Хлопковое дело. «Хлопковое дело» или Как украсть миллиард Узбекское дело
В июне 1989 года подошло к концу так называемое «хлопковое дело» - как собирательно называли серию уголовных дел об экономических и коррупционных злоупотреблениях в Узбекской ССР, расследование которых велось с конца семидесятых годов. Расследованиями занималась комиссия под руководством московских следователей Тельмана Гдляна и Николая Иванова. Было возбуждено 800 уголовных дел, по которым было осуждено на различные сроки лишения свободы более четырех тысяч человек, в том числе высокопоставленные чиновники и партийные функционеры, главы хлопкоочистительных объединений Узбекистана, директора хлопкозаводов.
В 1989 году, в дни первого Съезда народных депутатов методы расследования Гдляна подверглись серьезной критике – вплоть до заведения на него уголовного дела о нарушении законности при проведении расследований в Узбекистане. В 1990 году Гдлян был уволен из Генпрокуратуры, исключен из рядов КПСС. Однако в августе 1991 года дело Гдляна было закрыто. В декабре того же года президент Узбекистана Ислам Каримов помиловал всех осуждённых по «узбекскому делу», отбывавших наказание на территории республики.
О событиях тех лет вспоминает российский юрист, кандидат юридических наук, профессор, бывший временно исполняющий обязанности генерального прокурора Российской Федерации, бывший заместитель Генерального прокурора Российской Федерации, государственный советник юстиции 2 класса Олег Гайданов. Именно его, уже известного в стране 39-летнего юриста, на заре перестройки направили на особо важный в то время участок работы - в Узбекистан, на должность начальника следственного управления, заместителем Прокурора республики. Это была, пожалуй, самая длинная его командировка.
Именно Гайданова часто обвиняли в том, что в период с 1984 по 1989 годы по хлопковым делам в Узбекистане были арестованы и осуждены тысячи человек.
Олег Гайданов
Олег Иванович, в то время нынешний узбекский руководитель не был на вершине власти, но Вы по должности должны были быть знакомы (Ислам Каримов с 1983 по 1986 годы занимал должности министра финансов, председателя Госплана и заместителя председателя Совмина Узбекской ССР. – Прим. «Ферганы».). Как он Вам тогда показался?
В 1989 году, когда я уезжал из Узбекистана, Ислам Каримов стал Первым секретарём ЦК Компартии республики. Но я его знал уже несколько лет до этого и был с ним в прекрасных отношениях. И скажу, почему. Дело в том, что когда я осенью 1984 года приехал в Узбекистан, Каримов был первым чиновником, который появился в моём кабинете и дал мне полную картину того, что тогда происходило в Узбекской ССР. Я был начальником Следственного управления и заместителем Прокурора республики, а он министром финансов. Мы с ним проговорили несколько часов. В
Казахстане, откуда я приехал, я был заместителем начальника Следственного управления Прокуратуры республики, был членом коллегии. То есть я уже тогда крутился в очень высоких сферах. Я два раза встречался с Кунаевым (Динмухамед Кунаев – в те годы Первый секретарь ЦК Компартии Казахской ССР. – Прим. «Ферганы».) и даже выполнял его личные поручения. Он был член Политбюро. А я, например, выполнял его поручение провести проверку в отношении первого секретаря Костанайского обкома партии Бородина, который, кстати, лично был знаком с Брежневым. Я четыре года руководил следствием в прокуратуре Казахстана. То есть я хочу сказать, что тогда я уже вращался в очень высоких властных структурах союзного уровня.
Поэтому то, что у меня сидел министр Узбекистана, не было чем-то из ряда вон выходящим. Но содержание разговора тогда, осенью 1984 года, на меня произвело неизгладимое впечатление – и я помню его до сих пор.
В течении тех четырех часов, что мы с ним разговаривали, я осознал, с какими проблемами мне придётся столкнуться и какой огромный объём сами знаете чего мне придётся тут разгребать. Это были такие масштабы работы, такие размеры, что я понял – это абсолютно отличается от того, что мне говорили, когда в ЦК убеждали согласиться на работу в Узбекской ССР и инструктировали в Генеральной прокуратуре Советского Союза. Он раскрыл мне такую картинку, с которой масштабы работы в Казахстане ни в какое сравнение не шли.
Другими словами, Вы не знали, что Вас ожидает в Узбекистане?
Уже тогда в Узбекистане работали группы Гдляна, Любимова, Свидерского, то есть все союзные следователи. Уже только поэтому можно было примерно представить, какое наследие Шараф Рашидов оставил после своей смерти, а к тому времени прошёл почти год, как он скончался. Тем не менее, когда меня убеждали переехать на работу в Ташкент, я думал, что там работают союзные следственные группы, ими руководит союзная прокуратура, а мне останется руководить только местными прокурорами. Поэтому договорились, что за год-полтора я поставлю на ноги работу и со спокойной душой оттуда уеду. А вот когда Ислам Каримов мне все рассказал где-то в первый мой месяц работы в Узбекистане, я сразу по его рассказам понял, что работа предстоит слишком большая, и засомневался в том, смогу ли я это все организовать - масштабы были большие, несравнимые с тем, с чем я сталкивался в Казахстане.
И потом ещё одна интересная встреча была. Когда я уже уезжал в 1989 году, стали очернять мою деятельность. Каждый день мою фамилию «поливали» и на Съезде народных депутатов, и в узбекской прессе, листовки стали появляться, прокламации, да и позже, когда я уже был переведён из Ташкента в Целиноград, в одном из интервью Каримов сказал, что я провалил работу, производил беззаконие, что от меня пострадали тысячи людей.
Я же понимаю, что это могло быть не последнее интервью. И я приехал в Ташкент и встретился с Каримовым. Он меня принял, и я ему сказал: Ислам Абдуганиевич, давай так. Я тебе не угрожаю - и ты мне не угрожаешь. Мы работали вместе четыре года, но я не собираюсь молчать. Я себя виновным не чувствую, я никого незаконно не арестовал. Да, когда приходится давать тысячи санкций, а тогда в Узбекистане работали 3000 следователей со всего СССР, тут без доверия к следователям невозможно, потому что невозможно каждого проверить, и поэтому волей-неволей доверяешь тому, кто непосредственно расследует дело, веришь, что он соблюдает закон. Но имей в виду: если еще раз ты в интервью назовешь мою фамилию, я начну всем давать интервью, в соответствии в официальными документами, которыми располагаю, о твоей деятельности, когда ты работал в Госплане, Минфине. Кашкадарьинской области. Тебе это надо? Нет? Мне тоже не надо.
Чтобы защитить себя и своё имя, я был вынужден пойти на крайние меры. После этого разговора, во всяком случае, насколько мне известно, и до сегодняшнего дня, а прошло уже 26 лет, ни в одном своем интервью и публикации Каримов не опускался до того, чтобы меня персонально причислять к врагам своим и узбекского народа.
Тельман Гдлян и Николай Иванов, 1989 год. Архивное фото
Но в тысячах невинно осуждённых Вас обвинял и Гдлян...
Что касается Тельмана Гдляна... Я написал шесть книг о своей работе, и если сначала я очень осторожно оценивал деятельность Гдляна как следователя, то в своей последней книге, которая была издана год назад, я уже просто назвал вещи своими именами. С Гдляном у нас отношения были не то что «натянутые» - мы чуть ли не с кулаками иной раз бросались друг на друга. А Николай Иванов - вообще… Он больной, и не стоит тратить время, чтобы его обсуждать.
Гдлян не дурак, он был неплохим следователем даже в Узбекистане. Когда я приехал, ситуация складывалась таким образом, что мне надо было рассматривать его обращения об аресте или даче санкций на те или иные следственные действия. Не полетишь же каждый раз в Москву за санкцией. А мы-то на местах, поэтому негласно мне была дана команда рассматривать вопросы в пределах прокурорских полномочий, в качестве заместителя Генерального прокурора Узбекистана. И я рассматривал до определенных событий. Я чтобы не позориться, не стал писать про Иванова, но весь народ прокурорский и в ЦК знали об этом.
Речь о том случае, когда Иванов ночью пришел ко мне домой и попросил срочно санкцию на арест. То, что ко мне пришли ночью, не вызвало неприятия - бывает, что, действительно, срочно нужно, существуют три часа, не больше. Следователи без прокурора ничего не могли сделать. Без санкции прокурора даже элементарного обыска провести не имели права.
Когда он мне принес бумагу, я спрашиваю, что это такое. Он говорит - санкции на арест. Кого, спрашиваю. Он говорит, мол, вы что, нам не доверяете? – «Причем здесь доверяю или не доверяю, какой вопрос?» - «А вам что, с Москвы не звонили? Мы его фактически задержали с КГБ, нужно только всё это легализовать». Я ему говорю: «Дорогой, еще раз УПК открой, прочитай». Я посмотрел, а там, в санкции, фамилии не проставлены. Все описано, сколько похитил, - короче, все. А фамилии не проставлены. Задним числом, видимо, проставить собирался. Я его выгнал.
В Узбекистане на тот момент было 15 штатных следователей по особо важным делам при Генеральном прокуроре Советского Союза, но ими никто не руководил, за ними никто официально не надзирал. Формально если подходить, по закону, по Конституции, на территории Узбекистана есть прокурорский надзор, и мы должны его осуществлять. Но фактически они нам не подчинялись. Для осуществления надзора, кроме процессуальных полномочий, нужны и организационные, а он меня может «послать». Иногда так и было - посылали. Да, приезжал Герман Каракозов, начальник Следственного управления Генеральной прокуратуры. Но он приезжал один раз в три недели на два дня. Что можно сделать за два дня? У Гдляна на тот момент было уже человек 30 арестованных. Если речь идет о надзоре, значит, человек должен сидеть и всё проверять досконально. И пойти ещё проверить - а действительно ли он такие признательные показания дал. Это сейчас есть аудио, видео, а тогда все только начиналось. Поэтому возник вопрос - создавать отдел, сажать его в прокуратуре Узбекистана, и пусть он надзирает за вашими же следователями. Если надо решать какие-то вопросы, не Гдлян должен бежать и брать меня за грудки, а прокурор должен выдавать санкции. И прокурор должен решить, поддерживает он Гдляна или нет. И этот прокурор, если он мою фамилию ставит на санкции, должен убедить меня, что все законно.
Тельман Гдлян и Николай Иванов на изъятии вещдоков: в бидонах хранилось золото в виде ювелирных изделий. Архивное фото
Мне Союз нагнал три тысячи следователей со всей страны. Три тысячи в Узбекистане работали, и это не считая узбекских следователей. Мы сразу договорились с МВД Союза, и был создан отдел, который сидел в МВД Узбекистана - работники центрального аппарата МВД контролировали и организовывали следователей, которые прикомандировывались по хлопковым делам.
Мы договорились с Минфином Советского Союза. По каждому делу проводили экспертизы. Со всего Союза не только следователей нагнали, но и ревизоров, бухгалтеров, экономистов, которые проводили судебно-бухгалтерские, судебно-финансовые экспертизы. И от Минфина СССР была группа, которая сидела у Ислама Каримова в Минфине Узбекистана и ему докладывала. А от прокуратуры Союза не было такого. Поэтому у нас постоянно шла война с группой Гдляна. Нельзя сказать, что другие группы нам подчинялись, - но они хотя бы отчитывались перед нами, показывали все материалы и просили санкции. А с группой Гдляна была совершенно другая ситуация. Поэтому у нас и возникали распри - до тех пор, пока мы на коллегии прокуратуры Союза не поставили вопрос ребром.
После того, как я им отказал в подписи санкций, они стали ходить к прокурорам областей. Прокуроры мне звонят и спрашивают: что делать, им принёс Гдлян (или Иванов). Я говорю: отправляйте в Союз. А что значит - в Союз, нужно же срочно! Закон же ограничивает во времени: задержали – значит, за трое суток нужно решить, виноват, не виноват, обыск должен быть внезапный - час, два, три, нужно решить вопрос. А они к прокурорам областей, а те все боятся, тем более, узбеки. Стали ходить по районным прокурорам, где 90 процентов - узбеки. И только после этого поставили надзор.
И эта эпопея с Гдляном у меня продолжалась до девяностых годов, когда его уже практически выгнали из прокуратуры. И вот что интересно - прошло уже почти 30 лет, живьём мы после этого больше не встречались ни с Ивановым, ни с Гдляном.
Гдляну можно многое простить. И Узбекистан можно простить: в какой-то степени, обстановка там была сложная, попиариться ему нужно было, все эти миллионы и золото - половина блефом была. Все эти выставки, которые СМИ демонстрировали, - полная показуха. Но если ты следователь, тогда расследуй, а не пиарься.
Следователь Гдлян рассказывает об изъятых ценностях журналистам
Вы упоминали и о других, как Вы говорите, небылицах, которые сложились о том периоде узбекской истории...
Я впервые об этом говорю СМИ. Никому ещё об этом не рассказывал. Вашему изданию первому. Речь идёт о перезахоронении Шарафа Рашидова в 1986 году.
Леонид Брежнев и Шараф Рашидов. Архивное фото
Не так давно по ТВ выступал бывший председатель Правительства Узбекистана Гайрат Кадыров. А я его, как облупленного, знаю. Ну такую он чушь нёс. Он рассказывал, какое участие он принимал в этом перезахоронении, как всё это он организовывал, как подбирал могилу, как был у семьи Рашидова, как разговаривал с его женой и дочерью и т.д., и т.д. Ничего этого не было, и он ничего не решал.
Он, прежде чем рассказывать, хотя бы поинтересовался, Гайданов жив ещё или нет. Алексей Бутурлин (в то время прокурор республики) тогда заболел, и я исполнял обязанности прокурора Узбекистана. Мне было поручено провести все мероприятия по перезахоронению в рамках закона. Кадыров даже об этом не знал. Всё делали второй секретарь ЦК Анищев, председатель КГБ Головин, я, первый замминистра внутренних дел Дидоренко и командующий Среднеазиатским военным округом. Горбачёв прислал постановление Политбюро. И я всё это должен был процессуально оформлять. Мусульманина в мусульманской стране эксгумировать. Мы же понимали, что это значит, тем более такой авторитет - Рашидов. Мы же понимали, как народ может отнестись и какие могут быть последствия. Поэтому войсками окружили Ташкент, отключили электроэнергию, полностью в городе отключили телефонную связь. Площадь, где был захоронен Рашидов, окружали войска, а внутри войск стояли сотрудники КГБ.
Но нужно было всё сделать по закону, а по закону эксгумация, какие бы ни были основания, должна производиться только с согласия родственников. Его жена, Хурсант Гафуровна, - жива. Но понятно, что жена не даст согласие, тем более жена Рашидова, с её огромной властью, похлеще, чем у Раисы Горбачёвой. А нам было нужно её письменное согласие.
Мы подготовили документ с текстом. Надо ехать к ней. Я понимал все исторические последствия, поэтому потребовал, чтобы со мной был один из руководителей республики. Вызвали Кадырова и приказали ему ехать со мной. Он чуть ли не на колени перед нами упал, мол, мне нельзя, у меня же здесь родственники, мне же здесь жить. Я ему объяснил, что его задача будет только одна - стоять за моей спиной, а за его спиной будут стоять автоматчики. От него не требуется ни одного слова. Но в протоколе должна быть подпись одного из руководителей Узбекистана, так как это - национальная республика.
Мы поехали. Я тогда впервые оказался в квартире Рашидова на улице им.Германа Лопатина. Там здание МВД, а позади стоит дом, где жил Рашидов. Естественно, там всё было уже окружено, техникой обеспечили всех. Полдесятого вечера. Нам докладывают, что всё спокойно. Идем. Какой-то офицер звонит. Открывают. Его супруга дома одна. Сейчас, с высоты прошедших лет, я понимаю, насколько это грязно и тяжело. А тогда мне что - только сорок лет было. Молодой человек с громадной властью, без ограничений, в общем-то. Ей докладывают:
К вам заместитель прокурора республики Олег Иванович Гайданов.
А зачем? С какой целью?
Всегда, если я где появляюсь, все сразу понимают, что либо арестовывать пришли, либо обыски делать. Я говорю:
Извините, вот есть поручение из Москвы, я должен Вас ознакомить с этим поручением. Поэтому мы пришли с такой целью.
«Мы» - это кто?
Я и Гайрат Хамидуллаевич (Кадыров).
А Кадыров у меня за спиной где-то там, за порогом остался. Я ему говорю: «Гайрат Хамидуллаевич, ну вы зайдите».
Хурсант Гафуровна приглашает нас войти из прихожей в небольших размеров зал. И, кстати, я удивился. Я у многих великих людей был дома. И я удивился, насколько скромный был дом у Рашидова. Меня это поразило. И вот я вошёл и продолжаю: «Вы знаете, с не совсем приятной миссией, вернее, с совсем неприятной мы к Вам пришли, но вчера Политбюро ЦК КПСС и Совет Министров Союза ССР приняли постановление. Я прошу Вас ознакомиться с постановлением». Оно нигде не было опубликовано к тому времени. Нам нужно было получить её подпись. Мы понимали, что она не подпишет, конечно. Но мы к этому подготовились. То есть мы могли констатировать, что супруга Шарафа Рашидова с документом лично ознакомлена, всё это сопровождается видеозаписью, аудиозаписью, чтобы были какие-то доказательства, который можно было бы «пришить».
Один из множества парадных портретов Шарафа Рашидова
И тут началось. Она вспылила, говорила, что это кощунство. Я опять предложил ознакомиться. В постановлении были разные пункты, в том числе о снесении памятников, но самым главным был третий - перезахоронить. Чтобы перезахоронить, нужно делать эксгумацию. А по закону, эксгумация делается с согласия родственников… Но даже и не это было главное. «Внутри» всего этого была основная сверхзадача, о которой не напишешь в постановлении ЦК: проверить слухи, которые к этому времени распространились достаточно активно, тем более на фоне возрождения националистических интонаций в жизни республики, о том, что Рашидов жив, что вместо Рашидова там захоронен двойник и Рашидов вернётся, что часть «золота-бриллиантов» он увёз, а часть захоронена с этим двойником.
И вот самая главная наша задача состояла в том, чтобы провести судебно-медицинскую экспертизу в течение четырёх часов и установить, действительно ли в могиле лежит Рашидов и есть ли там, кроме самого тела, ещё что-то…
Экспертам (а из Москвы самолётом привезли лучших судмедэкспертов Советского Союза и лучшую специальную технику) сказали, что в их распоряжении три часа. Солдаты разбирают памятник, вскрывается могила, в час ночи гроб с телом отдаётся экспертам, в четыре утра они должны нам дать письменное заключение. Максимум - дополнительно ещё 30 минут. Всё это было настолько жёстко регламентировано, потому что в 5.30 должны были уже захоронить на «Коммунистическом» кладбище и поставить памятник, чтобы к 6.00 всё уже было полностью готово. Всё нужно было сделать с 10 часов вечера до 6 часов утра. Вот этот отрезок времени Ташкент был на военном положении. Столица была окружена, она осталась без связи и электроэнергии.
И как только я сказал Хурсант Гафуровне про эксгумацию и про то, что она должна дать согласие... Потом мне генерал КГБ Головин говорил: «Олег Иванович, Вы с ней беседовали, а я на Кадырова смотрел. У того и руки, и ноги тряслись, я боялся, что он сейчас перед ней на колени упадёт».
Я сидел за овальным столом, разложил бумаги. Рашидова не садилась, прочитала стоя, швырнула ручку - и вдруг каким-то непонятным для меня движением… Моё внимание ещё было приковано к бумагам, мне подпись её позарез нужно было получить, - и вдруг я вижу, она как-то поворачивается, там два кресла стояли, между креслами столик, и на столике ваза хрустальная. А когда я сел, Гайрат Хамидуллаевич оказался прямо перед её взором. Он в рост стоял перед ней. И я смотрю, она эту вазу хватает и «запуливает» прямо в него. И я даже не представляю, как он смог увернуться от такого броска. Всё произошло в одно мгновенье, но Гайрат Хамидуллаевич присел и ваза, минуя его, угодила в большое, громадное стекло, которое оказалось позади него. Всё, разумеется, вдребезги. И, видно, от испуга, а не от удара этой хрустальной вазы, Кадыров упал.
Тут же рядом стоят полковники, генералы, я вскочил и спрашиваю: «Вы что делаете?». И она стала на узбекском языке, обращаясь к Кадырову, что-то быстро ему говорить. Узбекский язык я не понимаю и не понимал, и мне перевели, что она его материла и говорила, что, мол, ладно, Гайданов, с него спрос невелик, но ты сволочь, ты вообще кто такой, что ты творишь... да будут прокляты твои дети, внуки и так далее...
А с нами был врач, потому что некий подобный вариант развития событий мы предусматривали. Её сразу усадили, доктор, как смог, её истерику успокоил. А я уже думаю, что операция сорвалась и задачу я не выполнил. Хотелось, конечно, соблюсти формальности. Хотя то, что она откажется подписывать, мы тоже предусмотрели. У нас на этот случай был запасной вариант, и не один. Например, если с ней что-то случится, а могло произойти и самое худшее, например, разрыв сердца, ведь она всю жизнь с Рашидовым прожила, боготворила его, впрочем, как и он её, - у нас был второй вариант, сын Володя, он к этому времени был майор КГБ, и дочь Гуля, доктор химических наук. И там, и там всех уже контролировали. Если здесь не получится, нас тут же перевозят к ним.
Я тогда предложил, что сына не надо, если матери плохо, пусть лучше Гулю привезут сюда. Она, видимо, была недалеко, так как буквально через 5-7 минут, пока доктор давление мерял, укол сделал, Гулю привезли. Я ей опять всё объяснил... и она в обморок падает.
Гуля была более разумная. Когда пришла в себя, то поняла, что в любом случае, подпишет она или нет, есть решение Политбюро. Всё. Она спросила, как всё будет происходить, где будет захоронен, можно ли ей участвовать. Я сказал, что ей можно, а больше никому нельзя. Даже родственникам нельзя сообщать. Через два дня всё будет можно, но не ранее, потому что там всё будет под охраной: в республике к Рашидову было неоднозначное отношение, могли осквернить.
Таким образом, утром, как и планировалось, операция была завершена.
Возвращаясь к личности Ислама Каримова, тогда и сейчас. Как Вы думаете, насколько он за это время изменился?
Когда ты человека знаешь изнутри, тебе легче объяснить те или иные его государственные решения. Он всегда такой был. Он до сих пор идет туда, где выгодно. К американцам - значит, к американцам. Американцы дали по зубам - побежал к Путину. Путин дал денег, списал долг, - опять к американцам переметнулся… В том мире, который сложился после распада Советского Союза, руководителю страны вертеться было очень непросто.
Каримов реабилитировал всех, кто проходил по «хлопковому делу», и многие считают, что в отношении Узбекистана была проявлена чудовищная несправедливость. Что Вы скажете по этому поводу?
Согласно официальной статистике, по хлопковым делам было заведено 800 с небольшим уголовных дел о хищениях и взятках. На 25 млн. жителей республики это не такой грандиозный размах, как представляли СМИ. Это много, но не вопиюще. Так вот, по всем этим делам, по состоянию на 1989 год, обвинение предъявлялось 20 тысячам фигурантов. Это получается 20-30 человек на дело. Это нормально для дел подобной категории. Непосредственно к судебной ответственности из 20 тыс. были привлечены всего 4,5 тыс. человек. Остальные 15 тысяч были амнистированы. На них уголовные дела были прекращены. Все они вину признали, потому что без признания вины невозможно было освободить от уголовной ответственности. Такой был закон. Таким он и сейчас остался.
Не нужно напоминать народу Узбекистана об обстановке в республике в семидесятые-восьмидесятые годы. Бесправие и коррупция - особенно в прокуратуре и МВД. Достаточно напомнить, что нам с Алексеем Владимировичем Бутурлиным уже в первый год удалось реабилитировать почти тысячу граждан, незаконно привлеченных прокуратурой и МВД к уголовной ответственности в тот период. В одной из первых своих книг « На должности Керенского, в кабинете Сталина» я привел конкретные дела. До сих пор храню благодарственные письма этих людей.
Из 4,5 тыс. осужденных по «хлопковому делу» самые большие сроки - это примерно 7-8 лет лишения свободы. Другое дело, что кроме так называемых «хлопковых дел», ущерб по которым составил 4-5 млрд. рублей в ценах 81-85 гг., в то время вообще сложилась такая ситуация, что Узбекистан стал первой республикой в СССР, в которой после 30-х годов возродилась организованная преступность.
В Узбекистане было очень много денег, на которые слетались жулики и бандиты всех мастей со всего Союза. Хлопок воровали. Да. Приписками занимались в каждом колхозе и совхозе. Но чтобы отправить в Иваново пустой вагон, как вагон «с хлопком», чтобы украсть 100 тыс. рублей, которые, к примеру, стоит этот вагон, надо подготовить целый мешок разрешительных и сопроводительных документов. Поэтому в этой цепочке принимала участие огромная масса народа. Пример, конечно, упрощенный, но так было не только в хлопководстве, так было во всём узбекском сельском хозяйстве. За время правления Рашидова сложилась система, противостоять которой было практически невозможно. Так что невиновных там не было. Другое дело, что сами узбекские власти, как мы и советовали, могли помогать своим гражданам, под различными предлогами освобождая их от уголовной ответственности.
Каримов в этом отношении прав только в том, что это, действительно, была кампания. И не последнюю роль в этой кампании сыграл Михаил Горбачёв. Так, когда к власти в СССР пришел Юрий Андропов, начались известные «андроповские зачистки» по всей стране. И волна докатилась до Ставропольского края. Туда отправилась большая группа сотрудников МВД и КГБ. И там появились официальные показания на Раису Горбачёву. Так же и в Узбекистане всё с мелочей начиналось. А когда «очень вовремя» Андропова сменил Горбачёв, он, чтобы отвести удар от Ставропольского края и не позорить его, переключил всё внимание на Узбекистан. Туда и были направлены все правоохранительные силы. Это Ислам Каримов знает прекрасно, и в этом он прав.
Если же кого-то интересует лично моё мнение, то я полагаю, что если бы руководителем СССР стал не Горбачёв, а другой человек, расследования в Узбекистане, может, и были бы, но не достигли бы таких масштабов и такого размаха.
И последний вопрос. Как Вы сами сегодня можете оценить свою работу в Узбекистане в тот период?
Конечно немало людей, которые оценивают нашу работу по-другому. Но совесть моя чиста, я честно и добросовестно исполнял свой профессиональный долг, исполнял закон - и не мы его писали. Были ли ошибки? К сожалению, были. И причины даже не в том объёме работы, которую Москва взвалила на нас. Основная причина ошибок довольно банальная – предательство. Его - предательства, и сегодня я об этом могу сказать - было немало даже среди тех, кто приехал бороться с беззаконием и коррупцией.
Беседовал Дмитрий Аляев
Многие наверное слышали о «хлопковом деле» - главном уголовном процессе перестройки. А знаете как это происходило? Есть повод вспомнить - ровно 22 года назад, 25.12.1991г. (то есть за день до юридического закрепления прекращения существования СССР) Президент Узбекистана И. Каримов помиловал всех осуждённых по «узбекскому делу», отбывавших наказание на территории республики. И сейчас в Узбекистане ту историю оценивают так: «В конце 80-х годов было сфабриковано «хлопковое дело», которое именовалось как «узбекское дело», что принесло унижение национальной гордости узбекского народа» .
К 1980 году хлопок в СССР превратился в стратегическое сырье, в источник валюты, его вывозили на экспорт. При этом в среднем из 8 млн. тонн хлопка, официально производимых в СССР ежегодно, по одному миллиону давали Туркмения и Таджикистан и немного Азербайджан. А 6 млн. тонн производилось в Узбекистане, и хлопок тогда занимал 65% всех орошаемых земель Узбекистана, превращенного в главную хлопковую базу Советского Союза (в настоящее время Узбекистан производит 5% от мирового производства хлопка).
Если сказать по-простому, то это просто куски ваты на ветках
Примерно с 60-х годов, с каждым годом планы по производству хлопка начали ежегодно повышаться, пока не достигли предела возможности его производства по республике. Его в реально лучшие, урожайные годы, при хороших погодных условиях в Узбекистане могли собрать не более пяти миллионов тонн в год. Но нескончаемые приказы об увеличении добычи хлопка вне зависимости от погодных условий продолжали поступать. И тогда в ответ пошли «приписки» - доклады по всё более высоким цифрам сбора хлопка.
Делалось это так: на совхозы и колхозы сбрасывается нереальная разнарядка по добыче хлопка-сырца. Там видят что положенного планом количества хлопка попросту не собрать. И тогда они выписывают фиктивные табеля за якобы собранных хлопок, и едут на хлопкозавод за бумагой о приемке несуществующего урожая. Деньги, полученные по фиктивным табелям за хлопок, которого нет, в основном уходят руководству хлопкозавода.
Работа эта не из легких
Но хлопкозаводу тоже нужно скрыть что хлопка у него нет, и деньги несутся уже в отрасль по переработке хлопка-сырца в сырье для легкой промышленности. Те выписывают бумаги о приемке от хлопкозавода несуществующего хлопка, и получают за это чемоданы с деньгами.
Но и им тоже нужно скрыть что перерабатывать им нечего, и тогда по железным дорогам СССР из Узбекистана на ткацкие и швейные предприятия союзных республик отправляются вагоны, в которых под видом хлопка первого сорта идет хлопок третьего сорта. Или под видом хлопка третьего сорта, хлопковые отходы - линт и улюк. Или под видом вагонов, под завязку набитым хлопком, вагоны пустые и полупустые.
Руководители хлопчатобумажных предприятий союзных республик выдают документы, в которых утверждается, что ими получены полные вагоны высокосортного хлопка, в обмен на чемоданы с деньгами. Были даже установлены твердые таксы: за пустой узбекский хлопковый вагон - такса десять тысяч рублей, за полупустой с пересортицей - три-шесть тысяч. И вал приписок и списаний катится уже через ткацкие и швейные предприятия дальше - в торговлю.
На протяжении всей этой цепочки количество собранного в Узбекистане хлопка снижалось на бумаге за счет его усушки, утруски, угарки. И в Узбекистане рапортовали о досрочном выполнении и перевыполнении планов партии и правительства (они же социалистические обязательства). Совхозы-колхозы рапортовали в райкомы, те - в обкомы, те - в ЦК КП УзССР, последний - в ЦК КПСС, с направлением в Москву представлений к орденам и званиям Героев Социалистического Труда.
Повторяю, при самых благоприятных обстоятельствах в республике могли собрать не более пяти миллионов тонн в год. В плохие годы - четыре тонны. А отчетности стояло шесть миллионов ежегодно, и государство платило за эти шесть миллионов. Приписки на хлопке сейчас оценивают в полтора миллиарда советских рублей, но точной цифры не знает никто.
Ташкентский метрополитен
Часть этих денег шла на инфраструктуру, которая создавалась в Узбекистане: на школы, дороги, больницы, в том числе и за счет части этих денег было построено ташкентское метро. Постановление о его строительстве было принято с условием долевого участия республики, в противном случае Москва отказывалась финансировать проект.
Часть денег шала на взятки сверху донизу по всей цепочке от узбекского колхоза/совхоза до ткацкой/швейной фабрики/комбината. На эти деньги в Узбекистане возродились «байские порядки»: платя дань наверх, каждый участник этой схемы кормился со своей вотчины, распоряжаясь деньгами, техникой, зданиями и даже простыми тружениками как своей собственностью. Среди ужасающей нищеты кишлаков на эти деньги были построены роскошные дворцы председателей колхозов и директоров совхозов, а также родовые поместья советской номенклатуры с кортами и бассейнами.
А часть этих средств уходило в Москву, но интересным способом (и это была мелочь по сравнению с общими суммами). Допустим работнику ЦК КПСС звонит перед праздником мелкий чиновник из ЦК КП УзССР: «Мы хотим передать Вашей семье фрукты - у нас есть такой обычай»
. В самолет загружается коробка с яблоками, виноградом и прочим кишмишем, доставляется на квартиру партаппаратчика. Жена вскрывает посылку на кухне, а там 10 тысяч рублей.
Человек не знает ни кто ему передал эти деньги, ни за что конкретно. Знает только что из Узбекистана. Вот что ему делать? Пойти и писать докладную записку: так мол и так, мне неизвестно кто, неизвестно за что подкинул 10 тысяч? Затаскают же, замучают вопросами, да еще виноватым сделают. А мелкий чиновник из Ташкента скажет: знать ничего не знаю ни о каких деньгах, я фрукты передавал. И не выкидывать же деньги…
Вот так всё оно и длилось годами, пока не умер Брежнев…
Леонид Брежнев и Шараф Рашидов
Московские следователи вплотную занялись Узбекистаном при Андропове, и как считают, это вызвало внезапную кончину хозяина республики Шарафа Рашидова (ходили слухи о его самоубийстве). Следственная группа работала в Узбекистане шесть лет вплоть до 1989 г., к началу которого в рамках «хлопкового дела» судами было рассмотрено 790 уголовных дел, по которым фигурантами проходило более 20 тысяч человек.
Из них к уголовной ответственности было привлечено около 4500 человек, из них: первый секретарь ЦК КП Узбекистана Усманходжаев; председатель Совета Министров республики Худайбердыев; 3 секретаря ЦК компартии Узбекистана; 7 первых секретарей обкомов; 430 директоров совхозов и председателей колхозов и 1300 их заместителей и главных специалистов; 84 директора хлопковых заводов и 340 главных специалистов этих заводов; 150 работников легкой промышленности Узбекистана, РСФСР, Украины, Казахстана, Грузии и Азербайджана; партийные, советские работники, работники МВД и прокуратуры.
Под раздачу попал и зять Брежнева генерал Чурбанов, а с ним еще 6 генералов узбекской милиции. Четверо высопоставленных обвиняемых покончили с собой до суда. Министр хлопкоочистительной промышленности Узбекистана Усманов, и начальник ОБХСС Бухарской области Музафаров были приговорены к расстрелу. В ходе обысков были изъяты драгоценности и деньги на сотни миллионов рублей.
28 апреля 1988 г. в Мраморном зале Прокуратуры СССР состоялась выставка изъятого в Узбекистане
Среди привлеченных к уголовной ответственности по этому делу узбеков и славян было практически поровну, поэтому называть «хлопковое дело» «узбекским делом» и впрямь не совсем корректно. И знаете что я скажу? По сравнению с тем, что началась в Советском Союзе после 1989 года, и продолжается в осколках СССР до сих пор - всё это выглядит таким мелким…
20 мая 1986 года центральную площадь Ташкента оцепили военные. Солдаты вскрыли мемориал бывшего первого секретаря компартии Узбекистана Шарафа Рашидова. Останки партийного функционера захоронили на общем кладбище. Среди населения поползли слухи: это был не Рашидов, а его двойник. Якобы сам первый секретарь исчез вместе с огромными деньгами, полученными от приписок урожая хлопка — грандиозной аферы, которую сначала называли «Узбекским делом», а потом, чтобы не оскорблять национальных чувств, — «Хлопковым делом».
Республика контрастов
Начиная с 1960-х годов хлопок в СССР считался стратегическим сырьем, часть его продавали на экспорт. В год страна производила до 8 миллионов тонн, из них от 5,5 до 6 миллионов поставлял Узбекистан. Но это делалось только на бумаге.
Завышенные производственные планы были просто непосильными для республики. Поэтому на всех этапах сдачи хлопка государству процветала фиктивная отчетность.
Сначала приписки делались на уровне бригад. Затем их продолжали председатели колхозов. Далее — руководители областей и глава Узбекистана. Государство исправно платило за несуществующий хлопок, примерно половина этих денег шла на нужды республики, четверть уходила на взятки, а остальное оседало в карманах республиканского начальства.
Чтобы как-то оправдать приписки, была разработана целая система, связанная с работой легкой промышленности. На фабрики под видом хлопка отправлялись его отходы, вместо полных вагонов — пустые (подписание соответствующих документов в этом случае сопровождалось взяткой в 10 тысяч рублей), хлопок регулярно «портился» и «сгорал» на складах.
Но производственный план республики считался выполненным, и ее руководителей чествовали как передовых работников. В частности, Шараф Рашидов в 1974 и 1977 годах дважды стал Героем Социалистического Труда, имел 10 (!) орденов Ленина и большое количество других наград.
Следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Владимир Калиниченко, участвовавший в расследовании «Хлопкового дела», в интервью привел такие цифры: с 1979 по 1984 год было приписано как минимум 5 миллионов тонн хлопка. За них из государственного бюджета выплатили 3 миллиарда рублей. 1,6 миллиарда пошли на инфраструктуру Узбекистана: дороги, больницы, школы. Остальные 1,4 миллиарда рублей были потрачены на взятки и похищены номенклатурным руководством республики.
Благодаря этим деньгам в Узбекистане возродились феодальные порядки: каждый начальник, выплачивая дань «наверх», распоряжался людьми и ресурсами колхоза или района как своей собственностью. Ужасающая нищета обычных тружеников резко контрастировала с роскошными дворцами и родовыми поместьями председателей колхозов и секретарей райкомов.
Восток — дело тонкое
Наиболее одиозной фигурой в Узбекистане считался Ахмаджан Адылов, возглавлявший крупнейшее в СССР объединение из 17 колхозов, 14 совхозов и ставший фактическим хозяином Ферганской долины. Газеты наперебой рассказывали о его выдающихся достижениях в области сельского хозяйства. Но местное население знало другое: Адылов превратил трудящихся колхозов и совхозов в своих рабов. Он самовольно увеличил количество рабочего времени, в поля должны были выходить даже беременные женщины, а для непокорных построили специальную тюрьму, где людей пытали и морили голодом.
Адылов стал одним из главных фигурантов «Хлопкового дела», в 1984 году его арестовали, он просидел в Бутырской тюрьме восемь лет — пока не распался Советский Союз. Потом президент Узбекистана Ислам Каримов добился, чтобы его дело рассматривал суд республики, Адылова доставили в Ташкент и отпустили под подписку о невыезде.
Но отношения с Каримовым у бывшего феодала не сложились. Освобожденный узник решил заняться политической деятельностью и организацией собственной партии. Вскоре Адылова осудили на четыре года за хищение пяти тонн удобрений, потом, уже в заключении, постоянно увеличивали срок за неповиновение администрации и хранение наркотиков. В итоге он вышел на свободу только в 2008 году в возрасте 83 лет.
Внезапная смерть
Попытки пресечь махинации с приписками хлопка в советском Узбекистане начались еще в 1948 году, когда министр внутренних дел СССР Сергей Круглов информировал высшее руководство страны, что там широкомасштабно используются выписки фиктивных квитанций о приеме продукции. Но ни Сталин, ни сменивший его Хрущев, ни позже пришедший к власти Брежнев не придали значения масштабам коррупции в республике. Только в 1983 году, когда генсеком стал бывший глава КГБ Юрий Андропов, в Узбекистан была направлена группа следователей Генеральной прокуратуры СССР под руководством Тельмана Гдляна и Николая Иванова.
«Хлопковое дело» началось с того, что в Бухаре при получении взятки в 1000 рублей был задержан начальник местного ОБХСС А. Музафаров. При обыске в его доме обнаружили ценности на сумму 1,5 миллиона советских рублей (зарплата Музафарова составляла 180 рублей в месяц). Начальник Бухарского ОБХСС не стал отпираться и рассказал о своих подельниках, после чего аресты пошли один за другим. Были получены показания, что взятки берут руководители самого высокого уровня — вплоть до главы республики.
31 октября 1983 года Шараф Рашидов, четверть века руководивший компартией Узбекистана, при не до конца выясненных обстоятельствах скончался. По официальной версии, от кровоизлияния в мозг. По мнению тех, кто работал с ним, — совершил самоубийство, поскольку в тот день ему звонил Андропов и прямо спросил: сколько реальных и сколько приписанных тонн хлопка будет в этом году? По слухам, Рашидов исчез, оставив после себя мертвого двойника.
Бывшего первого секретаря (большинство историков считают, что никакого двойника не было) похоронили в центре Ташкента, на месте погребения начали строить роскошный мемориальный комплекс.
Зачем нужны молочные бидоны
Расследования, связанные с «Хлопковым делом», продолжались до 1989 года. Сменивший Рашидова новый первый секретарь компартии республики Инамжон Усманходжаев (до этого он был председателем президиума Верховного Совета Узбекской ССР), привлеченный в качестве обвиняемого, дал показания на членов политбюро ЦК КПСС — Е. Лигачева, В. Гришина, Г. Романова, М. Соломенцева.
Такого возглавивший перестройку страны генсек Михаил Горбачев допустить не мог. Высшие руководителя партии и страны должны были оставаться вне подозрений. Ведь никто не предполагал, что Советский Союз распадется уже через два года.
Прежде всего следовало изменить общественное мнение. Показать, что неправы сотрудники Генпрокуратуры, а не взяточники.
В 1989 году «Литературная газета» опубликовала очерк Ольги Чайковской «Миф», посвященный неправильным методам работы следователей Гдляна и Иванова. Эстафету подхватили другие печатные издания, ведь практически все они были органами компартии. Работников Генпрокуратуры обвиняли в том, что они не соблюдали процессуальных норм и выбивали из задержанных показания, чтобы прославиться и стать народными депутатами СССР. Многие фигуранты дела подали иски, утверждая, что на допросах с ними плохо обращались.
В вину следователям ставилось и то обстоятельство, что они при обысках не занимались тщательным описанием изъятых драгоценностей. Но у многих арестованных в тайниках хранились золото и украшения на сотни тысяч рублей, ювелирными изделиями набивались зарытые в землю большие молочные бидоны и глиняные сосуды. Если бы каждой вещи пришлось давать подробную письменную характеристику, эта работа заняла бы несколько месяцев. Поэтому драгоценности взвешивали, помещали в запечатанные мешки и отправляли в Генпрокуратуру, чтобы потом специальная комиссия их тщательно осмотрела и оценила.
Положение следователей усугубляло то обстоятельство, что они действительно в некоторых случаях нарушали закон. И хотя Тельман Гдлян громогласно обещал представить «чемоданы компромата» на высшее руководство партии, финал противостояния следственной группы и верхушки КПСС получился спокойным: Гдляна и Иванова потихоньку уволили из прокуратуры, но не отдали под суд, «чемоданы компромата» куда-то исчезли, никто из высшего руководства Советского Союза не был привлечен к уголовной ответственности за взятки.
Виновата Москва?
«Хлопковое дело» не удалось довести до конца, хотя по его итогам осудили около четырех тысяч фигурантов, а из высшего руководства Узбекистана свой пост сохранил только глава местного Госснаба Ислам Каримов. Как только стало ясно, что в коррупционные схемы вовлечена верхушка КПСС, работу следователей заморозили. Тем не менее именно «Хлопковое дело» сыграло важнейшую роль в скором распаде Советского Союза, население которого узнало о масштабах воровства партийной элиты.
В 1991 году Ислам Каримов, ставший президентом Узбекистана, помиловал всех осужденных по данному делу, которые отбывали наказание на территории республики (таких было подавляющее большинство). В настоящее время в местной прессе, исторических трудах и даже школьных учебниках о «Хлопковом деле» говорится, что оно было сфабриковано союзным центром с целью унижения национальной гордости узбекского народа.
Маргарита КАПСКАЯ
Просмотрено: 1 705
Галима Бухарбаева
У узбекистанской интеллигенции вдруг хватило сил тявкать на далекого врага, который вряд ли их услышит, а тем более навредит, но у нее по-прежнему нет ни смелости, ни совести говорить всю правду.
Историк Шухрат Саламов, один из активистов, вспомнивших о «Хлопковом деле», в интервью государственному агентству УзА, опубликованному 7 мая, зашел столь далеко, что назвал «преступлением против человечности» следствие, проводившееся в УзССР в 80-х годах Генпрокуратурой СССР.
Ранее он и еще четверо товарищей призвали Генпрокуратуру Узбекистана возбудить уголовное дело против руководителя следственной группы из Москвы, ныне 78-летнего пенсионера Тельмана Гдляна, и даже потребовали привлечения международных механизмов для его экстрадиции в Узбекистан, как и его коллег.
«Хлопковое дело» расследовалось в Узбекской Советской Социалистической Республике в период с 1983 по 1989 год, став первой и наиболее крупной в СССР акцией против коррупции и хищений госказны, утверждает Гдлян.
Но, по его словам, следователи не собирались останавливаться лишь на Узбекистане, а намеревались продолжить борьбу с коррупцией в других республиках Страны Советов, в том числе в областях России.
Но, как рассказал Гдлян Ц-1, многие коррупционные нити вели в Москву, что показали наработки уже в Узбекистане, по этой причине данное дело было замято, а новые не были возбуждены.
То, что УзССР утопала в коррупции, а 6 млн тонн хлопчатника она не могла давать ни при каких обстоятельствах, а лишь благодаря припискам и взяткам, шедшим в карманы всех проверяющих начальников, в том числе из Москвы, наверняка согласится каждый.
Но тем не менее «Хлопковое дело», размах, с которым оно велось, освещение в советской прессе, где узбеки зачастую были представлены средневековыми дикарями, стало вопросом чести для граждан страны, оно было воспринято как акт публичного унижения и порки всего узбекского народа.
Это ощущение многие несли в себе в 80-х годах, оно обострилось в первые годы независимости страны, в период всплеска национальных идей и самосознания, и теперь, очевидно, возродилось вновь с приходом к власти более либерального лидера – Шавката Мирзиёева.
Эти чувства понятны. Я их разделяю. Особенно близко зная историю главного фигуранта «Хлопкового дела» – Ахмаджона Адылова, помня слезы его братьев, взрослых сильных мужчин, рассказывавших о смерти их матери, – в отсутствие арестованных сыновей старая женщина опрокинула на себя казан с кипятком и погибла…
Но мне непонятно, как историк вроде Шухрата Саламова может обладать столь короткой памятью. Или, если быть совсем прямой, – зачем вновь проталкивать стране полуправду, лицемерить? Кому это нужно?
Историк должен помнить, что «Хлопковое дело» использовал Ислам Каримов – первый президент независимого Узбекистана, он взялся за реабилитацию всей республики, а значит, – за реабилитацию и возвращение в страну Ахмаджона Адылова, а затем сам же упек его тюрьму на долгие годы… В том числе по предъявленным Гдляном обвинениям!
Житель кишлака Гурумсарай Папского района Наманганской области, руководитель самого передового в СССР агропромышленного комплекса, в котором работали 40 тысяч человек, куда входили 14 совхозов и 17 малых предприятий, Адылов находился под арестом в Москве с 1984 года – он проходил ключевым фигурантом «Хлопкового дела».
После семи лет следствия в апреле 1991-го в Москве начался суд над Адыловым и группой лиц, но дело разваливалось: доказательств их вины не было.
15 ноября 1991 года Каримов собственноручно написал письмо на имя председателя Верховного суда СССР Смоленцева Е. А. с просьбой передать рассмотрение дела Ахмаджона Адылова в Верховный суд Узбекистана.
«Сам Адылов уже 8 лет находится под стражей без приговора, и дело настолько затянулось, что вызывает серьезные нарекания со стороны населения», – говорилось в письме Каримова Смоленцеву.
Москва была рада отдать дело Адылова, из которого ничего не получилось. В ноябре 1991 года он возвращается на Родину, и 24 декабря Верховный суд Узбекистана выпускает его из-под стражи под подписку о невыезде.
По всему Узбекистану пошел слух, что Каримов дал свободу Адылову. Это освобождение произошло за несколько дней до президентских выборов, на которых баллотировались Ислам Каримов и его соперник – председатель демократической партии «Эрк» Мухаммад Салих.
Адылов призвал народ в Ферганской долине – самой многочисленной части Узбекистана – голосовать за Ислама Каримова.
Но Ахмаджон-ака – не тот человек, который мог долго оставаться в тени и подчинении у Каримова. Он не мог жить в стороне от политики, и в 1992 году создал партию социальной справедливости «Тимура», а также был откровенен по поводу того, что намерен наказать всех, кто участвовал в фабрикации против него дела.
В итоге – в конце 1992 года Ахмаджон Адылов вновь был арестован. Обвинение против него звучало смехотворно: якобы он украл 5 тонн аммофоса (минеральное удобрение. – Прим. Ц-1). Несмотря на отсутствие доказательств, он был осужден на пять лет лишения свободы.
Кроме того, в 1994 году Узбекистан инициировал продолжение судебного процесса, начатого в Москве по материалам следственной группы Тельмана Гдляна. Но, как рассказывали мне родные Адылова, отношение ко всем подсудимым и их родным было гораздо хуже, чем в Москве.
Первоначально было решено провести суд в Янгиере – небольшом городе под Ташкентом, в 400 км от Намангана, где проживают основные свидетели по делу Адылова. Но в этом маленьком городке для людей, приехавших издалека, не было никаких условий: ни гостиниц, ни воды, ни туалетов.
В конце концов удалось перевести суд в Папский район. Там 15 июля и был оглашен приговор по преступлениям, якобы совершенным в годы СССР в Папском районе, – Ахмаджон Адылов был осужден на 10 лет лишения свободы, его младший брат Муминжон Адылов приговорен к семи с половиной годам лишения свободы.
В 1996 году должен был закончиться срок пребывания Ахмаджона Адылова в тюрьме, с учетом времени, проведенного под следствием с 1984 года, он должен был выйти из тюрьмы. Но неожиданно у него «находят наркотики» и вновь осуждают на три года.
По аналогичным обвинениям срок Адылова был еще продлен в 2001 году, потом в 2004-м, и в последний раз – в 2007-м на три года.
На свободу Адылов вышел лишь в 2008 году в возрасте 83 лет. К этому времени он почти потерял зрение и с момента выхода на свободу не проявлял никаких притязаний на политическую деятельность, не участвовал в общественной жизни, не говорил с прессой. Он умер в 2017 году на 92-м году жизни.
Хватит ли у сегодняшних историков страны смелости сказать о глумлении над Ахмаджоном Адыловым уже в независимом Узбекистане? О 16 годах в узбекской тюрьме по воле уже Ислама Каримова, о разрушенной жизни того самого символа «несправедливого» «Хлопкового дела»?
Или во всем только Гдлян виноват?..
Галима Бухарбаева – главный редактор Ц-1
«Хлопковое» дело
В 1986 году Советский Союз жил в предчувствии перемен. Перестройка была в самом разгаре, руководил страной Михаил Горбачев. На XXVII съезде Коммунистической партии генеральный секретарь объявил курс на демократизацию общества и ускорение социально-экономического развития. На съезде впервые прозвучал термин «рашидовщина», ставший синонимом взяточничества, феодализма, клановости. Делегаты от Узбекистана, будто соревнуясь, докладывали о преступной роли своего вчерашнего кумира – первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Шарафа Рашидова.
Пройдет год или два, и многих из тех, кто с трибуны съезда говорил о рашидовщине и необходимости борьбы с коррупцией, сами окажутся под следствием. А «хлопковое» дело бумерангом ударит по партии и нанесет ей смертельный удар.
Что же на самом деле происходило в Узбекистане? Каков был механизм колоссальной махинации, ускорившей развал СССР? Кто раскрыл эту аферу?
Проблемы, связанные с хищениями и взяточничеством в Узбекистане, возникли в середине семидесятых, когда о хлопке речь еще не шла. Первое уголовное дело, связанное со взяточничеством высокопоставленных должностных лиц, прокуратура возбудила в 1975 году: к уголовной ответственности привлекли председателя Президиума Верховного Совета республики и председателя Верховного суда Узбекистана. Вышли на председателя Совета национальностей Верховного Совета СССР Ядгар Насриддинову. Следствию удалось собрать достаточно серьезные материалы о получении Ядгар взяток, но в самый последний момент из-за вмешательства Брежнева расследование притормозили.
В 1979 году было открыто еще несколько дел. В одном (по обвинению цеховиков объединения «Гузал») фигурировали левые подпольные цеха, в другом, возникшем параллельно, обвинение предъявили начальнику ОБХСС Бухарской области Музаффарову и председателю облпотребсоюза Кудратову. Расследование этого дела поручили старшему следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Тельману Гдляну, который выехал в Бухару. От Музаффарова ниточки мздоимства потянулись на самый верх, к «отцу нации» Шарафу Рашидову, почти четверть века возглавлявшему ЦК компартии Узбекистана.
Можно не сомневаться, что при жизни Рашидова (а он был тяжелобольным человеком, ездил в сопровождении реанимации и скончался прямо на трассе по пути в Джизак), ни при жизни Брежнева «хлопковое дело» не возникло бы. Это стало возможно только при Юрии Андропове, занявшем пост генерального секретаря в конце 1982 года. Андропов готовился к тотальной перестройке Советского государства. От крупных неприятностей номенклатуру спасла его неожиданная смерть, но первый удар он нанести успел.
Выбор Узбекистана под полигон для «борьбы с коррупцией» вряд ли был случайным. Еще будучи председателем КГБ, Юрий Андропов получил подробный доклад известного ученого-хлопковода академика Мирзаали Мухамеджанова. Документ расшифровывал механизм приписок по всей технологической цепочке – от поля до завода. «Хлопковое» дело было задумано как первое в цепочке чисток высшего эшелона власти советских республик. В Узбекистане высадился мощный следовательский десант. В Москве и Московской области работники КГБ арестовали нескольких руководителей хлопкоочистительных объединений Узбекистана и директоров хлопкозаводов.
Сменивший Андропова тяжело больной Константин Черненко не захотел, а вероятнее всего, не смог или не успел свернуть расследование. По инерции андроповская линия была продолжена, хотя борьба с мафиозными группами на периферии осуществлялась уже не столь активно.
Следственная группа возбудила уголовные дела против большой компании узбекских партийных функционеров, включая первого секретаря ЦК компартии Узбекистана, секретарей ЦК, обкомов, горкомов, райкомов, министров, а также руководителей МВД республики и областных управлений внутренних дел. Впервые на скамье подсудимых оказались люди, считавшиеся неприкосновенными. Круговая порука позволяла им чувствовать себя в полнейшей безопасности, какие бы нарушения закона ими ни совершались.
К началу 1984 года группа Гдляна уже четко определилась в приоритетах, методике и тактике следствия. На первом этапе ее внимание занимали две основные персоны: первый секретарь Бухарского обкома партии Каримов и министр внутренних дел Эргашев.
«Белым чистым листом бумаги» именовал себя в первые дни ареста Каримов, твердивший, что раскаиваться ему не в чем. Довольно скоро, правда, обитатель Лефортовской тюрьмы одумался и начал давать показания. Почти ежедневно от него поступали собственноручно написанные заявления с новыми фактами и обстоятельствами получения взяток. И в то же время Каримов твердил, что беден, как церковная мышь.
Бывший первый секретарь лукавил. На его родине в Кашкадарьинской области удалось изъять принадлежащие ему ценности на шесть миллионов рублей. Со дна арыков, под деревьями в заброшенном саду, в гончарной мастерской, из стен – откуда только ни извлекались каримовские богатства. Три 100-литровых молочных бидона, доверху набитые ювелирными изделиями, асбестовые трубы, с упакованными в них золотыми монетами, банки из-под кофе с кольцами и ожерельями.
Позже следователям прокуратуры СССР ставили в вину, что при обысках в Узбекистане они не утруждали себя описанием каждой изъятой из тайника драгоценности, и это бросало тень на честность самих следователей. Однако надо учесть следующее обстоятельство. Под началом Гдляна и его помощника Николая Иванова работало более двухсот следователей, и если бы руководители группы решили сами переписать каждую изъятую вещь, только эта работа заняла бы месяцы! Драгоценности на месте взвешивались и опечатывались, а затем под охраной направлялись в КГБ или прокуратуру, где специальная комиссия снимала печать и тщательно переписывала каждый предмет.
Хлопок – сырье стратегическое, и, видимо, как политик Брежнев хотел пустить пыль в глаза внешним врагам, тем же американцам, показать завидный экономический расцвет СССР. В Узбекистан поступали нескончаемые приказы об увеличении добычи хлопка. В ответ узбекская элита докладывала все более высокие цифры по ирригации полей и урожаям хлопка с помощью «приписок».
Один из обвиняемых, бывший первый секретарь Коммунистического райкома партии (Ташкентская область) У. Мирзакулов поведал следователям о сложившейся системе приписок и хищений: «К началу хлопковой страды обком партии утверждает график сбора хлопка, устанавливает определенный процент ежедневного съема хлопка-сырца и сурово следит за его соблюдением. На основании обкомовского графика партии дает соответствующую разнарядку колхозам и совхозам. Там видят: или темпы нереальны, или положенного планом количества хлопка попросту не набрать. И тогда они идут с поклоном (на этот поклон и был с самого начала расчет) на хлопкозавод – за бумагой о приемке несуществующего хлопка-сырца. Конечно же идут не с пустыми руками – с подарками и деньгами, полученными по фиктивным табелям за выполненные работы».
Приписки хлопка, – а они совершались в республике в потрясающих размерах, – нужно было скрывать, поэтому махинации переносятся в отрасль по переработке хлопка-сырца и в легкую промышленность. Начинается усушка, утруска, угарка на заводах. Под видом хлопка шестого сорта поставлялись его отходы – линт и улюк. И вот по железным дорогам СССР курсируют пустые вагоны (но как бы заполненные по завязку), а в пассажирских вагонах едут представители хлопкозаводов, в портфелях которых – фиктивные документы, где утверждается, что пустые вагоны доверху забиты хлопком, Для того чтобы на фабриках закрывали глаза на качество и количество сырья, давали взятки. За пустой вагон такса была десять тысяч рублей, за полупустой с пересортицей – от пяти до шести тысяч.
На ткацких, швейных предприятиях Ивановской и многих других областей России, Украины и других республик руководители фабрик и комбинатов чемодан с деньгами принимают, взамен дают документы, в которых утверждается, что вагоны получили, и не пустые, а полные. И теперь вал приписок и списаний прокатывается уже здесь.
В результате планы партии, они же социалистические обязательства, выполнены досрочно. Райком рапортует в обком, последний – в ЦК, на всех площадях Ташкента и областных центров вывешиваются огромные транспаранты об очередной трудовой победе – сборе пяти-шести миллионов тонн хлопка. Рашидов рапортует Брежневу об очередной победе и направляет в Москву представление о присвоении званий Героев Социалистического Труда, представления к орденам. Те, кто уже наворовал миллионы на приписках хлопка, получают уже не мнимые, а настоящие награды и почести.
После серии арестов, произведенных в начале 1984 года, «хлопковое» дело поручили вести следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Владимиру Калиниченко. Перед следствием была поставлена задача: выявить механизмы приписок хлопка, установить реальные суммы взяток, которые исчислялись уже сотнями тысяч рублей (разовая достигала 200–300 тысяч и более), выяснить, как эти деньги расхищались, вычленить систему приписок, хищений и взяточничества и завершить расследование в сжатые сроки.
«Когда перед нами поставили задачу выявить главных организаторов приписок, – вспоминает Калиниченко, – мы вышли на министра хлопкоперерабатывающей промышленности Узбекистана Усманова и практически всех его заместителей. Это было отдельное уголовное дело, которое ушло в суд, а всего их закончено несколько десятков».
Было установлено, что ежегодные приписки хлопка составляли не менее миллиона тонн, то есть реально в лучшие, урожайные годы, при хороших погодных условиях в республике могли собрать не более пяти миллионов тонн, а в отчетности было шесть миллионов. И государство платило за шесть. А сколько при этом оседало в карманах? «Я провел планово-экономическую экспертизу за пять лет, – продолжает Калиниченко. – Только за этот период минимальные – подчеркиваю, минимальные! – приписки хлопка составили пять миллионов тонн. За мифическое сырье из госбюджета – то есть из наших общих, всех граждан Советского Союза денег – были выплачены три миллиарда рублей. Из них 1,6 миллиарда потрачены на инфраструктуру, которая создавалась в Узбекистане: на дороги, школы, больницы, а 1,4 миллиарда – заработная плата, которую никто не получал, потому что продукции произведено не было. Иными словами, только на приписках за пять лет похищены, как минимум, 1,4 миллиарда рублей. Эти деньги раздавались в виде взяток снизу доверху».
Часть средств уходило в Москву. По данным следствия, взятки получали ответственные работники из центрального аппарата, из союзного министерства. Но их масштабы не впечатляют. Один получил тысячу, другой – полторы, а третий – золотое кольцо. «Независимо от размера взятки я никого не оправдываю, и тем не менее факты – упрямая вещь, – говорит Калиниченко. – Беря эти мизерные суммы, они подписывали документы, которые позволяли воровать сотни тысяч, миллионы рублей, приобретать золотые изделия килограммами… Я их всегда спрашивал: “Вас чисто по-человечески не унижало, что дельцы, которые гребли миллионы, вам давали копейки? Они же просто презирали вас как законченных мразей, которым достаточно налить бутылку водки, грубо говоря, накрыть стол в кабаке”… По-разному реагировали. Охали, ахали… Я это к чему веду? Баснословные взятки в Москву не поступали…»
К началу 1989 года судами было рассмотрено 790 дел этой категории, по которым значилось более 20 тысяч человек, вовлеченных в преступную деятельность. Эта цифра, конечно, поражает, но из этих двадцати тысяч к уголовной ответственности было привлечено всего 4500 человек, из которых только 700 были арестованы.
Среди осужденных же по так называемым хлопковым делам: 430 директоров совхозов и председателей колхозов и 1300 их заместителей и главных специалистов; 84 директора хлопковых заводов и 340 главных специалистов этих заводов; 150 работников легкой промышленности Узбекистана, РСФСР, Украины, Казахстана, Грузии и Азербайджана; 69 партийных, советских работников, работников МВД и прокуратуры. Среди привлеченных к уголовной ответственности русских и узбеков было практически поровну.
Когда в Узбекистане арестовали всех, кого можно, следователи группы Гдляна – Иванова потянули за ниточку дальше, и она привела в Москву. Арестовав попутно зятя Брежнева, бывшего первого заместителя министра внутренних дел Юрия Чурбанова, следователи занялись представителями самых высших эшелонов власти. Они говорили, что «узбекское» дело – на самом деле только часть дела «московского» и главные коррупционеры сидят в Кремле.
19 октября 1988 года был арестован по подозрению во взяточничестве бывший первый секретарь ЦК КП Узбекистана И. Усманходжаев. На допросах он охотно рассказывал, как давал деньги союзным министрам, руководителям правоохранительных органов, секретарям ЦК КПСС, членам Политбюро. Властям это не понравилось. В результате Гдлян и Иванов были отстранены от дальнейшего ведения дела Генеральным прокурором СССР Сухаревым.
Как по команде хвалебные статьи и репортажи сменились разоблачениями: оказывается, следователи грубо попирали закон, не соблюдали никаких процессуальных норм. А как же золото и купюры в тайниках? Газеты разъясняли: тайники с сокровищами в Узбекистане обнаружили не Гдлян с Ивановым, а аппарат КГБ, который провел за них всю основную работу. Иванов и Гдлян присвоили себе плоды чужого расследования, чтобы спекулировать на чувствах советского народа.
Гдлян Тельман Хоренович
Борьба была долгой. Власти выкидывали строптивцев из прокуратуры, пытались арестовать, народ вставал на защиту своих любимцев, а сам Гдлян грозился выбросить на суд публики чемоданы с «кремлевским» компроматом. В ответ фигуранты «узбекского дела» подали иск на следственную группу, обвиняя ее в «выбивании» показаний.
На трех cъездах народных депутатов СССР это дело находилось в центре внимания, было предметом острых дискуссий и обсуждений. Неоднократно возвращались к нему и на сессиях Верховного Совета.
Все окончилось спокойно: Гдляна с Ивановым не посадили, чемоданы с компроматом, наверное, до сих пор пылятся где-то на чердаке. Несмотря на все громкие заявления, никто из высшего партийного руководства бывшего Советского Союза к уголовной ответственности как взяткополучатель привлечен не был. «Хлопковое» дело развалилось само собой, вместе с распадом Советского Союза и уходом в небытие прокуратуры СССР.
Из книги Большая Советская Энциклопедия (ДЕ) автора БСЭ Из книги Преступники и преступления. С древности до наших дней. Заговорщики. Террористы автора Мамичев Дмитрий Анатольевич автора Гранильное дело Из книги Большая Советская Энциклопедия (ГР) автора БСЭ Из книги Большая Советская Энциклопедия (ГО) автора БСЭ Из книги Большая Советская Энциклопедия (ХЛ) автора БСЭ автора Серов Вадим ВасильевичА у меня, что дело, что не дело, / Обычай мой такой: / Подписано, так с плеч долой Из комедии «Горе от ума» (1824) А. С. Грибоедова (1795-1829). Слова Фамусова (действ. 1, явл. 4).Иронически о бюрократическом ведении дел в
Из книги Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений автора Серов Вадим ВасильевичДело чести, дело славы, дело доблести и геройства Из Политического отчета Центрального Комитета ВКП(б) XVI съезду партии, который прочитал И. В. Сталин (1878-1953) 27 июня 1930 г. Так руководитель партии выразился о труде и должном к нему отношении в СССР.Используется как шутливое
