играет патефон.

У калитки показывается Ольга, она вытирает полотенцем мокрые еще волосы.

Ольга (поднимаясь на террасу ). Миша! (Громко .) Михаил!

Молчание. Ольга, недоумевая, оглядывается по сторонам. В калитку входит Ведерников.

Он идет к террасе, на ступеньках останавливается, увидев Ольгу. Оба смотрят друг на друга.

Вы к Мише?

Ведерников . Да.

Ольга . Он, вероятно, сейчас придет.

Ведерников . Ну что ж, пусть приходит. (Пауза .) Где и когда я вас видел?

Ольга . Вы никогда меня не видели, я сегодня первый день в Москве.

Ведерников . Явились в Москву учиться? Хотите быть врачом?

Ольга . Откуда вы знаете это?

Ведерников . У вас глаза врача, они светятся в темноте. Мы наблюдаем этот феномен только у кошек и докторов.

Ольга . Почему же ваши глаза не светятся?

Ведерников . Я не доктор. Я летчик.

Ольга (с недоверием ). Летчик?

Ведерников . Хорошая профессия – летать куда придется. Сегодня – Японское море, а завтра – небеса Испании.

Ольга . Вы были в Испании?

Ведерников (задумчиво ). Кажется.

Ольга (сбитая с толку ). Я вас не понимаю.

Ведерников . А я и сам не часто себя понимаю, девушка.

Ольга молча смотрит на него. Издали доносятся приближающиеся голоса. Слышно, как Павлик говорит: «А я утверждаю, что портреты Серова – высшая ступень русского национального искусства.»

В сад входят Лаврухин, Галина, Люся и Павлик.

Лаврухин (Ольге ). Вот где ты? А мы искать тебя отправились. (Ведерникову .) Хорош, однако. Приехал на дачу и сразу же в буфет.

Ведерников . Я сегодня с утра в анатомичке, а, как, известно, ничто так не возбуждает аппетита, как препарирование трупов, об этом даже у Диккенса где-то есть.

Люся . Как не совестно такие ужасы говорить.

Лаврухин (Ольге ). Познакомься, это мои друзья. (Несколько смутившись .) А это Оля. Ольга Петровна Вышеславцева, мой земляк и друг. Будет учиться в нашем институте.

Павлик (кланяясь ). Павлик Тучков, студент пятого курса. Я очень рад, что вы благополучно доехали. Чувствуйте тут себя как дома, готовьтесь к экзаменам. Мы все очень рады за Мишу. (Смутился .) Но если вы хотите поехать в Третьяковку или на концерт, я вам буду попутчиком.

Ведерников (Ольге ). Александр Ведерников, студент медик. Нет, не летчик и в Испании не был. А это моя жена, ее зовут Люся, ей восемнадцать лет, и она работает на телеграфе. Замечательная личность.

Люся . Здравствуйте.

Ведерников (Ольге ). Не смотрите на меня так укоризненно, девушка, Я не врун. Я, так сказать, мистификатор. Впрочем, во всем, что я говорю, всегда есть доля истины.

Галина . Доля истины! Это недурно звучит. (Протягивает руку Ольге .) Меня зовут Галина Сергеевна – вот, собственно, все, что можно обо мне сказать.

Лаврухин . А куда девался Доронин с Кузей?

Павлик . Целуются где-нибудь. (В сторону Лаврухину .) Ах, счастливые молодожены. Ах, ах.

Лаврухин (грозит ему кулаком ). Во всяком случае, давайте готовиться к ужину. Зажжем свет. Павлик, тащи сюда стулья.

Ведерников подходит к Галине, Люся с террасы наблюдает за ними.

Остальные тащат в сад посуду, хлопочут у стола.

Ведерников . Здравствуй, Галка. (Жмет ей руку .) Ну, как живешь?

Галина . Спасибо. Хорошо.

Ведерников (помолчав ). Все куришь? Все дымишь?

Галина . Вот именно, Шуренька. (Идет к столу .) А самовар у вас есть? На даче самое интересное – это самовар.

Люся (подходит к Ведерникову ). Что она тебе сказала?

Ведерников (берет ее руки и нежно их целует ). Люсенька, милый мой маленький человечек, не будь злюкой, ладно? Жить на свете очень хорошо, но очень трудно. Всякое бывает. Вот именно: всякое! Хочешь, убежим к реке и будем там сидеть вдвоем, пока скучно не станет?

Люся (ей понравилась эта идея ). А как же Михаил Иванович? Он определенно обидится.

Ведерников . Ничего, мы ему купим петушка на палочке.

Люся . Давай, лучше уедем в Москву и зайдем к твоей маме. Я вчера была у нее, она так без тебя скучает.

Ведерников . Нет.

Люся . Почему, Шура?

Ведерников . Она обязательно даст мне денег взаймы. А я возьму и буду себя ругать целую неделю. Вот погоди – стану знаменитым, заберу маму к себе, и мы славно тогда заживем все вместе.

Люся (с восторгом смотрит на него ). Какой ты красивый, Шура. Господи, почему ты такой красивый?

Ведерников . Много каши ем.

В сад входят Доронин и Кузя.

Лаврухин . Пришли, пропавшие люди?

На террасе показывается Ольга, она переоделась по-домашнему.

Знакомься, Ольга, это наши бывшие студенты, кончили этой весной и оставлены в аспирантуре, Олег Доронин и Кузя.

Д о р о н и н (жмет руку Ольге ). Отстал от событий, Мишенька. На будущей неделе мы с Кузей уезжаем в Нарьян-Мар. Хочу видеть плоды своих трудов, черт возьми! У меня душа практика, а не исследователя!

Кузя (с азартом ). Да, нам интересно иметь дело с людьми, а не с колбами, пробирками и прочим!

Ведерников . Все вздор! По мне в тысячу раз важнее узнать причины и следствия болезни, постичь то, чего никто не знал до меня. В конце концов, настоящая медицина еще не начиналась!

Кузя . Уж не с тебя ли она начнется, Ведерников?

Ведерников . Почему бы и нет? Перед собой надо ставить крупные задачи. А скромность неудачникам, она их здорово украшает. Нет, если говорить серьезно, я мечтаю вот о чем: стать микробиологом и поступить в Экспериментальный институт. Должен же хоть кто-нибудь из нашего выпуска туда попасть! (Весело .) Так вот – пусть это буду я!

Павлик . Ну, Экспериментальный институт это, конечно, не для меня, а вот из Москвы уезжать бы не хотелось; все-таки здесь МХАТ, Третьяковка, консерватория.

Лаврухин . Ну что ты за травоядное существо, Павлушка! Нет, главное в жизни должно быть одно, а все остальное следует этому подчинять, друг.

Ведерников . Одно? Но ведь и жизнь одна. Неужели тебя не мучают искушения, Михаил? А вот я ночью просыпаюсь, и мне вдруг страшно от мысли, что я уже никогда не буду геологом, журналистом, актером, летчиком. А ведь я обо всем этом мечтал когда-то! И вот я придумываю себе разные судьбы, сочиняю небылицы. Сегодня, например, соврал одной особе, что я летчик. Но ведь я мог быть этим летчиком? Мог! И все-таки никогда им не буду. Никогда, понимаешь, Миша? (Пауза .)

Кузя . Ох, братцы, милые вы мои, до чего хорошим человеком быть хочется!

Все засмеялись.

Ведерников . На кого ты меня оставляешь? О Кузя, Кузя.

Д о р о н и н . А ну-ка, господин Буслаев, сколько раз ты признавался Kузе в любви? Ответствуй.

Ведерников . Всего два раза.

Д о р о н и н . Почему так мало?

Ведерников . Она не в моем вкусе.

Кузя . Ах, так? Ну, трепещи за свою подлую жизнь, несчастный!

Ведерников . Кузя, ты забываешь, что я чемпион «Медика» по боксу в среднем весе.

Кузя . Смерть ему!

Вооружившись гитарой, Кузя бегает за Ведерниковым, тот прячется от нее за деревьями; суматоха.

Лаврухин (подходит к Ольге ). Что ты, Ольга?

Ольга . Мне очень хорошо сегодня. Я почему-то счастлива. Очень. (Крепко жмет ему руку .) Милый Миша.

Галина (почти про себя ). Вот тебе и раз. Вот тебе и два.

Люся (Ведерникову ). Ты в самом деле ей признавался?

Ведерников . Кузе? Да. Только она не поверила. Она умная.

Павлик . Внимание, прошу к столу! Правда, с закусками у нас не богато, но, как говорит Кузя, налетайте, братцы!

В саду появляется Прохожий. Сказать про него, что он весел – значило бы ничего не сказать. Шляпа его окончательно съехала за затылок.

Прохожий (с решительностью ). Ну, вот что, довольно скрывать Гусева! Говорите, куда вы его дели? (Увидев Ведерникова .) Шура, голубчик. Что же ты меня оставил одного?

Ведерников . Ничего, мы снова вместе, Аркаша.

Люся . Это твой друг?

Ведерников . Да. Мы только что с ним познакомились. В буфете.

Прохожий . Я был на Малой Красной. Меня прогнали оттуда. Сказали, что я хулиган. (Оскорбленный, опускается на скамейку .) Крышка, Гусева больше не найти.

Ведерников . Я не понимаю, зачем тебе Гусев! А ну, что у тебя в портфеле? Ого! Забудь Гусева, Аркаша, и ставь бутылки на стол.

Прохожий (извлекая из портфеля бутылки и закуску ). Шура, друг! (Обращаясь к остальным .) Аркадий Липский, инженер общественного питания.

Ведерников (гладит его по голове ). Смотри какой умница. Так сказать, тамада, с высшим образованием. Идем к столу, будешь править бал, солнышко.

Все с шумом рассаживаются.

Люся (вскрикивает ). Ой, Олег Павлович, Ольга Петровна, да зачем же вы за один стакан держитесь? Быть вам мужем и женой. В Сибири такое поверье есть, ей-богу.

Д о р о н и н. А вдруг это когда-нибудь и сбудется, а, Ольга Петровна?

Кузя . Протестую. Решительно!

Лаврухин . Я тоже!

Все смеются.

Прохожий . Лично я каждому холостому завидую.

Д о р о н и н . Почему?

Прохожий . Потому что он завтра же может жениться. Тогда как мы, женатые люди, к сожалению, лишены такой прелестной возможности.

Ведерников (налив стаканчик вина, подходит к Ольге ). Милая девушка Ольга Петровна, вот вы сели рядом с Мишей. Не будем это считать случайностью, идет? Разрешите же вас поздравить с этим удачным соседством. Михей замечательный парень; все мы рядом с ним ни черта не стоим.

Лаврухин (весело ). Перестань конфузить, Александр.

Ведерников . Я пью за ваше счастье, Оленька!

Ольга (негромко ). Спасибо! (Чокается с Ведерниковым .)

Прохожий (неожиданно ). Правильно, за Ниночку!

Ведерников . Аркаша, я тебя поставлю в угол.

Д о р о н и н . Друзья, братцы мои, через несколько дней мы с Кузей уезжаем. Что нас ждет в незнакомом краю, и увидимся ли мы с вами когда-нибудь, кто знает. Но мне кажется почему-то, что сегодняшний вечер никто из нас не забудет. Бывают такие дни – и помнишь о них всю жизнь. Но ведь ничего не случилось нынче, правда? А может быть, мы все прощаемся с юностью сегодня?

Все замолчали, стало очень тихо.

Слышите, где-то далеко поют, идет поезд на Москву, а над нами полное звезд августовское небо, и вот, уже луна взошла над лесом. И нам чуточку страшно, словно мы стоим на самом пороге будущего. А что там, впереди? Кто знает!

КАРТИНА ВТОРАЯ. ЗАВИСТЬ.

Май 1939 года.

Небольшая квартира в поселке Сокол, скорее, впрочем, похожая на дачу, чем на городскую квартиру. Десятый час вечера. В кресле сидит Ольга, она читает книгу, делая на полях пометки. На подоконнике, попыхивая трубкой, расположился Лаврухин.

Лаврухин . Жарко. Ночью гроза будет. (Помолчав .) У тебя какой экзамен завтра?

Ольга . Зоология. (Отрывается от книги .) Удивительно. Еще две недели – и я на третьем курсе. Не верится!

Из коридора слышен голос тети Таси: «Миша, Миша!» Затем входит и она сама, маленького роста, белокурая, совсем не седая. Она плохо слышит и почти ослепла, однако двигается быстро и уверенно, видимо, отлично ориентируясь в знакомой обстановке.

Тетя Тася . Миша, ну что же ты тут сидишь? Опять со двора на кухню явилась эта ужасная собака. Я убеждала ее уйти, но она меня решительно не слушает. Пожалуйста, выпроводи ее на двор, и пусть она больше никогда не приходит.

Лаврухин (улыбаясь ). Ладно, я ей скажу. (Уходит .)

Тетя Тася . К нам на кухню постоянно являются разные животные. Вчера, например, пришел совершенно незнакомый петух. По-моему, с этим явлением необходимо как-то бороться, починить калитку, во всяком случае.

Лаврухин (возвращается ). Пес удалился, Настасья Владимировна.

Тетя Тася . Прекрасно. Только не садись на подоконник с ногами, Миша, это неприлично. (Помолчав .) Десятый час, а Нины еще нет. Странно. Да, больше всего меня поражает в Нине ее удивительная серьезность. Восемнадцать лет – и ни одного увлечения. Когда я служила в Саратове, у нас за кулисами висел плакат: «Поменьше темперамента в жизни, побольше его на сцене». Это так верно! К сожалению, я не всегда придерживалась этого правила.

Ольга (помолчав ). Я слышала, у Ивана Степановича в Экспериментальном институте освободилось место старшего ассистента?

Лаврухин (глядя в окно ). Да.

Ольга . Знаешь, я почему-то уверена, что он выберет Шуру Ведерникова. (Смутилась .) Он ведь мечтал об этом.

Лаврухин (улыбнулся ). У нас в аспирантуре многие об этом мечтали.

Из сада на веранду поднимается Галина.

Галина . А я к вам. Не поздно? Вдруг такая тоска напала! И, как нарочно, вечер нынче душный, майский. Вся Москва черемухой пахнет. Я совсем одурела.

Лаврухин . Будет гроза.

Галина . Настасья Владимировна, милая, здравствуйте! (Целует ее .) А хорошо у вас тут, в поселке Сокол. Тишина, живете как на даче, и метро рядом! Вот вы и москвичи теперь. Оседлые москвичи. Только со свадьбой вы затянули дело, граждане.

Ольга (неуверенно ). Это все Миша никак не соберется.

Тетя Тася (заметив, что все молчат ). В Саратове у нас была чудесная квартира. Бельэтаж, зеркальные окна! Впрочем, привыкнуть можно ко всему. Даже к Москве.

Лаврухин . Позавчера письмо от Олега Доронина пришло из Нарьян-Мара.

Галина . Ну, как там?

Лаврухин . Ты же знаешь – Кузя умерла от воспаления легких.

Пауза.

Галина . Да, бедная Кузя, очкарик. (Помолчав .) Трудно ему будет одному.

Лаврухин . Зовет меня к себе.

Галина . Поедешь?

Лаврухин . Не решено. Следовало бы, конечно, поехать. Нет, тут не в одном Олеге дело. (Сжимая кулаки .) Самостоятельность! Это мне сейчас знаешь как потребно? За все отвечать самому. Заманчиво, черт. Но сегодня меня вызвал Иван Степанович и предложил.

Галина (перебивая ). Кстати! На днях Ведерников рассказывал, что ваш знаменитый Иван Степанович переводит его к себе в Экспериментальный институт.

Лаврухин . Не знаю. (Подумав .) За последнее время Шура со всеми перессорился в клинике. И вообще – неладно с ним. Изобрел какой-то новый мозольный пластырь и получил уйму денег, а потом истратил их самым дурацким образом. Словом, совсем закружился малый. (Помолчав .) Вот и сегодня всех нас подвел. Не явился на занятия, а записи были у него, и наш кружок не состоялся.

Ольга . Мне как-то Иван Степанович про него сказал: «Если бы вы знали, как я не люблю своего любимого ученика!»

Лаврухин (помолчав ). Я пойду к себе, займусь немного. Когда будет чай, позовите! (Уходит в соседнюю комнату .)

Галина (смотрит на раскрытые тетрадки Ольги ). А вы все с экзаменами мучаетесь?

Ольга (улыбнулась ). Приходится. Я ведь всегда хотела быть врачом. Помню, еще в детстве всех своих кукол лечила.

Галина . У вас, верно, в семье врачи были?

Ольга . Нет, у нас семья военная. Отец был штабс-капитан царской армии, его в двадцатом году расстрелял Колчак за переход на сторону красных. Мы ведь сибиряки, моего прадеда в Тобольскую губернию сослали, он был декабрист, служил в Черниговском полку.

Пауза.

Галина (неожиданно ). Ведерников часто у вас бывает?

Ольга . Нет, у них нелады с Мишей.

Галина . Еще бы! На курсе Шура Ведерников считался самым способным, и вдруг первую кандидатскую степень из окончивших получает не он, а Миша. (Усмехнулась .) Есть от чего прийти в отчаяние.

Ольга (уклончиво ). Он, кажется, очень нуждается сейчас?

Галина . Конечно, им живется труднее. Родилась девочка, и Люсе пришлось бросить работу на телеграфе. Впрочем, Шурку это совершенно не заботит. Он тратит не задумываясь все, что у него есть в кармане.

Ольга . Но он у всех занимает деньги. Даже у вас.

Галина (удивленно ). Откуда вы знаете это?

Ольга . Он сам рассказывал. (Пауза .)

Тетя Тася . Дождичка не миновать. А Нина ушла без калош! Это может очень повлиять на ее голосовые связки. (Озабоченная, уходит .)

Ольга . Галина, скажите, что произошло между вами? Почему вы…

Галина (резко ). Почему я не стала его женой? Так вот, выражаясь не фигурально, милая девушка, ему было на меня наплевать! Понятно? О, иногда он бывал очень внимателен и заботлив, но из вежливости. Он жил какой-то странной, единоличной жизнью, в душевном смысле. Ничего не давал и брать не хотел тоже. Последнее было особенно обидным, и я ушла. (Усмехнулась .) Как видите, он не очень огорчился. Впрочем, совесть у него все-таки есть, и если бы он понял всю меру своего эгоизма, то еще застрелился бы, пожалуй. Вот почему он никогда не позволит себе этого понять. (Помолчавю ) Здесь, в Москве, живет его мать, но он почти не бывает у нее. Придумал, видите ли, что прежде ему следует прославиться! Явится этакий герой с портретом, напечатанным во всех газетах, и поразит старуху мать! (В сильном волнении .) Он все отнял у меня, все, даже мою любовь к нему. А знаете, что во всем этом самое страшное? (Тихо .) Я жалею, что оставила его. До сих пор жалею.

Ольга (настоичиво ). Почему?

Галина . За что, по-вашему, можно полюбить? По-моему, за талант. Это самое красивое, что есть в человеке. Я любила его талант, пожалуй больше, чем его самого. Придумывала Шуре волшебное будущее и в этом будущем первое место оставляла себе. Ну, а нынче, как видите, осталась ни с чем. Бросила учиться. Все полетело кувырком. Все. (Молчание .) Но, собственно, что вам до этого?

Ольга . По-моему, вы очень одиноки. Мне бы хотелось быть вам другом.

Галина . Женская дружба? Не знаю. Это звучит как-то провинциально. Дружба дело мужчин, только у них мы ее можем встретить в чистом виде. (Пауза .) Впрочем, для вас моя история может быть поучительной.

Ольга (живо ). Для меня?

Галина . Вы очень любите Михея?

Ольга (не сразу ). Он самый чистый и честный человек из всех, что я встречала. Правда, слово «любовь» очень неточное слово. Раньше, девчонкой, мне казалось, что любить значит пожертвовать всем, что имеешь. Я ошибалась. Любить – значит научить, помочь, спасти.

Галина . Спасти? По-вашему, выходит, можно полюбить только того, кто нуждается в спасении?

Ольга (растерялась ). Нет. Не знаю. (Пауза .) Да. Может быть.

Галина . Ну, если так, положение Миши безнадежно, он сам всякого спасет. (Помолчав .) Бедный Миша. Но он все еще надеется, что вы полюбите его. Вот почему второй год откладывает свадьбу. (Пауза .) Фу-ты, наболтала я вам с три короба всякой дичи! Вы не очень верьте тому, что я говорила о Шуре. Мне ведь трудно быть объективной. Вероятно, он лучше, чем я думаю о нем. Вероятно.

На веранде появляются Павлик и Люся.

Павлик . Оленька, можно к вам? Галина Сергеевна, примите привет.

Ольга . Конечно, входите, Павлик. Здравствуйте, Люся.

Люся . Добрый вечер. А что, Александр Николаевич не у вас? Прямо не знаю, что думать, он ведь и ночевать не приходил после вчерашего.

Ольга . После вчерашнего?

Люся . Ну как же! Ведь сейчас первенство Москвы по боксу разыгрывается, и у Шуры вчера был бой с самим Штейном! Ах, если бы вы видели, как Шура в первом раунде работал! Он шел вперед, непрерывно атакуя, и чисто выиграл раунд. Скажешь, не правда, Павлик? А во втором Штейн подловил его под левую руку, и тут началось. Он три раза сбивал Шурика в нокдаун, но Шурик все-таки подымался, и все кричали: «Ведерников, давай!» А кричать было не надо, на Шурика это так действует. Он перестал закрываться и в конце раунда Штейн его нокаутировал прямым слева. Его унесли с ринга. Мы с Павликом ждали его, но он вышел другим ходом, он ведь такой стеснительный, когда проиграет.

Ольга . Где же он ночевал?

Люся . Не знаю. (Улыбнулась .) Ну, ничего, скоро все переменится. Вы слышали, его в Экспериментальный институт переводят.

Павлик (радостно ). Вот увидите, Оленька, лет через десять все нас будут спрашивать: «Как? Неужели вы сокурсник знаменитого Ведерникова?» Увидите!

Люся . Ну, знаменитого! Вы скажете, Павлик! А по мне даже лучше, если он не знаменитый.

Галина . Почему же это?

Люся (очень искренне ). Все-таки! И любить меня больше будет, и к другой не уйдет. (Улыбнулась .) Я иногда даже иду по улице и думаю: вот если бы он под трамвай попал, я бы так о нем заботилась.

Ольга . Ну что за чудовищные вещи вы говорите, Люся.

Люся . А что. Я правду сказала. Я верно так думаю.

Галина . Да. (Помолчав ). Вероятно, самое страшное, это летающая рыба, а? Щука, у которой крылья. Представляете?

Люся . При чем тут рыба, я не понимаю.

На веранде появляются тетя Тася и Нина, худенькая восемнадцатилетняя девушка.

Тетя Тася . А если бы пошел дождь? Ты должна беречь голос. Он – все для актрисы.

Нина . Тетя, я это знаю. (Входит в комнату .) Здравствуйте. Чаю у вас нет?

Алексей Николаевич Арбузов

Годы странствий

Драма в двух частях, восьми картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Ведерников Александр Николаевич – в начале действия ему 23 года, с виду он ничем не примечателен.

Лаврухин Михаил Иванович – в начале действия ему 30 лет, но выглядит он старше.

Павлик Тучков – 22 года, это худенький, юркий мечтательный человечек, который смотрит на мир с восторгом и удивлением.

Архипов Никита Алексеевич - в 1943 году ему 35 лет.

Люся Ведерникова – 18 лет, жена Ведерникова Александра Николаевича, она миловидная, худенькая, у нее звонкий, чистый голосок.

Галина – 26 лет; это полная, очень красивая блондинка, в повадке ее есть нечто мужское. Она то задумчива, то подчеркнуто весела. Много курит.

Ольга - 19 лет, она удивительно хороша.

Нина - её сестра, на три года моложе.

Тетя Тася - бывшая опереточная актриса. Красивая, плохо видит и слышит.

Олег Д о р о н и н – 24 года, он красив, хорошо сложен, по виду и по костюму похож на спортсмена.

Кузя - его жена, она непоседа и весельчак, на ее лукавой физиономии поблескивают черные роговые очки, но и это не делает ее серьезнее.

Прохожий .

Бочкин - водитель машины.

Девушка и з ц е х а .

Солдатенков - старший сержант.

Артиллерист.

Зойка Т о л о к о н ц е в а – санитарка.

Солдаты у переправы:

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КАРТИНА ПЕРВАЯ. ЮНОСТЬ.

Август 1937 года.

Дача на Клязьме. Сад. На ступеньках террасы стоят Лаврухин и Ольга. Возле них лежат чемоданы. У Лаврухина высокий морщинистый лоб, вьющиеся волосы. Из-под густых бровей смотрят спокойные умные глаза. В саду тихо. Жаркий августовский день идет к концу. Лаврухин протягивает Ольге руку, она берет ее, и несколько мгновений они молча смотрят вокруг.

Лаврухин . Здесь хорошо, правда?

Ольга . Очень. (Помолчав .) Смотри, солнце заходит.

Лаврухин (негромко .) Вот ты и приехала.

Ольга (засмеялась ). Вот я и приехала! (Перепрыгивает через чемоданы, вбегает на террасу .) Что это? В дверях записка. (Читает .) «Граждане, располагайтесь, как умеете, а я поехал в Москву за народом. Оля, я о вас много слышал. Михей говорит, что вы… Впрочем молчу. За болтливость бьют по шее. Милые граждане, целую вас. Небезызвестный Павлик Тучков. Дано на Клязьме, пятого августа, в лето одна тысяча девятьсот тридцать седьмое». (Смеется .) Вот чудак.

Лаврухин . Он тебе понравится, увидишь. (Достает из-под ступенек ключ и открывает двери .) На прошлой неделе его родители в Крым уехали, вот он и пригласил нас к себе. До экзаменов у тебя десять дней, ты тут отлично подготовишься.

Ольга (достает из чемодана полотенце ). Миша, я, пожалуй, выкупаюсь с дороги, ведь речка отсюда недалеко?

Лаврухин (останавливает ее ). Погоди! (Не сразу .) Вероятно, со следующим поездом из Москвы приедут мои товарищи. Словом, не обижайся, если они будут шутить на наш с тобой счет. Я им объяснил, что воспитывался в вашей семье и что у нас чисто дружеские отношения, но они как-то несерьезно отнеслись к этой версии.

Ольга . Ну, а сам ты к этой версии относишься серьезно?

Лаврухин . Видишь ли…

Ольга (улыбаясь ). Знаешь, Мишенька, у меня такое недоброе предчувствие, что мы с тобой в конце концов все-таки поженимся.

Лаврухин . Ты думаешь?

Ольга (проводит рукой по его волосам ). Ты лучше всех. Я не видела человека лучше тебя.

Лаврухин (улыбнувшись ). Это приятно слышать.

В калитку входит Прохожий, полный, круглолицый молодой человек с двумя портфелями, которые туго набиты различными съестными припасами.

Прохожий . Ну, вот, наконец пришел! (С торжеством опускается на скамейку .) В электричке страшная теснота. Под выходной, вполне понятно. Еле до вас добрался. Ну, а где Вася? Давайте сюда Васю!

Лаврухин . Какой Вася?

Прохожий . Хозяин, Васенька. Ведь это Гусевых дача?