Как понимать зрение духовное.

Как много мы знаем женщин-иконописцев? Пожалуй, что никого. Виной тому не изученность темы. Однако, как свидетельствуют документы прошлого, уже в конце XVII века занятие женщин этим видом творчества не было редкостью.

А два века спустя в России было не менее 86 монастырей и общин, в стенах которых над созданием икон трудилось от 2 до 60 художниц.
В крупных городах было по несколько иконописных учреждений, где работали светские женщины-иконописцы. Некоторые из них являлись одновременно и владелицами таких мастерских. Нередки примеры самостоятельно работающих иконописательниц. Причем, среди них были как любители, так и профессиональные художницы.
Таким мастером была монахиня Иулиания (Мария Николаевна Соколова 1899-1981), родившаяся в семье священника и получившая профессиональное художественное образование.

Мария рисовала с 4 лет. В 9 она поступила в Московскую женскую гимназию ведомства императрицы Марии Федоровны. А в 18 лет стала заниматься в студиях художников Ф.И.Рерберга и А.П.Хотулева. Получив диплом, Мария Николаевна преподавала рисование в московской школе, в Рогожско-Симоновском районе. Но когда ей предложили прочитать лекции на атеистическую тему, она ушла из школы. И поступила в Объединение научно-технических издательств, где работала художником-графиком до 1954 года.
На обучение иконописи 21-летнюю Марию Николаевну благословил отец Сергий, преемник ее духовного отца. Он направил юную художницу к Василию Осиповичу Кирикову.

Мария Николаевна написала тогда копию с чудотворного образа Владимирской иконы Божией Матери – Заступницы Земли Русской. В период обучения она совершает поездки по северным городам, с тем чтобы изучить древние фрески и сделать с них зарисовки.

Мария Николаевна продолжала трудиться и в годы войны: писать иконы и работать в издательстве. После смерти матери она переехала с сестрой в поселок Семхоз близ Сергиева Посада.

Досок для икон в то время достать было невозможно, поэтому Мария Николаевна писала на бумажных, картонных и грунтованных с двух сторон холстиках – «таблетках». Это были миниатюрные иконы с изображением двунадесятых праздников и избранных святых.

В 1946 году произошло знаменательное событие – была вновь открыта древняя русская святыня – Троице-Сергиева Лавра. Предстояло возрождение обители. Она находилась в полном запустении. В Трапезном и Покровском храмах были устроены увеселительные заведения. На забеленных стенах «красовались» лозунги. Мария Николаевна, как художник-иконописец, получила приглашение в Троице-Сергиеву Лавру. С этого времени начался основной период в ее творческой жизни.

Мария Николаевна посвящает себя иконописи, реставрации и обучению молодёжи. Ею расписана Серапионова палата, написаны иконы для иконостаса Никоновского придела Троицкого собора и образ преподобного Сергия, помещенный у гробницы с его мощами, созданы иконы «Явление Пресвятой Богородицы преподобному Сергию», «Собор Русских святых», «Собор святых града Владимира», «Собор Ярославских святых», «Собор святых первосвятителей всея России», «Собор святителей, в земле Российской просиявших» и многие другие.

А в 1952-1954 годах Мария Николаевна работала над трёхъярусным иконостасом для Свято-Сергиевского храма в городе Ферган – копией иконостаса Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. Для храма из Лавры была привезена икона с частицей святых мощей. По причине крайней удаленности и трудности доставки икон они писались на холстах в Лавре. Мария Николаевна на поезде привезла рулоны и со своей ученицей Е.С.Чураковой уже на месте приклеивала холсты на доски. К празднику Рождества храм был обновлен.

Мария Николаевна уже на первых порах работы в Лавре собрала группу помощников из нескольких молодых художников. Они переносили рисунки с эскизов на стену, раскрывали цвета, растирали натуральные краски.
В 1958 году в стенах Московской Духовной Академии она организует уже свой иконописный класс.

Студенты, желающие заниматься иконописью, в основном не имели художественной подготовки. Учитывая это, Мария Николаевна постепенно, опытным путем создала свою программу и метод обучения, сделала наглядные образцы.

Было написано «Руководство для начинающих иконописцев», где доступным языком описана вся техника иконописи: от грунтовки доски до золочения. Но, пожалуй, главное, чему учила монахиня Иулиания, было назначение иконописи.

«Изображение, тесно связанное в храме с богослужением и богословием, здесь уже перестает быть просто искусством, услаждающим зрение, оно получает высшее назначение, именно – служить вечному спасению человека. Художественное изображение Церкви есть проповедь, только не словом, а образом».

Этой проповеди – длиною в жизнь – и посвятила себя Марина Николаевна Соколова, монахиня Иулиания.

Анастасия Некрасова

Почему счастливые и успешные люди бросают все и уходят в монастырь? Может ли современный человек идти путем преподобных? Предлагаем вашему вниманию интервью с м онахиней Иулианией (Денисовой), насельницей Свято-Елизаветинского монастыря (г. Минск), вошедшее в книгу Юлии Посашко «Монахи», которая выходит в .

45 сумок, 35 пар обуви, шкаф косметики, собственная отдельная квартира - ешь, пей, веселись! А в душе крик: «Я так больше не могу!» Ирина Денисова, знаменитый на всю Беларусь регент, ушла в монастырь на пике успешности. Вырастила троих детей, добилась признания в мире музыки, добилась всего… О ней даже сняли фильм - «Регент». А через несколько лет вышел уже второй фильм - «Инокиня»…

Наш рассказ о том, как пришла к монашеству женщина, о нем никогда не мечтавшая…

Жизнь по плану

- Матушка Иулиания, в фильме «Инокиня» Вы сказали, что и не думали о монашестве, а решились на него вдруг, за три дня. Что произошло в эти три дня?

Мне приходилось на этот вопрос много раз отвечать: как так - не собиралась, а тут засобиралась? Я до сих пор не знаю, как же это правильно объяснить…

Те три дня были верхушкой айсберга, к этому действительно шла вся жизнь. Сейчас мне, как сквозь прозрачное стекло, стала видна вся моя предыдущая судьба как подготовка к этому окончательному событию.

Были моменты, когда я шла в прямо противоположном от Бога направлении. Знаете, теперь я думаю, что Господь дает возможность выбора, некую вариативность каждому человеку. Человек все время норовит сойти со своего пути и соскальзывает в грех, а Господь его «ловит» там и ищет для него другую дорожку.

- Так с Вами и произошло?

Да. Моя душа всегда была ищущей, еще с юности. «Ловить» промысел Божий я пыталась, даже будучи неверующей, некрещеной. Хотелось какой-то чистоты… Откуда мне было тогда знать, что такие категории не живут в греховном существе, которое Бога не знает, не обращается к Нему, живет только собой: все эти «я, я, я» уже с детства накладывают свой отпечаток…

Дорога через оккультизм

- Что было во внутренней жизни до того, как Вы пришли к вере?

Творчество, загнанное внутрь. Вообще хороший вопрос: чем можно жить, когда не знаешь Бога, какой внутренней жизнью? Какая-то тайная жизнь души и поиск смысла - были. Внутри – трагедия, поиск, неудовлетворенность… Все не удовлетворяло.

- У Вас никогда не было соблазна подменить смысл жизни детьми, работой?

Смысл жизни в детях, в служении, в работе, - это все земное. Душа-то чувствовала, что она не отсюда! Но сформулировать это не могла. Поэтому искала, где только возможно. А в начале 90-х – как всегда на сломе эпох – вдруг становится очень популярным вызывание духов, оккультизм, астрология, всплывают имена Блаватской, Рерихов. Буквально через месяц после того, как я приняла крещение, мне предложили абонемент в школу астрологии Павла Глобы…

Никто не знал толком, что это такое, но интеллигенция покупается на такие «штучки». Дьявол понимает социальное устроение человека и действует в той терминологии, которая тому близка. В моем случае это было такое избранничество: «это для избранных, какой-нибудь рабочий с завода не поймет, а ты же не кто-нибудь, ты высококультурный человек!»

Мы составляли гороскопы, занимались хиромантией, а к тому времени, как у моего младшего сына Игната был обнаружен рак почки в последней стадии, мы проходили медицинскую астрологию - «коррекцию здоровья по гороскопу».

- Какая злая ирония: вроде бы учились лечить людей, а собственные дети заболевали…

Да, мои дети очень страдали от всего этого - они переболели чуть ли не всеми болезнями, какие только есть, все больницы Минска были мне известны. Я почему-то - вот удивительно! - не связывала это со своими занятиями астрологией.

Мне казалось, это временно: еще чуть-чуть, и я найду какой-то «философский камень», и все эти беды пропадут. Самая большая загадка в жизни моей на сегодняшний день - как Господь меня вытащил из этого всего!..

Астрологический этап моей жизни был самым нагнетающим и подводящим к какой-то катастрофе. Я ее чувствовала всем своим существом, знала, что нечто страшное должно произойти.

За три недели до своего обращения к Богу я написала такое стихотворение:

Мое сердце

Сердце спит в оковах скуки –
Видно так ему уютней.
И ничто его не тронет,
Не освободит от плена:
Ни раздумье о печальном,
Ни известие о тайном.
Даже смерти лик ужасный
Ото сна его не будит.
Я от сердца отделилась –
Вот живу, пою, стенаю,
Причитаю, как торговка,
О всеобщем равнодушьи,
Растреклятым спящим сердцем
Ничего не ощущая,
Не мечтая, не страдая,
Зная все уж до могилы.
Как легко мне притворяться,
Что в груди огни и бури!
Это мне труда не стоит –
Все «обманываться рады».
Знаю: с сердцем беспробудным,
С онемевшею душою
Я накличу столько горя,
Сколько прежде не знавала.
Знаю: беды – не ошибки,
Их исправить невозможно.
Где же Тот, Кто не позволит
Злому сердцу умереть?!

Это было в начале декабря 1991 года. А через неделю я узнала диагноз Игната…

К Богу меня привела болезнь сына, это совершенно точно. Это была последняя «кнопочка», на которую Господь нажал.

Призыв

- Когда Вы впервые всерьез задумались о монашестве?

Всерьез - только перед самым уходом в монастырь. А до этого - что вы! Я очень прагматичный человек. Мечтать о монастыре мог Серафим Вырицкий, или отец Иоанн (Крестьянкин), которых в 8 лет благословили на монашество, а монахами они стали после 50-ти. А мне - чего мечтать? Даже когда старшие дети уже подросли, я себе говорила так: «Минуточку! Может о монастыре человек рассуждать, если его младшему ребенку 13 лет? Не может».

Сейчас я понимаю, что не обязательно сразу быть Серафимом Саровским, что человек, приходящий в монастырь, ничем не отличается от мирянина. Только желанием стать когда-нибудь монахом. Мы что, какой-то избранный народ? В монахи берут каких-то особых людей?

- А разве нет?

Конечно, нет. Конечно, нет!

- А зачем тогда идти? Что там есть такого?

- «Тайна сия велика есть». С человеческих позиций такой шаг - абсурд. Молодой девушке, окончившей школу в центре Минска, разве не абсурдно становиться монахиней, а не поступать в БГУ (Белорусский государственный университет – ред.) ? Абсурдно. Современному человеку это еще труднее понять.

И все-таки необходимость выбора – монастырь или семья – сегодня для верующего человека совсем не очевидна. Христиане живут в миру, молятся, ходят в храм и ни о каком выборе не думают. Но ведь что-то заставляет сделать такой решительный шаг. Что это - призыв?

Вот! Вот правильно, вот слава Богу! К этому слову я и подводила. В монастырь нельзя попасть без метафизического вмешательства Бога в твою жизнь. Не получится это просто так, по какому-то плану: воцерковился, ходил в Свято-Елисаветинский монастырь на службы, настоятель такой замечательный, исповедался у него и подумал: «А не пойти ли в монастырь?»

У каждого человека совершенно по-своему складывается жизнь. Сестре, которая пришла в монастырь предпоследней, 75 лет. А последней - 19. Мотивы, жизнь - совершенно разные!

Но у всех схоже одно: мы почувствовали какой-то последний, решительный призыв - хотя каждый в разных словах это объясняет. Но так или иначе в этих объяснениях звучит нечто не аргументированное, не сводящееся к чистой логике.

Другой талант

Мать Иулиания, Вы многие годы работали регентом, Вам удалось создать необыкновенный хор. Чем не прекрасная служба Богу и людям в таком качестве?

Мне было нельзя остаться в миру. Моя внутренняя жизнь перестроилась таким образом, что я каждую секунду ощущала: я так жить больше не могу. Я не понимала, почему! Просила Бога, чтобы Он что-нибудь сделал со мной.

У меня просто накопилась невозможность так больше жить. А потом Господь стал давать «подсказки» - куда идти дальше.

В какой-то момент я пришла к духовнику: «Я так не могу больше, надо что-то со мной делать! Может, мне в монастырь пойти?» Он ответил: «Ну, иди в монастырь!». Это была суббота. Потом он подумал немного и сказал: «Я поговорю с сестрами, помолимся… Приходи в понедельник».

За эти три дня произошел последний этап становления. Когда ракету готовят, сколько лет ее строят, сколько денег вкладывают, потом кто-то на кнопочку нажал, сказал «Поехали», махнул рукой, и… полетел Гагарин в космос. От одного нажатия кнопочки. Три дня - это была вот эта кнопочка. Для меня вдруг все стало ясно, все изменилось.

Я сама стала другая, перестала себя узнавать. Все задавала себе вопрос: «Это что, я? Иду в монастырь?!» И сама себе отвечала: «Да, я сама совершенно точно иду, без всяких колебаний. Другого пути у меня нет».

- Как Ваше неожиданное решение далось Вашей семье, друзьям, коллегам?

Все недоумевали: не хотели люди принимать этого, отпускать не хотели. Кто-то плакал, кто-то возмущался. Одни говорили: «Ты зарываешь талант в землю!», не понимая, что это слова из евангельской притчи, а я иду как раз туда, где учатся жить по Евангелию! Монастырь - как раз то самое место, где талант (другой, не музыкальный) и раскроется в нужную сторону.

- Вам самой не было страшно так резко менять свою жизнь?

Было. Я подозревала, что не знаю того мира, который мне откроется, и боялась: а что, если он будет для меня невыносим? Я же максималистка: если ухожу - значит ухожу, без всяких «но», с концами. На это надо было решиться.

А я ведь только достигла благосостояния и какого-то максимального успеха в миру: было уважение, были какие-то достижения, и вдруг - бросать все это и идти в другую социальную среду… Ведь это же все равно, что родиться! Ребёнку во время родов тоже очень страшно и больно, он не знает, куда его толкают. Здесь точно так же: была «накатанная» жизнь, где ты знаешь каждый закоулок. А тут ты должен все поменять. Всё! Человек может переехать в другой город, может из генералов оказаться разжалованным в солдаты, может развестись, поменять свой социальный статус. А здесь - все одновременно, в один момент. Ты совершенно перестаёшь быть тем, кем ты был, неизменным остается только твой внутренний мир. Ты только его и приносишь с собой в монастырь. Это все очень непросто. Есть только одно, что все уравновешивает - Христос, ради Которого ты все это делаешь.

Документальный фильм «Инокиня» был снят в 2011 году киностудией во имя св. мч. Иоанна воина.

3 октября в 19:00 в культурном центре «Покровские ворота» по адресу (ул. Покровка, 27, стр. 1) состоится презентация книги Юлии Посашко «Монахи» (Никея, 2014). О пути к Богу, о сомнениях и решимости, о слабости человеческой и силе Божией, которая невозможное делает возможным, рассказывают люди, идущие этим путём.

Гости вечера:

• инокиня Иулиания (Денисова), выпускница Ленинградской Государственной консерватории, одна из самых заметных людей в современной церковной музыке, руководитель известного хора и автор более 150 песнопений и гармонизаций - ныне насельница и старший регент Минской Свято-Елисаветинской обители
• игумен Нектарий (Морозов), постриженник московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры, в настоящее время несущий служение в Саратовской епархии, в прошлом - журналист, выпускник факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, сотрудник газеты «Аргументы и факты».

В Минске музыкант Ирина Денисова - личность известная.

Её решение уйти в монастырь многие восприняли как эпатаж. Коллеги не понимали: ведь недавно они весело праздновали её 50-летний юбилей. И вдруг та бросила курить, перестала носить джинсы, собрала вещички и отправилась в монастырь!

ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ. В действительности это «вдруг» случилось с Ириной пятнадцатью годами раньше, после чудесного исцеления младшего сына. «В 4 годика у Игната обнаружили опухоль почки, - говорит Ирина. - По размеру она была в два раза больше самой почки. Рак в последней стадии. Когда врачи делали операцию, опухоль треснула, раковые клетки пошли в брюшную полость. Ситуация катастрофическая. Игнат проходил тяжелейший курс химиотерапии и облучения, но врачи ничего не обещали…

Я к тому времени была крещёная, но в церковь не ходила. Зато посещала астрологическую школу Глобы. Составила гороскопы на всех членов семьи. Думала, что всё знаю, что мне открывается духовный мир.

Потом поняла, что, когда попадаешь в духовный мир с чёрного хода, это чревато последствиями. Меня стали мучить ночные кошмары. Я спала с включённым светом, а под подушкой держала «Молитвослов», из которого наизусть знала только «Отче наш».

Но, когда заболел Игнат, мне хватило ума понять, что спасение не в гороскопах, а в Боге.

И мы поехали за 200 км от Минска в Жировицкий монастырь, где находится чудотворная икона Божией Матери. К иконе тянулась большая очередь.

И вот мой маленький, тоненький, лысенький (действие химии) Игнаша поднялся по ступенькам к образу Богородицы и стал что-то шептать.

Это был момент вечности. Время остановилось…

Господь послал мне такую пламенную веру, которой, быть может, у меня даже сейчас нет. Я ни на секунду не сомневалась, что Бог исцелит Игната.

Но больше всех верил сам сын. Он рассказал, что попросил у Божией Матери выздоровления и… 300 долл. на конструктор «Лего». Оказывается, увидел в витрине игрушечный аэропорт. А на коробке цена - 300 долл. Для нас это была огромная сумма.

Я, грешная, не поверила, что Богородица и в этом поможет. Стала думать, у кого занять денег, потому что Игнату нравилось фантазировать: «Я думаю, Богородица мне пришлёт маленькую машинку, а под ней 300 долларов». Вскоре позвонила мама моей школьной подруги, с которой мы не общались больше 10 лет, потому что она эмигрировала за границу. Каким-то образом она узнала о болезни Игната, передала письмо. Там было ровно 300 долларов…

Может, это и лишнее - вспоминать про доллары. Но ведь так оно и было! И для 4-летнего ребёнка, измученного химией и облучением, игрушечный аэропорт, о котором он мечтал, стал невероятной радостью.

Спустя 10 лет после нашей поездки в монастырь Игнат, будучи студентом музыкального колледжа, давал в филармонии концерт, на который мы пригласили докторов из онкоцентра.

Лечащий врач сына Рэйман Садекович, обхватив Игната руками, радостно говорил: «Это же чудо! Его Бог спас!» Сейчас сын учится на пятом курсе Московской консерватории».

Вместе с болезнью сына Ирину ждало ещё одно испытание - из семьи ушёл муж: «Тогда я восприняла это как предательство - у нас трое детей, мы прожили вместе 12 лет. Мне казалось, что у нас высокая, духовная связь.

На самом деле я всё это себе насочиняла ещё до встречи с мужем. И, кто бы ни стал моим избранником, он был обречён на идеализацию. А мой муж был таким, какой есть.

Сейчас я вижу свой семейный путь как необходимый этап в моём приходе в монастырь.

Я по жизни была первым номером, мне многое давалось легче, чем остальным, - и в школе, и в консерватории. А я не понимала, что талант - это дар Бога. Думала, это исключительно моя заслуга. Была высокомерной, гордой, тщеславной, эгоистичной. Такого человека Богу спасти очень трудно, поэтому Господь с разных сторон ко мне подходил, чтобы у меня появилась возможность исправиться.

Тогда, 20 лет назад, я осталась одна с тремя детьми. Денег хватало только на еду. Детей одевала благодаря гуманитарной помощи. Они часто болели. Я страшно переживала развал семьи.

Однажды стою в храме, плачу. После службы ко мне батюшка подошёл, спрашивает: «Ну что такое случилось?» Это был отец Андрей, человек, который в будущем благословит меня принять монашеский постриг.

Тогда я батюшке про всю свою жизнь рассказала.

А он мне: «Но ведь ты мужа когда-то полюбила, значит, увидела в нём образ Божий». Это теперь я за него каждый день молюсь, а тогда много времени ушло на то, чтобы простить».

БЛАГОСЛОВЕНИЕ СТАРЦА. С матерью Иулианией (это имя Ирина получила при постриге) мы общаемся на территории монастыря. Это район на окраине Минска, где располагаются республиканская психиатрическая больница, тубдиспансер, интернаты (детский и взрослый) для людей с отклонениями. Своего рода район отверженных. Для них-то в своё время и задумал построить часовню отец Андрей.

Поехал за благословением к своему духовнику, старцу Николаю Гурьянову на остров Залит Псковской области. Батюшка Николай cказал: «Молитвами больных вы спасётесь».

И сегодня в «районе отверженных», на месте, где 15 лет назад был пустырь, стоит Свято-Елисаветинский монастырь - самый крупный православный женский монастырь в Беларуси. Отец Андрей - духовник обители. А мать Иулиания руководит монастырским хором, который вышел за сугубо церковные рамки и стал культурным явлением.

«Когда я уходила в монастырь, коллеги говорили: «Ты зарываешь талант в землю». Но вышло наоборот, потому что монастырь - место творческое».

По благословению отца Андрея мать Иулиания занимается не только духовной музыкой. Один день в неделю она проводит на подворье монастыря, где бывшие алкоголики, наркоманы, бомжи становятся на путь исправления. С ними матушка разучивает песни, какие - братья выбирают сами.

И можно увидеть такую картину: матушка за синтезатором и братия подворья с гитарами репетируют песню Макаревича «Новый поворот». «Для них сейчас и правда новый поворот. Что он им несёт - сорвутся снова в пропасть или пойдут ввысь, к Богу?»

Недавно мать Иулиания приезжала с хором монастыря на фестиваль духовной музыки в Санкт-Петербург - город, где она окончила консерваторию.

Спустя 30 лет вернулась сюда в монашеском облачении и с другим именем: «В молодости я часто задумывалась: в чём смысл жизни? Неужели только в том, чтобы прожить её благопристойно, воспитать детей, написать энное количество музыки? А потом тебя закопают в землю. Ну скажут хорошие слова. Но тебе-то от этого что?

И лишь когда мне открылся Бог, возможность вечности и бессмертия души, тогда всё стало на свои места. В результате страшная болезнь Игната привела меня к свету.

И теперь я твёрдо знаю, что если Бог и попускает совершиться злу, то только для того, чтобы потом это пошло на благо человеку».

Мария Николаевна Соколова родилась 8 ноября 1899 года. Это день святого архистратига Божия Михаила. Отец её был священником, как и дядя со стороны отца, мама - из священнической семьи, ее отец тоже был священником. Родилась в Москве, папа служил в храме в честь Успения Пресвятой Богородицы на Гончарной улице около Таганки. Сам отец Николай был очень музыкальным и художественно одарённым человеком. А его старший брат Александр окончил Петербургскую академию художеств. Этот художественный дар бродил в генах семьи и очень ярко проявился в Марии Николаевне. Мама у неё была женщиной образованной, окончила Филаретовское женское училище, которое было основано митрополитом Филаретом (Дроздовым) специально для дочерей священнослужителей.

Родители Марии Николаевны – священник Николай Соколов и Лидия Петровна

У Маши было 2 сестры – Лидия и Серафима. Про Серафиму известно немного, а с Лидией Мария Николаевна всю жизнь жила вместе. Сама она замуж не выходила, жила с семьёй сестры. Родители не только сами были верующие, но и детям смогли привить любовь к Богу и церкви. Есть фотография Марии Николаевны в возрасте лет пяти, уже на ней она выглядит серьёзным и глубоким человеком. По воспоминаниям всех знавших девочку людей, она действительно была такой. Не любила гулять с подругами, у неё не было обычных девичьих интересов, она всегда была сосредоточена на своём внутреннем мире.

Сестры Мария (стоит) и Лидия Соколовы

Однажды она пришла домой с улицы и сказала маме, что видела в небе большой красивый крест, украшенный драгоценными камнями. Мама попросила изобразить увиденное, и девочка нарисовала крест на бумаге. Это детское видение стал прообразом её крестоносного служения Церкви и людям. Рассмотрев рисунок, мама обнаружила у дочки способности к рисованию и стала их развивать. В 9 лет Мария поступила в Московскую женскую гимназию, которая находилась в ведомстве императрицы Марии Фёдоровны.

Очень важным человеком был для Марии отец. В детстве именно он занимался ее духовным развитием. Когда ей было 12 лет, отец умер, и девочка почувствовала острую потребность в духовном руководстве. Она стала молиться Николаю Чудотворцу, прося послать ей такого наставника. Кто-то из друзей посоветовал пойти в Храм святителя Николая на Маросейке, где тогда служил отец Алексий Мечёв. Когда москвичи приезжали в Оптину пустынь, то старцы Феодосий и Анатолий говорили: «Зачем вы к нам ездите, у вас в Москве свой старец есть», - имея в виду отца Алексея. Он особенно дружил с оптинским старцем Анатолием и говорил: «У нас с ним один дух». Этот дух был духом любви - благодатным, всепрощающим, всеисцеляющим. Когда отец Алексий умер в 1924 г., патриарх Тихон, который между двумя пребываниями в тюрьме в это время оказался на свободе, сам пришёл его хоронить. И вот этот знаменитый старец, ныне канонизированный, стал духовным отцом Марии Николаевны. Когда первый раз Маша пришла к отцу Алексею, он посмотрел на неё и сказал: «Давно я ждал эти глаза». Батюшка сразу понял, с кем имеет дело, будучи прозорливым и мудрым. С первой же исповеди Маша начала записывать все, что говорил ей отец Алексий. Позже она напишет наиболее полное воспоминание о нём.

Храм святителя Николая на Маросейке известен еще как храм Николы в Клёниках. В храме есть икона Алексия Мечёва, которую написала ученица Марии Николаевны – икона с житийными клеймами. И одно житийное клеймо называется: отец Алексий благословляет Марию на написание икон. Перед смертью отец Алексий всех своих духовных детей передал своему сыну – Сергию Мечёву, который был достойным преемником своего отца.

Время духовного становления Марии Николаевны совпало с особенно тяжёлыми и бурными событиями в России. В 1917 году ей было 18 лет. Все мы помним, что такое 17-й год в России! Это были не трудности, ни проблемы, ни война, а катастрофа - русский мир опрокинуло. Все было перевернуто вверх ногами! Когда еще был жив отец Алексий, каждую субботу после службы он проводил краткий молебен перед чудотворной Феодоровской иконой Божией Матери. Однажды во время молебна из глаз Царицы Небесной покатались слёзы. Наступал как раз 17-й год. Пречистая чувствовала, какие испытания готовит Господь России, и плакала о русских людях.

Обычный круговорот жизни начал ломаться всё более коренным образом. Вечером трамвайное движение прекращалось, идти можно было только пешком. Батюшка благословил двух девушек - Машу и её подружку, - чтобы они жили на одной квартире и ходили в храм вместе. Было очень страшно до тех пор, пока батюшка не благословил, а потом сразу стало на душе спокойно - крепкая вера в молитву батюшки делала девушек бесстрашными. А частые исповеди и причащения давали им бодрость и покой. В это время многие уехали из России. Храм располагался в центре Москвы, и среди прихожан было очень много интеллигенции - учёные, художники, писатели. Отец Сергий Мечёв умел обращаться с интеллигентными людьми, умел проповедовать именно в этой среде. Он сам был образованным человеком и для многих интеллигентов его проповеди были откровением. Отец Алексей своих духовных чад не благословлял на отъезд. Он говорил: «Мы виноваты, мы согрешили перед Господом, а не кто-то другой. И никто не должен отказываться пить общерусскую чашу горечи, чашу наказания, которую нам дал Господь»

Семья Марии Николаевны не уехала. И в 17-м году девушка окончила гимназию и стала заниматься в студии художников Рерберга и Хатулёва. С 20-го по 29-й год она преподавала рисование в московской школе. Однажды в этой школе ей предложили провести атеистическую беседу. Марии Николаевне ничего не оставалось, как написать заявление об уходе, потому что такую беседу она провести не могла.

Мария Николаевна в 1918 году

Уйдя из школы, поступила в объединение научно-технических издательств, где работала художником-графиком. Работала там до 1954 г. Эта работа давала ей возможность свободно располагать своим временем. Несмотря на трудности и атеистическую разнузданную пропаганду, которая велась в стране, община храма под руководством Мечёвых постоянно росла. У них были распределены обязанности – послушания, как в монастыре. Марии Николаевне, которая ежедневно посещала храм, была поручена ризница. Это место, где хранятся облачения священников. Она должна была смотреть за порядком в очереди на исповедь, чтобы не было столкновений. Умер отец Алексий, и попечение перешло к отцу Сергию. По благословению отца Сергия в церкви Николы в Клениках был восстановлен нижний храм. Опытные мастера - реставраторы из старообрядцев воссоздали древнюю архитектуру. Отец Сергий был большим почитателем и знатоком старинной иконы. И именно он благословил Марию Николаевну обучаться иконописи у Василия Осиповича Кирикова. Первая работа, сделанная Марией Николаевной, - копия с чудотворного образа Владимирской иконы Божией Матери.

Мария Николаевна на Севере

В 28-29 гг. она совершает поездку по северным городам, чтобы изучать северные фрески. Позже в книге для начинающих иконописцев она напишет: начинать работу над иконой нужно с изучения старых мастеров. Во-первых, надо уважать труд людей, которые 9 веков работали для Церкви, - их знания и умение. И начинать нужно с копирования. В результате изучения их техник, приходит и собственное мастерство. Будучи на Севере, она осознала необходимость сохранения и развития именно древних традиций иконописи. Молодая художница твердо поверила в то, что это не должно умереть. Между тем опасность была вполне реальна. После войны, и в Церкви, и в Лавре осталось очень мало сторонников старинного письма. Появилось живописное направление, когда святых изображали, как на картинах итальянских мастеров. А о древнем русском письме говорили: примитивно, упрощённо, схематично… К тому времени в советской России не осталось практически ни одного иконописца, работали только реставраторы. Мария Николаевна, по сути, целиком воссоздала искусство иконописи на Руси. Заслуга Марии Николаевны и в том, что она отстояла старую школу. Она говорила: ни в коем случае нельзя поддаваться художественности, потому что икона это не картина. У иконы и картины разное назначение. Иногда смотрят на такую картину и говорят: это Нестеров или Коровин? – А между тем на иконах изображён Христос Спаситель. Икона прежде всего создана для молитвы. Не для того, чтобы ею любоваться. Когда мы смотрим на икону и получаем от этого эстетическое удовольствие, это все-таки побочное действие. Основное назначение иконы – помощь нам в молитве. Икона, своей плоскостью, отгораживает нас от страстей и усмиряет их. Мы не разглядываем, как хорошо выписана роса на розочке, а пытаемся прийти в молитвенное состояние. Даже в Лавре Мария Николаевна не встречала понимания и очень долго сражалась за возвращение к старым канонам иконописи. В это время она написала несколько богословских трудов, посвященных в основном иконе.

(mc4.jpg, left, 5, 5)30-40 годы стали для Марии Николаевны временем накопления знаний и материала. Она копировала старых мастеров. Ее копии сохранились в частных собраниях, многие были вывезены за рубеж. В это же время молодая художница решила принять монашество. Отец Сергий Мечёв был в ссылке, и она несколько раз ездила к нему и привозила письма. Сохранилось письмо отца Сергия к Марии Николаевне, вероятно, после того, как она попросила у него благословение на постриг. Он пишет: «Отречение от мира шире пути иноческого. Иночество есть один из видов этого отречения. Заживите по настоящему для Господа и его жизнью, и почувствуете, что идёте тем же путём, что и иноки. Только не забывайте, что сейчас время особенного служения ближним». То есть он сказал ей, что наступило время, когда в миру ближние очень нуждаются в ее заботе и не благословил в данный момент становиться монахиней.

Для того чтобы не прерывалось богослужение, отец Сергий когда уезжал в ссылку, разделил свою паству на пятерки. Батюшка понимал, что, если они будут собираться группой, то это привлечёт внимание и может их погубить. Мария Николаевна была в одной из этих пятерок. Они собирались дома и служили все службы, кроме литургии. И даже пытались в то тяжелейшее время просвещать детей. Они верили, что пройдут времена гонений, Господь смилуется, и готовили будущих жителей России. Хотя в монастырь не благословили, замуж она выходить не хотела. Она поехала к отцу Сергию в ссылку. Там была и одна старица, и Мария Николаевна к ней обратилась: как мне жить? А старица начала твердить: Марфа и Мария, Марфа и Мария… Девушка поняла: Марфа и Мария – сёстры, и она должна соединиться со своей сестрой Лидией Николаевной. Они поселились в поселке Семхоз. Только они туда переехали - началась война. К Москве подступал голод. Мария Николаевна рассказывала, что они не видели хлеба по 2-3 месяца, карточная система на них не распространялась. Даже тот минимум, который давали по карточкам, им не полагался, потому что отец был священником и они лишались всякого социального обеспечения со стороны государства. Работы нет, жить было не на что. Повторялась ситуация времен Гражданской войны. Мария Николаевна вспомнила случай из тех времен. Заболела мама, и она пригласила отца Алексия Мечёва домой, чтобы он причастил заболевшую. И когда батюшка уходил он сказал: «Манюша, я на столике воду пролил, салфетку намочил, ты там убери», - и ушёл. Она пошла убирать, салфетку подняла, а там 100 рублей лежат.

И вот ситуация повторялась. Мария Николаевна пишет в 1942 г. Елизавете Александровне Булгаковой. «Дорогой Лизочек! Наконец -то предоставляется возможность написать тебе всё более подробно. Беспокойство, от которого ты уехала, всё ещё продолжается там (повальные аресты, заточения в тюрьму), все очень голодают – Борис Васильевич и Мария Петровна. Да и все питаются главным образом комбикормом. Я уже не имею того звериного голода, какой был прошлой осенью и зимой, когда я готова была есть с помойки. Могу теперь терпеть голод и спокойно смотрю на хлеб». Но как только отступила угроза голодной смерти, первая пришедшая мысль - о посте. Казалось бы, едят один чёрный хлеб – это уже пост. Но вот, что она вспоминает, в частности, про Успенский: мы должны были отметить как-то этот пост. И от своих положенных 100 г чёрного хлеба начали отрезать кусочки по 20 г, складывать и раздавать нищим. С физической точки зрения это никакого значения не имело: что 100 г хлеба съесть, что 80 – не наешься ни тем ни другим. Но они считали, что это очень полезно для души. Что только одна эта установка, что ты соблюдаешь пост и стараешься ради Христа, важна для духовного развития. Она пишет: «Душа встаёт в какое-то положение трудящейся, бодрствующейся и трудящейся». Это очень трудно, но именно в трудной ситуации мы чаще всего прибегаем к молитве и к просьбам о помощи. И таким образом пост ведёт за собой искреннюю молитву – настоящую.

Мария Николаевна в 1943 году

Одна из женщин вспоминает: «Какое это было счастье, когда мы собирались вместе и молились». Иногда приезжали оставшиеся на свободе священники, и тогда служилась Божественная литургия. Когда закрывали храм на Маросейке, Марии Николаевне дали на сохранение Фёдоровскую чудотворную икону Божией Матери. Она хранилась у неё до самой смерти. Также у нее хранился антиминс с престола храма. Ещё был складень с Царских врат. Она хранила всё это дома. Ещё у неё была большая библиотека - и за одну только эту библиотеку можно было получить лет десять лагерей.

После ареста отца Сергия, начались преследования прихожан, духовных чад и духовенства маросейского храма. Многие подверглись репрессиям. Мария Николаевна неоднократно навещала отца Сергия в ссылке. Как раз тогда отец Сергий благословил нуждающихся в духовной поддержке обращаться к ней с полной откровенностью и доверять так же, как ему самому. Он писал из заключения: «Если около вас нет священника, идите к Марии Николаевне Соколовой, и она даст вам всегда точный и ясный ответ». Было ей в то время 32 года. Все, кто приходили к ней, подтягивались внутренне перед её внутренним благородством и духовной сдержанностью. Марии Николаевне была присуща очень хорошая мера строгости. Манера её вести разговор, держаться, отвечать на вопросы – всегда с настоящим достоинством христианина и человека, который, прежде всего, боится Бога и предстоит перед Ним. Никто не видел, чтобы она хохотала. Всё время работала - когда бы к ней не пришли, она сидела за небольшим столиком, выполняя очередную графическую работу для издательства, или писала икону. Наклонив голову, внимательно слушала она собеседника, потом поднимала голову и всегда давала чёткий и ясный ответ.

В 30 лет она написала большую икону Всех святых, в земле Российской просиявших. А благословил написать эту икону Афанасий Сахаров. Он даже заставил её написать на обороте слова: такой-то по благословению…

Образ Всех святых, в земле Российской просиявших

Наталья Евгеньевна Алдошиной, внучатая племянница Марии Николаевны, вспоминала, что бабушка часто говорила о том, как в жизни очень важно встретить живого святого. «А вы видели святого в жизни?» «Да, это был отец Алексий. Я видела, как он во время какой-то молитвы оторвался от земли». Она присутствовала при перенесении мощей отца Алексея и свидетельствовала о том, что мощи его были нетленными. Она это видела своими глазами.

Следующий большой этап в жизни Марии Николаевны связан с Троице-Сергиевой Лаврой. Тут надо вспомнить случай из детства. Её сестра рассказывает, что, однажды они сидели с мамой и смотрели альбом, посвящённый русским монастырям (дореволюционный) и выбирали себе монастыри. Маша сразу показала на Троице-Сергиеву Лавру и сказала: «Это мой монастырь». Мама говорит: «Это же мужской монастырь, выбери себе какой-нибудь женский». Но девочка настаивает: «Нет, мой вот этот». И всю вторую половину своей жизни половину она проработает в Троице-Сергиевой Лавре. Кроме того, что сама писала иконы, Мария Николаевна организовала кружок для желающих заниматься иконописью. О Среди её учеников были многие заслуженные в будущем люди. Этим занимались и женщины. и мужчины.

Мария Николаевна с ученицами

К ней все ходили за советом. Очень любили и уважали Марию Николаевну патриархи - и Алексий I, и Пимен, Одна из её учениц вспоминает, что когда матушка умерла, то приехал патриарх Пимен, и все отметили такое выражение на его лице: Марья Николаевна, что же вы сделали, на кого же вы меня оставили? Он очень искренне переживал, и было видно, как он её почитает и уважает.

Другая ученица вспоминает: «Мне описали её: маленькая, худенькая женщина с лучистыми глазами… Я вошла в храм, увидела женщину с лучистыми глазами. Но думаю, а вдруг я обозналась. А когда спросила кого-то, мне сказали: да, это она». Все узнавали ее по лучистым глазам, в которых светилась чистая христианская душа; глазам, по которым отец Алексий Мечев сразу определил в юной девушке будущую великую труженицу на благо Православной церкви и во славу нашего Господа!

В 1981 г. Мария Николаевна Соколова отошла ко Господу, но звали ее уже по-другому – матушка Иулиания. За 10 лет до кончины она приняла монашеский постриг, но он был тайным. И многие даже не знали её монашеского имени - узнали только во время отпевания.

Вот чего может достичь женщина в Церкви и какую пользу принести – по милости Божьей, благодаря дару, который дал ей Господь, и в результате постоянной работы ее души над собой.

Матушка Иулиания написала книгу «Труд иконописца», служащую учебником для всех, кто занимается иконописью.

В общей сложности она сама писала иконы 60 лет и привила любовь к старинной иконе многим и многим людям. Последняя работа - образ Святой Троицы, который расположен над входом в Святые врата Троице-Сергиевой Лавры. Ее работы есть в Фергане, в храмах Русского Севера, дома у членов её общины и в храме на Маросейке.

Отец Иоанн Крестьянкин назвал Марию Николаевну Соколову «блестками Руси уходящей, Святой Руси» и благословил в день ее столетия в 1999 году в Духовной академии Лавры провести вечер памяти, чтобы собрать всех тех, кто знал матушку, чтобы вспомнить её едиными устами и единым сердцем, воскресить её яркий духовный облик. На основе этого вечера был сделан цикл радиопередач, который и послужил материалом для этого рассказа.

монахиня Иулиания (М.Н. Соколова)

Зрение духовное само по себе необъяснимо. Мир духовный не имеет ничего общего с нашей действительностью. Обычному пониманию и восприятию плотского или душевного человека он не поддается.

Видеть может только живой человек. Плотский же человек, у которого все мысли, чувства и стремления направлены лишь на устроение земного благополучия и угождение плоти, мертв в духовной области; она ему чужда, и он в ней слеп. У душевного человека очи ума (духа) затуманены мятущимися чувствами сердца и чрезвычайной образностью мысли. Почти все мы, а особенно художники, мыслим образами земного мира, перемешанными с фантазией, и все увлекаемся кружением чувств и сердечных влечений, а это все, как дымовой завесой, застилает от нас невещественность инобытия. Духовный мир если и видится, то видится тускло, слабо и искаженно. Поэтому ни плотской, ни душевный человек не может проникать в эту таинственную область, тем более не может черпать из нее какие-либо образы для своего творчества.

Между тем, изобразительное искусство основывается на зрении. И если обычному художнику, чтобы что-то изображать, необходимо прежде научиться видеть, то и касающемуся искусства церковного, возвышенно-духовного, необходимо прозреть в этой области. А чтобы прозреть, надо в ней ожить, ощутить ее реальность, задышать ее воздухом (молитвой), почувствовать ее умиренность и бесстрастие, плениться красотой ее чистоты, радостью благоговейного предстояния пред Лицом Божиим.

Евангелие говорит: «Чистии сердцем Бога узрят» (). Чистое сердце - это смиренное сердце. Высочайший образец смирения и чистоты нам дан Самим Господом Иисусом Христом, и к следованию Ему призваны все. Достижение же этой чистоты сердца есть дело жизни и духовного опыта. Ни из слов, ни из книг этому научиться нельзя. Поэтому нельзя научить и видению духовному. Оно дается не только живущему жизнью духовной, но и достигшему уже чистоты сердца; дается как дар Божий и не всем в равной степени.

История Святой Церкви от самых первых дней Христовой Церкви до настоящего времени изобилует примерами дивного просветления духовного зрения. Преподобная Мария Египетская, никогда не видавшая преподобного Зосиму, назвала его по имени, объявила его священный сан, а потом повелела передать игумену его монастыря, чтобы он внимательнее смотрел за собою и за братией, ибо им надо во многом исправиться. Они тоже были подвижниками, но, по-видимому, многого за собою не замечали.

Преподобный Андрей, Христа ради юродивый, видевший Покров Божией Матери во Влахернском храме, встретил на городском рынке инока, которого все восхваляли за добродетельную жизнь, которому исповедовали свои грехи и давали много золота для раздачи нищим. Проходя мимо него, преподобный Андрей увидел, что его обвивает страшный змей, а вверху, в воздухе, он прочел надпись черными буквами: «Корень всякому беззаконию - змий сребролюбия». Инок же не видел и не чувствовал своей беды.

Преподобный Сергий, сидя за трапезой с братией, вдруг встал и молча поклонился до земли святителю Стефану Пермскому, направлявшемуся в то время в Москву, не имевшему времени заехать в обитель Сергиеву и издалека благословившему Преподобного и его братию. Ученики же только потом узнали от своего святого игумена причину такого его поступка. Старец задержал на три дня гостившего у него купца, хотя тот очень торопился по делам домой, а после, отпуская его, заповедал ему со временем поблагодарить Бога за Его к нему милость. И только через несколько лет, уже после смерти старца, открылось, что тогда купца на дороге три дня подстерегали убийцы.

Дети, не испорченные дурным воспитанием или товариществом, за чистоту своих сердец также иногда способны бывают видеть сокровенное. Старец иеросхимонах Гавриил рассказывал, что в детстве он видел то, что делается далеко, и то, что другим не видно. Рассказы его пугали мать, простую, но глубоковерующую крестьянку. Она его предостерегала и просила не вдаваться в это. С годами эта способность у него пропала и снова возникла, когда он стал уже иеросхимонахом. Он воспринимал мысли человеческие, как явный разговор, видел совершающееся на расстоянии, удостаивался видеть усопших и угодников Божиих. Старец понял, что способность зреть сокровенное является у человека только при чистоте его сердца. Рассказывая кое-что об этом, он с умилением говорил: «Воистину справедливо слово Христово: чистии сердцем Бога узрят и не только Бога, но в Боге и все сокровенное мира сего узрят».

Такого просветления духовного зрения сподобляются ревнующие о чистоте сердца в конце борьбы с самим собою и с врагом рода человеческого.

Но духовное прозрение имеет множество степеней.

Через деятельное следование за Христом, через молитву, при сосредоточенном внимании ко всему тому, что человек делает, говорит и мыслит, изо дня в день, из года в год по крупинке, незаметно накапливается у него духовный опыт. Без такого личного опыта духовный мир непостижим. О нем можно философствовать, читать, рассуждать и быть в нем мертвым и слепым. И если направление пути взято правильное, то человек, прежде всего, начнет видеть свои недостатки, ошибки, свое подлинное лицо без прикрас. Увидит и путь, по которому идет, где опасности и как их избегать и т. д. Это и есть начало просветления духовного зрения. О нем мы и молимся постоянно и на утренних и вечерних молитвах, и в богослужениях, и в Псалтири, и в акафистах, и в других молитвословиях. «Молим Твою безмерную благость: просвети наша мысли, очеса и ум наш от тяжкаго сна лености восстави» (Утренние молитвы). «Свет невечерний Рождшая, душу мою ослепшую просвети» (Утренние молитвы). «Просвети очи мои, Христе Боже, да не когда усну в смерть» (Вечерние молитвы). «Иисусе, Свете мой, просвети мя» (Акафист Спасителю). «Христе, Свете истинный, просвещаяй и освящаяй всякаго человека…» и т. д. (Молитва 1-го часа).

Все случающееся в жизни нашей: скорби, болезни, страсти душевные и телесные, самые грехопадения - попускается нам для того, чтобы не в теории, а из опыта каждый познал свою глубокую немощь. Познавая же себя, мы смиряемся, по мере преуспеяния в смирении очищаемся, покаянием привлекаем благодать Божию, которая врачует духовную слепоту и дает прозрение духовным очам. Без такого, хотя бы начального, прозрения в области духовной что может дать в своем искусстве человек, чуждый этой жизни? Образ, создаваемый им, не будет соответствовать тому, что он дерзнет выразить в красках.

«Когда кто хочет, - говорит преподобный , - рассказать о доме каком, или о поле, или о царском дворце… надо наперед видеть и хорошо рассмотреть все такое и потом уже со знанием дела рассказывать о том. Кто может что сказать сам от себя о каком-либо предмете, который прежде не видел? Если таким образом о видимом и земном никто не может сказать что-либо верное, не видев то своими глазами, то как можно сказывать и извещать что-либо о Боге, о Божественных вещах и святых Божиих, то есть какого общения с Богом сподобляются святые, что это за ведение Бога, которое бывает внутри их и которое производит в сердцах их неизъяснимые воздействия; как можно сказать о сем что-либо тому, кто не просвещен наперед светом ведения?»

Поэтому VII Вселенский Собор, деяния которого посвящены были утверждению иконописания, признает истинными иконописцами святых отцов Церкви. Они творят художества, ибо они опытно последовали Евангелию, имеют просветленные духовные очи и могут созерцать то, что и как надлежит изобразить на иконе. Те же, кто только владеет кистью, относятся или к исполнителям, мастерам этого дела, ремесленникам, или иконникам, как их называли у нас на Руси.

«Иконописание совсем не живописцами выдумано. Живописцу принадлежит техническая сторона дела. Иконописание есть изобретение и предание святых отцов, а не живописцев. Сами оные божественные отцы наши, учительски… объявшие таинство нашего спасения, изобразили его в честных храмах, пользуясь искусством живописцев» (VII Вселенский Собор, деяние 6-е).

Итак, повторяю, видение духовное есть дар Божий, и само по себе оно необъяснимо. Здесь «мрак», как говорят святые отцы. Есть такое выражение: «Он вошел во мрак видений». В первом ирмосе канона на День Святой Троицы поется: «Божественным покровен медленноязычный мраком, извитийствова богописанный закон, тину бо оттряс очесе умнаго, видит Сущаго…» Ум - это дух. Тина - здесь скорее не грех, ибо грех заваливает духовные (умные) очи, подобно непроницаемой глыбе камня, тиною же здесь может быть наша мечтательность, образность мысли, заволакивающая умные, духовные очи. Ум должен быть покрыт «темновидным» («Лествица»), то есть необъяснимым даже на языке святых отцов смирением, должен очиститься от образов мира вещественного, и тогда его духовные очи могут прозреть, но опять не сами собою, а через прикосновение Божественных перстов.

Однако не следует думать, что сподобившийся этого дара способен бывает видеть тайны сокровенные так же свободно, как мы, например, видим окружающий нас мир внешним зрением. Под духовным просветлением зрения надо понимать особую чуткость, способность сокрушенного и смиренного сердца к восприятию того, что Богу угодно будет открыть человеку. «В душах смиренных - небесные видения», - говорит «Лествица». Это подтверждается примерами из Священного Писания и Житий святых. Когда скорбящая о смерти сына сонамитянка бросилась к ногам пророка Елисея, а его ученик хотел отстранить ее, пророк удержал его, сказав: «Оставь ее, душа у нее огорчена, а Господь скрыл от меня и не объявил мне…» ее горе ().

К такому духовному зрению приложимо наименование созерцания того, что открывается по воле Божией. Одним из таких видений и откровений является древняя икона, одиноко стоящая в изобразительном искусстве всех времен и всех народов.

Итак, задачу развить видение внешнее и научить изображать увиденное берут на себя художественные школы и научают. Умение изображать то, что постигается душевным зрением и другими нашими чувствами, является достижением художника при наличии его трудолюбия и талантливости.

Видению духовному, проникающему в мир божественный, ни самому научиться произвольно, ни научить невозможно. Его можно наблюдать через соприкосновение с древней иконой, если подходить к ней не поверхностно, а глубоко, внимательно и пристально, с должной (церковной) точки зрения; можно ему удивляться и убеждаться в его правдивости и истинности, но восхитить произвольно дар Божий невозможно.