Человек в поиске смысла. Другие цитаты Виктора Франкла

⁰

Виктор Эмиль Франкл - человек, спасший тысячи жизней. Талантливый психиатр, невролог и психолог, он создал логотерапию (направление экзистенциального анализа, основанное на поиске смысла жизни для пациента). По мнению врача, самоубийцы, наркоманы и алкоголики лишены цели, ради которой могли бы жить, что и приводит к трагическим последствиям.

Франкл назвал три пути, благодаря которым человек может сделать свою жизнь более осмысленной: созидание, получение нового опыта и, собственно, нахождение смысла в самой жизни, в том числе и в страданиях. Последний, крайний путь, Франкл открыл, будучи узником нацистского концлагеря, где старался не только выжить сам, но и помочь заключенным. Он, а также другие психологи и социальные работники, оказавшиеся Терезиенштадте, организовали специальную службу помощи и создали целую информационную сеть, благодаря которой узнавали о суицидальных склонностях других узников лагеря смерти.

«Что было делать? Мы должны были пробуждать волю к жизни, к продолжению существования, к тому, чтобы пережить заключение. Но в каждом случае мужество жить или усталость от жизни зависела исключительно от того, обладал ли человек верой в смысл жизни, в своей жизни. Девизом всей проводившейся в концлагере психотерапевтической работы могут служить слова Ницше: «Тот, кто знает, „зачем“ жить, преодолеет почти любое „как“» , - вспоминал врач в книге «Воля к смыслу».

Виктор Франкл был освобождён 27 апреля 1945 года американскими войсками, а в этом же году закончил всемирно известную монографию «Сказать жизни „ДА“. Психолог в концлагере» . Цитаты из этой и других его работ мы собрали для нашего материала.

В эпоху Фрейда причиной всех бед считалась сексуальная неудовлетворённость, а ныне нас уже волнует другая проблема - разочарование в жизни. Если во времена Адлера типичный пациент страдал от комплекса неполноценности, то в наши дни пациенты жалуются главным образом на чувство внутренней опустошённости, которое возникает от ощущения абсолютной бессмысленности жизни. Вот что я называю экзистенциальным вакуумом. («Страдания от бессмысленности жизни. Актуальная психотерапия»)
Пусть на какие-то минуты, пусть в каких-то особых ситуациях, но юмор - тоже оружие души в борьбе за самосохранение. Ведь известно, что юмор, как ничто другое, способен создать для человека некую дистанцию между ним самим и его ситуацией, поставить его над ситуацией, пусть, как уже говорилось, и ненадолго. ()
Не ставьте себе целью успех - чем больше вы будете стремиться к нему, сделав его своей целью, тем вернее вы его упустите. За успехом, как и за счастьем, нельзя гнаться; он должен получиться - и получается - как неожиданный побочный эффект личной преданности большому делу, или как побочный результат любви и преданности другому человеку. Счастье должно возникнуть само собой, как и успех; вы должны дать ему возникнуть, но не заботиться о нем... вы доживете до того, чтоб увидеть, как через долгое время - долгое время, я сказал! - успех придет, и именно потому, что вы забыли о нем думать! («Человек в поисках смысла»)
Счастье подобно бабочке-чем больше его ловишь, тем больше оно ускользает. Но если вы перенесете свое внимание на другие вещи, оно придёт и тихонько сядет к вам на плечо. («Человек в поисках смысла»)
Никто не вправе вершить бесправие, даже тот, кто от бесправия пострадал, и пострадал очень жестоко. («Сказать жизни „Да!“. Психолог в концлагере»)
Живи так, словно живешь уже во второй раз и при первой попытке испортил все, что только можно испортить. («Воспоминания»)
Наследственность - это не более чем материал, из которого человек строит самого себя. Это не более чем камни, которые могут быть использованы, а могут быть отвергнуты строителем. Но сам строитель - не из камней. («Человек в поисках смысла»)
Вы должны понимать, что весь мир - это шутка. Справедливости не существует, все происходит случайно. Только когда вы это поймете, то согласитесь, что глупо принимать всерьез самого себя. Во вселенной нет великой цели. Она просто существует. Совершенно неважно, как именно вы решите поступать в том или ином случае. («Человек в поисках смысла»)
Каждой твари дано оружие для самозащиты - кому рога, кому копыта, жало или яд, у меня - дар красноречия. Покуда мне рот не заткнут, со мной лучше не связываться. («Воспоминания»)
Дело в том, что я соблюдаю принцип: любые мелочи исполнять столь же тщательно, как и самое великое дело, и самое великое дело - с тем же спокойствием, что и самое незначительное. («Воспоминания»)
В нечеловеческих условиях способен выжить только тот, кто устремлен в будущее, кто верит в свое призвание и мечтает выполнить свое предназначение. («Человек в поисках смысла»)
Только любовь есть то конечное и высшее, что оправдывает наше здешнее существование, что может нас возвышать и укреплять! («Сказать жизни „Да!“. Психолог в концлагере»)
Если страх превращает пугающие мысли в реальность, то слишком сильное желание мешает получить желаемое. («Страдания от бессмысленности жизни. Актуальная психотерапия»)
Надо выучить самим и объяснить сомневающимся, что дело не в том, чего мы ждем от жизни, а в том, чего она ждет от нас. («Сказать жизни „Да!“. Психолог в концлагере»)
Думаю, для незрелого человека заманчивость психиатрии заключается в посуле власти над другими: можно распоряжаться, можно манипулировать людьми; знание - сила, и знание механизмов, в которых неспециалисты не разбираются, а мы разобрались до тонкости, дает нам власть. («Воспоминания»)

Виктор Франкл. Человек в поисках смысла

Я видел смысл своей жизни в том, чтобы помогать другим увидеть смысл в своей жизни.

В. Франкл

Широко известно суждение Зигмунда Фрейда, которое он высказал в письме к своей последовательнице и поклоннице Марии Бонапарт: «Если человек задумался о смысле жизни, значит, он серьезно болен». Не менее известно и другое его высказывание: «В своих исследованиях огромного здания человеческой психики я остановился в подвале». Попытки его последователей подняться на «верхние этажи» неизбежно приводили к критической переоценке классического наследия.

Виктор Франкл, увлекшись психоанализом еще в юности, не удовольствовался блужданиями по «подвалу» и создал в итоге собственную теорию, собственную школу, диаметрально противостоящую фрейдистской. В отличие от скептической позиции венского патриарха, именно поиск смысла жизни Франкл назвал путем к душевному здоровью, а утрату смысла - главной причиной не только нездоровья, но и множества иных человеческих бед. Самая известная книга Франкла так и называется «Человек в поисках смысла». Наверное, именно так можно было бы охарактеризовать и ее автора.

Между Фрейдом и Адлером

Виктор Эмиль Франкл родился 26 марта 1905 года в Вене, где уже в ту пору на квартире доктора Фрейда собирался по средам психологический кружок - прообраз Венского психоаналитического общества. Членов кружка еще можно было пересчитать по пальцам, но в него уже входил ироничный скептик Альфред Адлер, который 6 лет спустя со скандалом покинет ряды фрейдистов, чтобы основать собственную школу. Уже было издано «Толкование сновидений», но почти половина первого тиража еще пылилась на прилавках невостребованной, а в адрес Фрейда и его последователей сыпались критические стрелы.

Впрочем, к тому времени, когда Франкл достиг юношеского возраста и перед ним остро встали проблемы профессионального и личностного самоопределения, психоанализ уже оформился во влиятельное течение и получил широкое признание. Еще школьником Франкл заинтересовался идеями Фрейда, вступил с ним в личную переписку. Фрейд благоволил к юноше, по его протекции статья 19-летнего Виктора Франкла была в 1924 году опубликована в «Международном журнале психоанализа». Однако молодого человека в не меньшей мере интересовали идеи «отступника» Адлера, создавшего Вторую венскую школу психотерапии (первой по праву считалась фрейдистская).

Еще не получив законченного образования, Франкл примкнул к адлерианцам. Этот этап его научной биографии был отмечен публикацией в «Международном журнале индивидуальной психологии». Впрочем, сотрудничество длилось недолго. В 1927 году на почве очевидных разногласий с коллегами Франкл покинул Общество индивидуальной психологии. Однако эти годы не прошли бесследно. Они наложили отпечаток на все последующее творчество Франкла: практически во всех его трудах присутствуют и Фрейд, и Адлер - как явные и неявные оппоненты.

Фрейд и Адлер уже принадлежат истории, последующее развитие оставило их далеко позади… Штекель удачно определил положение дел, когда заметил, поясняя свое отношение к Фрейду, что карлик, стоящий на плечах гиганта, может видеть дальше, чем сам гигант. В конце концов, хотя индивид может восхищаться Гиппократом и Парацельсом, нет никакой необходимости, чтобы он следовал их предписаниям или методам хирургии.

Психоанализ говорит о принципе удовольствия, индивидуальная психология - о стремлении к статусу. Принцип удовольствия может быть обозначен как воля к удовольствию; стремление к статусу эквивалентно воле к власти. Но где же то, что является наиболее глубоко духовным в человеке, где врожденное желание человека придать своей жизни так много смысла, как только возможно, актуализировать так много ценностей, сколь это возможно, - где-то, что я назвал бы волей к смыслу?

Эта воля к смыслу - наиболее человеческий феномен, так как животное не бывает озабочено смыслом своего существования. Однако психотерапия превращает эту волю к смыслу в человеческую слабость, в невротический комплекс. Терапевт, который игнорирует духовную сторону человека и, следовательно, вынужден игнорировать волю к смыслу, отрицает одно из самых ценных его достоинств.

Пройдя Первую и Вторую венские школы психотерапии, Франкл встал на путь создания собственной - Третьей. Именно так впоследствии назовут созданное им учение. Но должны были пройти еще годы накопления опыта, годы тяжелейших жизненных испытаний, прежде чем юношеские идеи оформились в стройную концепцию.

Иммунитет против нигилизма

О своем юношеском мироощущении Франкл писал: «Будучи молодым человеком, я прошел через ад отчаяния, преодолевая очевидную бессмысленность жизни, через крайний нигилизм. Со временем я сумел выработать у себя иммунитет против нигилизма. Таким образом я создал логотерапию».

Термин «логотерапия» Франкл предложил еще в 20-е годы, впоследствии в качестве равноценного использовал термин «экзистенциальный анализ». «Логос» для Франкла - это не просто «слово», как это обычно понимается в отечественной традиции. (Так, основоположником отечественной психотерапии К.И. Платоновым термин «логотерапия» использовался в значении «лечение словом» - в противовес медикаментозному и хирургическому лечению, то есть как синоним психотерапии; в этом значении термин распространения не получил. В некоторых отечественных работах по коррекционной педагогике термином «логотерапия» обозначается совокупность психотерапевтических методов и приемов, направленных на преодоление речевых нарушений.)

Франкл опирается на более широкое понимание греческой основы: «логос» - это «слово» не просто как вербальный акт, а как квинтэссенция идеи, смысла, то есть это и есть сам смысл. Такая трактовка проясняет многие недоразумения при толковании евангельского текста: «В начале было слово…»

Получив в 1930 году степень доктора медицины, Франкл продолжил работать в области клинической психиатрии, и уже к концу 30-х годов в статьях, опубликованных им в разных медицинских журналах, можно найти формулировки всех основных идей, на основе которых впоследствии выросло здание его теории - логотерапии и экзистенциального анализа.

Еще в 1928 году Франкл основал Центр консультирования молодежи в Вене и возглавлял его до 1938 года. С 1930 по 1938 год он входил в штат Нейропсихиатрической университетской клиники. В практической сфере он с 1929 года разрабатывал технику «парадоксальной интенции» - психотерапевтического инверсионного метода, ориентированного на подкрепление опасений пациента и достижение лечебного эффекта по принципу «от противного». В 1933 году им было выполнено интересное исследование «невроза безработицы», имеющее (к сожалению!) непреходящее значение, однако упоминаемое ныне редко. «ЕСЛИ ЕСТЬ ЗАЧЕМ…»

http://сайт/wp-admin/post.php?post=439&action=edit#post_name
Данный обзор не ставит перед собой цели полного пересказа книги Франкла. Он предназначен лишь для тех, кто уже прочитав книгу, пытается разобраться в её многообразном материале и составить себе общее представление о психологии смысла и экзистенциальной психологии. Более того, целью данной работы не является освещение именно терапевтической стороны воззрений Франкла. Конспект подготовлен в качестве конспекта монографии по курсу «Основы методологии психологии».

Но если кто-то всё-таки решится обратиться к данной разработке вне отнесённости к работам самого Франкла, советую всё-таки прочитать вторую главу второй части и последнюю главу книги, т.к. они содержат богатый фактический материал, излагать который здесь не представляется целесообразным.

Мировоззренческая методология:

Потенциализм и калейдоскопизм

Основной тезис Франкл хапнул у экзистенциалистов (при чём, французских, на которых скрупулезно ссылается): лишь существование, трансцендентирующее само себя, лишь человеческое бытие, выходящее за пределы самого себя в «мир», в «котором» оно «существует», может реализовать себя, тогда как, делая само себя и соответственно самореализацию своим намерением, оно лишь теряет себя (с.70).

Потенциализм утверждает, что перед человеком существует ряд возможностей, к которым он стремится. Но! Дело то не в стремлении к возможному, а в стремлении к должному, к необходимости, тому самому, что нужно в данный момент. Возможности всегда носят преходящий характер. Но лишь одна возможность в данный момент достойна осуществления: она и есть необходимость. Такая возможность закрепится навсегда в века, в то время как остальные отойдут в небытие (та5кая вот на человеке ответственность).

Калейдоскопизм – крайний вариант субъективизма (с. 72). В калейдоскоп видно только сам калейдоскоп. С этой точки зрения человек видит лишь собственный «проект мира». Так вот: проект мира не является субъективным проектом субъективного мира, а субъективным фрагментом объективного мира. «Всякое познание селективно, но не продуктивно» (с. 110).

Есть двойное напряжённое поле, в котором протекает вся человеческая жизнь:

Напряжение между сущным и должным;

Разрыв между субъективным и объективным (с. 74).

Детерминизм и гуманизм. Свобода

Человек свободен.

Его свобода ограничена (статуи свободы и ответственности).

Корень пандетерминизма лежит в недостатке различения:

причин и субъективных оснований;
необходимых и достаточных условий;
действующей и конечной причины.

1 -> Например, соматогенное нарушение типа паранойи вовсе не всегда является основанием для неадекватности человека. Субъективное основание даже более весомо: человек, теряющий близкого, в норме не согласится принять антидепрессант, чтобы устранить «физическую причину» тоски, ибо медикамент не избавит от субъективного основания.

2 -> необходимое условие – лишь предпосылка.

Человек свободен по отношению к:

Наследственности (близнецы могут стать криминалистом и преступником);

Влечениям;

Среде (с. 107). Решающую роль здесь играет именно личностная позиция .

У детерминизма просто нет почвы. Но необходимо помнить, что «быть свободным – это лишь негативный аспект целостного феномена, позитивный аспект которого – быть ответственным»(с. 88).

Главная идея : всё человеч6еское обусловлено. Но лишь там, где оно поднимается над обусловленностью, оно становится человеческим. Человеческая свобода не факт, а факультатив. Это не всемогущество. Свобода невозможна без ответственности. Перде чем и кем? перед совестью!

Совесть по своей природе: 1) бессознательна; 2) дологична и интуитивна. Совести открывает должное. Она носит индивидуальную сущностную направленность. В этом она схожа с любовью и эстетикой. В этом смысле схожи этическое, эротическое и патическое (с.99). В этом она далека от морали в широко принятом смысле. Категории морали «хорошее и «плохое» устарели. Совесть – одна из составляющих частей неотрефлектированной духовности.

Смысл и ценность

От напряжения избавляется только невротик. Для жизни напряжение необходимо. Именно поэтому смысл на данный момент не совпадает с бытием. В этом его смысл, так сказать J

Смысл меняется от человека к человеку и в человеке – от одного дня к другому. Это не релятивизм, а уникальность, индивидуализм. А субъективизм и релятивизм подрывают идеализм и энтузиазм. Универсальных смыслов не существует, но существуют похожие, например, у людей, принадлежащих к одному обществу. Это ценности – универсалии смысла, кристаллизующиеся в типичных ситуациях, с которым сталкивается общество или даже всё человечество. Существует своего рода иерархический порядок ценностей, поэтому противоречие их кажущееся и разрешимое. (Пример с мужем, который завещает жене выжить в концлагере любой ценой. Т.о., он ценность жизни ставит выше ценности супружеской верности).

Смыслы обнаруживаются, а не придумываются (с. 292). А ищутся они совестью.

Универсальный смысл сегодня – это универсальная ценность завтра (с. 294). В условиях, когда универсальные ценности приходят в упадок, ценность совести возрастает.

Есть три типа ценностей:

Ценности творчества, состоящие в созидании;

Ценности переживания, которые проявляются в нашей чувствительности к явлениям окружающего мира;

Ценности отношения (триада боли, вины, смерти), заключающиеся в отношении человека к факторам, ограничивающим жизнь. Последние – самые высокие. (с. 173-174).

Психотерапия и религия

По базе психотерапия должна занимать по отношению к религии нейтральную позицию.

В последнем пункте психотерапия и религия существенно расходятся. Терапевт должен работать с человеком не зависимо от его конфессиональной принадлежности.

Тем не менее, религия даёт мощный заряд ценностей и смысловых устремлений, спасающих человека в современном мире.

Бог – партнёр в наших наиболее интимных разговорах с самим собой (с. 91). В этом смысле предстоит переход не к всеобщей религии, а к религии в высшей степени индивидуализированной, позволяющей вести внутренний сокровенный диалог с Богом.

Общенаучная методология:

Параллели с советскими психологами (с.19):

В общем методологическом пафосе подхода к личности Ф. оказывается единомышленником Выготского. Построение вершинной психологии в оппозиции глубинной. «Лишь вершина человека – человек».

В понимании места человека в мире Франкл идёт тем же путём, что и Рубинштейн. Неразрывное единство человека и мира, первичное по отношению к их атрибутивным свойствам.

Представление о роли предметной деятельности в становлении личности – как у А.Н.Леонтьева. «Я не только поступаю в соответствии с тем, что я есть, но и становлюсь в соответствии с тем, как я поступаю».

Плюрализм науки и единство наук о человеке

Здесь пафос состоит в том, что человек – единство. Это даёт начало «димензиональной антропологии» (с.48).

Слово «димензиональная» от слова «измерение». Есть два основных закона:

Один и тот же предмет, спроецированный из своего измерения в низшие по отношению к нему измерения, отображается в проекциях так, что различные проекции могут противоречить друг другу (рис.1)

Рисунок 1 , иллюстрирующий первый закон димензиональной антропологии. Цилиндр-человечек м.б. рассмотрен в плоскостях биологического и психологического, при чём выглядеть он будет по-разному.

Уже не один, а различные предметы, спроецированные из их измерения не в разные, а в одно и то же низшее по отношению к нему измерение, отображаются в своих проекциях так, что проекции оказываются противоречивыми, но многозначными.

Рисунок 2, иллюстрирующий второй закон димензиональной антропологии. Так гениальная личность может быть рассмотрена как креативная и как шизофреничная.

«Тысячи лет назад человечество создало монотеизм. Сегодня нужен следующий шаг. Я бы назвал его монантропизмом. Не вера в единого Бога, а сознание единого человечества…». с. 319.

Важно помнить, что «высший/низший» – не субординация, а лишь точки зрения. Высшее измерение лишь более объёмно и не более того.

И как выглядит там человек? как тварь способная к самотрансценденции , т.е. к выходу за свои пределы, и к самоотстранению . Это его единство, несмотря на разнообразие (с. 77).

При этом самотрансценденция может быть прочтена как стремление к смыслу – базовое стремление человека найти и осуществить смысл и цель (опр. с. 57). Такие вещи как счастье, удовлетворение, самоактуализация, самореализация, здоровье, совесть – лишь побочные эффекты достижения смысла. В своих смыслах человек свободен и ответственен . Ответственность понимается двояко:

1) мы ответственны за что-то (ценности и смыслы),

2) перед кем-то (внутренне «Ты», совесть, Бог).

Конкретно-научная методология и психотехника:

Экзистенциальная и гуманистическая терапия

Ф. здесь выделяет лишь 1 момент: «чистое общение» как квинтэссенция гуманистической психологии, как основной её метод.

На самом деле общение с помощью языка необходимо содержит три стороны:

самовыражение;
обращение к кому-то;
содержание общения, информационная составляющая.

При этом «интенциональный референт» (Гуссерль) – пожалуй, основное. Без него диалог становится взаимный монологом, а человек не реализует самотрансценденции. Именно на «диалоге без логоса» основывается практика встреч. Она удовлетворяет лишь неврастенические стремления вниманию, подобно чувственной интимности на безличном уровне. А экзистенциальная приватность не менее важна, чем сексуальная интимность. Человек должен быть смел остаться один (не один в толпе, а вообще один), чтобы размышлять. Философствование – не патология (так думал Фрейд), а здоровая попытка разрешить свои проблемы, специфически человеческие.

Движение групп общения и воспитания сензитивности сводится к реакции на социальное и эмоциональное отчуждение. Но реакцию на проблему не следует путать с разрешением проблемы (с. 330).

Более того, некоторые группы, воспитывая гиперрефлексию, порождающую невроз. «Переобсуждение».

Психолог в концлагере

В лаве «Психолог в концентрационном лагере» Ф. рассматривает, опираясь на личный опыт и научные данные динамику психической жизни человека в КЛ.

Он выделяет три основные стадии:

Фаза первичной реакции . Её можно кратко охарактеризовать как «шок поступления» (с. 132).
Фаза адаптации . Человек ко всему привыкает. Апатия возникает как защитный механизм психики. Само убийство уже не кажется целесообразным. Регрессия к примитивной фазе влечения к самосохранению. Мечтают о хлебе, тортах, сигаретах и тёплой ванне. Помимо апатии проявляется возбуждение и агрессия . Сдвиг от циклотимического к шизотимическому типу (а это уже характерологическое изменение!). Бессрочное временное состояние -> ощущение утраты будущего. Это ведёт к невозможности постановки целей и задач. А духовное падение ведёт к физической гибели.
Фаза освобождения . Освобождение воспринимается как сон. Ф. сравнивает этот момент с опасностью возникновения кессонной болезни (с. 145).

Психиатрия: В лагере происходит облегчение сложных неврозов. Физические условия ведут к ухудшению памяти, снижению либидо, апатии. Многие симптомы сохраняются в течение долгого времени после освобождения. Нередко симптомы, в т.ч. невротические, проявлялись лишь 6 месяцев спустя после освобождения. Молодые люди остаются на том уровне развития, в каком они оказались в КЛ.

Психотерапия: В КЛ возможна психотерапия. Прежде всего примером. Задача – сохранить духовность. А духовность человека в его самотрансценденции: направленности во вне.

Теория и терапия неврозов

Современная психотерапия сталкивается с удивительными феноменами:

Экзистенциальный вакуум – отчаяние при внешнем успехе.
Сан-Квентин (осуществление, несмотря на неудачу) – жизнь либо имеет смысл и в таком случае смысл не зависит от её продолжительности, либо она не имеет смысла и в таком случае было бы бесцельным продолжать её. Это логика, помогающая осужденному-смертнику (описание феномена сс. 304-306).

Эти два момента наглядно демонстрируют, насколько важен смысл в современной жизни. «Современной» – важное слово, потому что речь пойдёт не только о классических, но и о нооневрозах.

Ноогенный невроз – такой, который вызывается духовной проблемой, моральным или этическим конфликтом. Пример терапии такого невроза см. на сс. 314-317.

К ним применим экзистенциальный анализ – психотерапия, основанная на принципе осознания ответственности.

Нередко, когда воля к смыслу оказывается фрустрированной (одна из причин ноогенных неврозов), воля к удовольствию оказывается не только не её производной, но и её заменой. Таким же суррогатом может стать и воля к власти. Сюда же можно отнести феномены центробежного досуга – досуга, который избегает всячески духовной загруженности и постановки проблем смысла. Ноогенная бессонница – когда сны начинают проявлять фрустрацию воли к смыслу.

Ф. предлагает два основных метода лечения ноогенных неврозов:

1) парадоксальная интенция;

2) дерефлексия.

Также, Ф. различает три патогенных паттерна реагирования:

страх ожидания (фобия). Здесь парадоксальная интенция помогает снять страх, порождаемый симптомом. Тётенька с тремором, которой предлагают посоревноваться в дрожи, через пару минут спокойно пьёт кофе. Т.е. надо, чтобы пациент захотел осуществления того, чего он опасается. см. сс. 346-347. При этом необходимо привлечь сюда юмор.

неврозы навязчивых состояний. Здесь в методе ПИ необходимо, чтобы пациент осуществил то, чего боится. сс. 348, 357.

Сексуальные неврозы. В этих случаях люди слишком стремятся к наслаждению или делают половой акт своею обязанностью. Методы – те же. Дерефлексия: например, перенесение внимания с собственных ощущений на доставление удовольствия партнёру. ПИ: например, отсрочка коитуса при расстройствах потенции; попытка сокращения полового акта при преждевременной эякуляции. сс. 351-354.

Но помимо снятия синдромов, экзистенциальный психотерапевт должен указать на причину невроза – на потерю смысла, фрустрацию воли к смыслу. Он должен дать основный импульс к его поиску пациентом.

Проблема жизни и смерти

Быть человеком значит быть сознательным и ответственным. Жизнь человека должна быть осмысленной. Жизнь человека ценна сама по себе. По этому эвтаназия и рациональный суицид – это утопия. Как бы ни была тяжела жизнь, всегда есть возможности к осуществлению ценностей отношения, даже когда все остальные ценности недоступны.

Ответственность тем выше, чем более неповторимы человек и ситуация, в которой он находится в каждый момент. Принцип необратимости подтверждает то, что именно конечность и смертность человека, делают его бытие осмысленным.

К любой ситуации нужно подходить так, как будто живёшь во второй раз и в прошлой жизни уже делал ошибку, подобную той, которую собираешься совершить сейчас (с. 192-193).

Человеческая жизнь в своей ответственности свободна и от биологической и от социальной предопределённости. Существует ещё психологическая предопределённость, т.н. фатализм невротика. Его тоже необходимо преодолеть на личностном уровне. Заданной судьбы не существует, человек сам осуществляет себя.

Проблема труда

Важна не сама работа, а то, как человек её выполняет.

Д.б. возможность раскрыть свою индивидуальную неповторимость за пределами сферы труда.

«Невроз безработицы». Апатия. (а не депрессия).

«Воскресный невроз». Устремление к центробежным развлечениям. Штука в том, что человек, не имеющий смысла, стремится жить быстрее. А в выходные бег останавливается.

Но оба невроза связаны с позицией человека. Есть люди, которые не подвержены неврозу безработицы, несмотря на отсутствие работы.

К безработице должно быть осуществлено сразу три подхода:

1. соматический – лечение телесных проявлении невроза;

2. социальная помощь в поиске работы;

3. психотерапевтическая помощь.

Патологическая замкнутость на работе имеет те же корни, что и увлечение развлечениями, спортом, игрой, сексом, всякими кровавостями.

Даже имея работу, никогда не стоит останавливаться на достигнутом. Совпадение смысла с бытием – отсутствие смысла.

Проблема любви

Самотрансценденция человека проявляется не только в ориентации на смысл, но и на другого человека тоже.

В личности можно выделить несколько уровней:

В соответствии с этими уровнями можно выделить и несколько уровней привязанности человека к человеку. Любовь – возможность сказать кому-то «ты» и «да» (с. 96). Любовь не ослепляет, а открывает дополнительные возможности восприятия. Т.е. любовь появляется лишь на уровне духовного ядра, самой личности, целиком и полностью.

Там, где сексуальность возможна, любовь будет желать и стремиться к ней; но там, где требуется отказ от сексуальности, любовь не охладеет.

Это схема здоровой любви, включающей все три уровня отношения.

	Сексуальное отношение	Эротическое отношение
ориентация	Физические признаки	Характер, типологические особенности	Духовное ядро личности
	Заменим любым, даже суррогатным объектом (мастурбация)	Заменим похожим объектом	Незаменим, индивидуален
продолжительность	Заканчивается половым актом	Более продолжителен	Вечна. в том смысле, что умирает вместе с любящим.
отношение	Оружие разрядки.	Обладание. «Я поимел женщину». Ревность. Соперничество. Проистекают из того, что не видно индивидуальности, исключительности. Партнёры заменяемы.	Интенциональность. Познание. Открытие скрытых возможностей и ценности.

Любовь – лишь один из способов наполнить жизнь смыслом. Не лучший. (с. 252)

Чистая эротичность – противопоказание к браку. Но любовь при этом не является гарантом успешности брака.

Верность : Готовность к любви определяется двумя факторами:

Способностью выбрать партнёра

Способностью оставаться верным

Для этого есть юношество – период научения J А вообще, любовь гарантирует верность самой исключительностью объекта любви.

Развитие : 3 стадии:

Сексуальное побуждение;

Сексуальный инстинкт;

Сексуальное стремление. Происходит увеличение избирательности.

Неврозы :

Обиженный тип. Акцент с пострадавшего эротизма смещается на сексуальность (с. 275).

Тип смирения. Они никогда не достигали собственно эротического отношения к партнёру, застряв на сексуальной фазе. Они считают себя неспособными к любви и в любовь не веря. Эдакие доны Жуаны.

Бездеятельны тип – это онанисты всякие и мастурбаторы. Такого стоит поместить в компанию и дать влюбиться – всё станет хорошо.

Терапевт : 3 подхода:

Соматическая точка зрения: ни воздержание, ни половая связь не противопоказаны при определённой физической зрелости;

Психогигиеническая точка зрения: терапевт должен выступать против сексуальных отношений без любви, психологическая связь между молодыми людьми, кот. созрели физиологически, но не психосексуально, противопоказана;

Точка зрения сексуальной этики: психотерапевт не может ни побуждать, ни воздерживать от половых связей, он может лишь дать опред. информацию, равновесие доводов за и против, предоставить выбор, не ограничивая ответственности пациента.

Если кому-то будет интересно...
-----

У каждого времени свои неврозы - и каждому времени требуется своя психотерапия.
Сегодня мы, по сути, имеем дело уже с фрустрацией не сексуальных потребностей, как во времена Фрейда, а с фрустрацией потребностей экзистенциальных. Сегодняшний пациент уже не столько страдает от чувства неполноценности, как во времена Адлера, сколько от глубинного чувства утраты смысла, которое соединено с ощущением пустоты, - поэтому я и говорю об экзистенциальном вакууме.
<...>
Когда меня спрашивают, как я объясняю себе причины, порождающие этот экзистенциальный вакуум, я обычно использую следующую краткую формулу: в отличие от животных инстинкты не диктуют человеку, что ему нужно, и в отличие от человека вчерашнего дня традиции не диктуют сегодняшнему человеку, что ему должно. Не зная ни того, что ему нужно, ни того, что он должен, человек, похоже, утратил ясное представление о том, чего же он хочет. В итоге он либо хочет того же, чего и другие (конформизм), либо делает то, что другие хотят от него (тоталитаризм) .
За этими двумя следствиями важно не пропустить и не забыть третье, а именно: появление специфических невротических заболеваний, которые я обозначил как “ноогенные неврозы”. В отличие от неврозов в узком смысле слова, являющихся, по определению, психогенными заболеваниями, ноогенные неврозы проистекают не из комплексов и конфликтов в традиционном смысле слова, а из угрызений совести, из ценностных конфликтов и - не в последнюю очередь - из экзистенциальной фрустрации, проявлением и воплощением которой может в том или ином случае выступать невротическая симптоматика. Джеймсу С. Крамбо, руководителю психологической лаборатории в Миссисипи, мы обязаны разработкой теста (PIL - Purpose in Life-Test), позволяющего отличить ноогенные неврозы от психогенных в целях дифференциальной диагностики. После того как он обработал полученные данные с помощью компьютера, он пришел к выводу, что при ноогенных неврозах имеет место действительно иная картина болезни, которая не только в диагностическом, но и в терапевтическом аспекте не вмещается в границы компетенции традиционной психиатрии.
Что касается частоты встречаемости ноогенных неврозов, то на этот счет имеются данные статистических исследований Нибауэр и Люкас в Вене, Фрэнка М. Бакли в Уорчестере (Массачусетс, США), Вернера в Лондоне, Лангена и Вольхарда в Тюбенгене, Прилла в Вюрцбурге, Попельского в Польше и Нины Толл в Мидлтауне (Коннектикут, США). Данные тестирований согласованно показывают, что примерно 20% неврозов относятся к ноогенным.
<...>
Как известно, Маслоу ввел различение низших и высших потребностей, имея в виду при этом, что удовлетворение низших потребностей является необходимым условиям для того, чтобы были удовлетворены и высшие. К высшим потребностям он причисляет и стремление к смыслу, называя его даже при этом “первичным человеческим побуждением”. Это свелось, однако, к тому, что человек начинает интересоваться смыслом жизни лишь тогда, когда жизнь у него устроена (“сначала пища, потом мораль”). Этому, однако, противоречит то, что мы - и не в последнюю очередь мы, психиатры, - имеем возможность постоянно наблюдать в жизни: потребность и вопрос о смысле жизни возникает именно тогда, когда человеку живется хуже некуда. Свидетельством тому являются умирающие люди из числа наших пациентов, а также уцелевшие бывшие узники концлагерей и лагерей для военнопленных.
Вместе с тем, разумеется, не только фрустрация низших потребностей порождает вопрос о смысле, но и удовлетворение низших потребностей, в частности в “обществе изобилия”. Мы не ошибемся, пожалуй, если усмотрим в этом кажущемся противоречии подтверждение нашей гипотезы, согласно которой стремление к смыслу представляет собой мотив sui generis, который несводим к другим потребностям и невыводим из них (как это уже удалось эмпирически показать Крамбо и Махолику, а также Кратохвилу и Плановой).
Мы встречаемся здесь с феноменом, который я считаю фундаментальным для понимания человека: с самотрансценденцией человеческого существования! За этим понятием стоит тот факт, что человеческое бытие всегда ориентировано вовне на нечто, что не является им самим, на что-то или на кого-то: на смысл, который необходимо осуществить, или на другого человека, к которому мы тянемся с любовью. В служении делу или любви к другому человек осуществляет сам себя. Чем больше он отдает себя делу, чем больше он отдает себя своему партнеру, тем в большей степени он является человеком и тем в большей степени он становится самим собой. Таким образом, он, по сути, может реализовать себя лишь в той мере, в какой он забывает про себя, не обращает на себя внимания.
Здесь необходимо упомянуть один из 90 фактов, полученных в эмпирическом исследовании госпожи Люкас, а именно: оказалось, что среди посетителей Пратера - знаменитого венского парка отдыха и развлечений - объективно измеренный уровень экзистенциальной фрустрации был существенно выше, чем средний уровень у населения Вены (который практически не отличается от аналогичных результатов, полученных и опубликованных американскими и японскими авторами). Другими словами, у человека, который особенно добивается наслаждений и развлечений, оказывается в конечном счете фрустрировано его стремление к смыслу или, говоря словами Маслоу, его “первичные” запросы.
<...>
Вернемся теперь к экзистенциальному вакууму, к чувству отсутствия смысла. Фрейд писал в одном из своих писем: “Когда человек задает вопрос о смысле и ценности жизни, он нездоров, поскольку ни того, ни другого объективно не существует; ручаться можно лишь за то, что у человека есть запас неудовлетворенного либидо”. Я считаю специфически человеческим проявлением не только ставить вопрос о смысле жизни, но и ставить под вопрос существование этого смысла. В частности, привилегией молодых людей является демонстрация своей взрослости прежде всего тем, что они ставят под сомнение смысл жизни, и этой привилегией они более чем активно пользуются.
Эйнштейн как-то заметил, что тот, кто ощущает свою жизнь лишенной смысла, не только несчастлив, но и вряд ли жизнеспособен. Действительно, стремление к смыслу обладает тем, что в американской психологии получило название “ценность для выживания”. Не последний из уроков, которые мне удалось вынести из Освенцима и Дахау, состоял в том, что наибольшие шансы выжить даже в такой экстремальной ситуации имели, я бы сказал, те, кто был направлен в будущее, на дело, которое их ждало, на смысл, который они хотели реализовать. Позднее американские психиатры получили этому подтверждение на материале военнопленных, находившихся в японских, северокорейских и северовьетнамских лагерях. Не должно ли то, что является верным по отношению к отдельным людям, быть верно и по отношению к человечеству в целом? И не должны ли мы в рамках так называемых исследований проблем мира уделить внимание вопросу: не заключается ли единственный шанс человечества на выживание в общей для всех задаче, в одном общем стремлении к одному общему смыслу?
Вспомним, с чего мы начали. У каждого времени свои неврозы - и каждому времени требуется своя психотерапия. Теперь нам известно больше: лишь регуманизированная психотерапия способна понять приметы времени - и ответить на запросы времени. Лишь регуманизированная психотерапия может справиться с деперсонализирующими и дегуманизирующими тенденциями, повсеместно берущими смысл. Так можем ли мы дать сегодняшнему экзистенциально фрустрированному человеку смысл? Ведь мы должны радоваться уже, если его у сегодняшнего человека не отнимают, внедряя в его сознание редукционистские схемы. Достижим ли смысл? Возможно ли вновь оживить утерянные традиции или даже утраченные инстинкты? Или же был прав Новалис, заметивший однажды, что возврата к наивности уже нет, что лестница, по которой мы поднимались, упала?
Попытка дать человеку смысл свелась бы к морализированию. А мораль в старом смысле слова уже доживает свой век. Через какое-то время мы уже не будем морализировать, мы онтологизируем мораль. Добро и зло будут определяться не как нечто, что мы должны делать или соответственно делать нельзя; добром будет представляться то, что способствует осуществлению человеком возложенного на него и требуемого от него смысла, а злом мы будем считать то, что препятствует этому осуществлению.
Смысл нельзя дать, его нужно найти. Процесс нахождения смысла подобен восприятию гештальта. Уже основатели гештальтпсихологии Левин и Вертгеймер говорили о побудительном характере, присущем каждой отдельной ситуации, в которой мы сталкиваемся с действительностью. Вертгеймер зашел даже так далеко, что приписал содержащемуся в каждой ситуации требованию объективный характер. Адорно, впрочем, также ясно говорит: “Понятие смысла включает в себя объективность, несводимую к деятельности”.
Отличает нахождение смысла от восприятия гештальта, на мой взгляд, следующее: в отличие от восприятия просто фигуры, которая бросается нам в глаза на “фоне”, при восприятии смысла речь идет об обнаружении возможности на фоне действительности. И эта возможность всегда единственна. Она преходяща. Однако лишь возможность является преходящей. Если она уже осуществлена, если смысл реализован, то это уже раз и навсегда.
Смысл должен быть найден, но не может быть создан. Создать можно либо субъективный смысл, простое ощущение смысла, либо бессмыслицу. Тем самым понятно и то, что человек, который уже не в состоянии найти в своей жизни смысл, равно как и выдумать его, убегая от чувства утраты смысла, создает либо бессмыслицу, либо субъективный смысл. Если первое происходит на сцене (театр абсурда!), то последнее - в хмельных грезах, в особенности вызванных с помощью ЛСД. В этом случае, однако, это сопряжено с риском пройти в жизни мимо истинного смысла, истинного дела во внешнем мире (в противоположность сугубо субъективному ощущению смысла в себе самом). Это напоминает мне подопытных животных, которым калифорнийские исследователи вживляли электроды в гипоталамус. Когда электрическая цепь замыкалась, животные испытывали удовлетворение либо полового влечения, либо пищевой потребности. В конце концов они научились сами замыкать цепь и игнорировали теперь реального полового партнера и реальную пищу, которая им предлагалась.
Смысл не только должен, но и может быть найден, и в поисках смысла человека направляет его совесть. Одним словом, совесть - это орган смысла. Ее можно определить как способность обнаружить тот единственный и уникальный смысл, который кроется в любой ситуации.
Совесть принадлежит к числу специфически человеческих проявлений, и даже более чем специфически человеческих, ибо она является неотъемлемой составной частью условий человеческого существования, и работа ее подчинена основной отличительной характеристике человеческого существования - его конечности. Совесть, однако, может и дезориентировать человека. Более того, до последнего мгновения, до последнего вздоха человек не знает, действительно ли он осуществил смысл своей жизни или лишь верит в то, что этот смысл осуществлен. После Петера Вуста в нашем сознании слились “неизвестность и риск”. Пусть даже совесть держит человека в неизвестности относительно того, постигли он смысл своей жизни, такая “неизвестность” не освобождает его от “риска” повиноваться своей совести или по крайней мере прислушиваться к ее голосу.
С упомянутой “неизвестностью” связан, однако, не только этот “риск”, но и смирение. То, что мы даже на нашем смертном одре не узнаем, не вела ли нас наша совесть - орган смысла - по ложному пути, означает также и то, что одному человеку не дано знать, был ли прав другой, поступая по своей совести. Истина может быть лишь одна, однако никто не может похвастаться знанием, что этой истиной обладает именно он и никто другой. Смирение означает также терпимость, однако терпимость не тождественна безразличию; ведь чтобы уважать иные верования, отнюдь не требуется идентифицировать себя с ними.
Мы живем в век распространяющегося все шире чувства смыслоутраты. В такой век воспитание должно быть направлено на то, чтобы не только передавать знания, но и оттачивать совесть так, чтобы человеку хватило чуткости расслышать требование, содержащееся в каждой отдельной ситуации. В век, когда десять заповедей, по-видимому, уже потеряли для многих свою силу, человек должен быть приготовлен к тому, чтобы воспринять 10000 заповедей, заключенных в 10000 ситуаций, с которыми его сталкивает жизнь. Тогда не только сама эта жизнь будет казаться ему осмысленной (а осмысленной - значит заполненной делами), но и сам он приобретет иммунитет против конформизма и тоталитаризма - этих двух следствий экзистенциального вакуума. Ведь только бодрствующая совесть дает человеку способность сопротивляться, не поддаваться конформизму и не склоняться перед тоталитаризмом.
Так или иначе, воспитание больше чем когда-либо становится воспитанием ответственности. А быть ответственным - значит быть селективным, быть избирательным. Мы живем в “обществе изобилия”, средства массовой информации заливают нас потоками стимуляции, и мы живем в век противозачаточных средств. Если мы не хотим утонуть в этом потоке, погрузиться в тотальный промискуитет, то мы должны научиться различать, что существенно, а что нет, что имеет смысл, а что нет, за что отвечать, а за что нет.
Смысл - это всякий раз также и конкретный смысл конкретной ситуации. Это всегда “требование момента”, которое, однако, всегда адресовано конкретному человеку. И как неповторима каждая отдельная ситуация, так же уникален и каждый отдельный человек.
Каждый день и каждый час предлагают новый смысл, и каждого человека ожидает другой смысл. Смысл есть для каждого, и для каждого существует свой особый смысл.
Из всего этого вытекает, что смысл, о котором идет речь, должен меняться как от ситуации к ситуации, так и от человека к человеку. Однако смысл вездесущ. Нет такой ситуации, в которой нам бы не была предоставлена жизнью возможность найти смысл, и нет такого человека, для которого жизнь не держала бы наготове какое-нибудь дело. Возможность осуществить смысл всегда уникальна, и человек, который может ее реализовать, всегда неповторим. В логотерапевтической литературе имеются публикации Брауна, Касциани, Крамбо, Дан-сарта, Дурлака, Кратохвила, Люкас, Лансфорда, Мэйсона, Мейера, Мэрфи, Плановой, Попельского, Ричмонда, Робертса, Руха, Сэлли, Смита, Ярнела и Янга, из которых следует, что возможность найти в жизни смысл не зависит от пола, от интеллекта, от уровня образования, от того, религиозны мы или нет, и если да, то какую веру исповедуем. Перечисленными авторами было также показано, что нахождение смысла не зависит от характера человека и от среды.
Ни один психиатр и ни один психотерапевт - в том числе логотерапевт - не может указать больному, в чем заключается смысл. Он вправе, однако, утверждать, что жизнь имеет смысл и даже, более того, что она сохраняет этот смысл в любых условиях и при любых обстоятельствах благодаря возможности найти смысл даже в страдании. Феноменологический анализ неискаженного непосредственного переживания, которое мы можем наблюдать у простого “человека с улицы”, переведя его затем на язык научной терминологии, помогает увидеть, что человек не только ищет смысл в силу своего стремления к смыслу, но и находит его, а именно тремя путями. Во-первых, он может усмотреть смысл в действии, в создании чего-либо. Помимо этого, он видит смысл в том, чтобы переживать что-то, он видит смысл в том, чтобы кого-то любить. Но даже в безнадежной ситуации, перед которой он беспомощен, он при известных условиях способен видеть смысл. Дело в позиции и установке, с которой он встречает свою судьбу, которой он не в состоянии избежать или изменить. Лишь позиция и установка дают ему возможность продемонстрировать то, на что способен один лишь человек: превращение, преображение страдания в достижение на человеческом уровне. Один студент-медик из Соединенных Штатов писал мне: “Недавно умер один из лучших моих друзей, потому что он не смог найти в жизни смысл. Сейчас я знаю, что, если бы он был жив, я смог бы, пожалуй, помочь ему средствами логотерапии. Его уже нет, но сама его смерть будет теперь всегда побуждать меня оказывать помощь всем тем, кто в ней нуждается. Я думаю, что не может быть более глубинного мотива. Несмотря на мое горе, вызванное смертью друга, несмотря на мое чувство вины в этой смерти, его существование - и его "уже-не-существование" наполнено смыслом. Если мне когда-нибудь достанет силы работать врачом и эта ответственность будет мне по плечу, значит, он умер не напрасно. Больше всего на свете я хочу одного: не допустить, чтобы эта трагедия случилась еще раз - случилась с другим”.
В жизни не существует ситуаций, которые были бы действительно лишены смысла. Это можно объяснить тем, что представляющиеся нам негативными стороны человеческого существования - в частности, трагическая триада, включающая в себя страдание, вину и смерть - также могут быть преобразованы в нечто позитивное, в достижение, если подойти к ним с правильной позиции и с адекватной установкой.
И все же дело доходит до экзистенциального вакуума. И это - в сердце общества изобилия, которое ни одну из базовых, по Маслоу, потребностей не оставляет неудовлетворенной. Это происходит именно оттого, что оно только удовлетворяет потребность, но не реализует стремление к смыслу. “Мне 22 года, - писал мне один американский студент, - у меня есть ученая степень, у меня шикарный автомобиль, я полностью независим в финансовом отношении, и в отношении секса и личного престижа я располагаю большими возможностями, чем я в состоянии реализовать. Единственный вопрос, который я себе задаю, - это какой во всем этом смысл”.
Общество изобилия порождает и изобилие свободного времени, которое хоть, по идее, и представляет возможность для осмысленной организации жизни, в действительности лишь еще сильнее способствует проявлению экзистенциального вакуума. Мы, психиатры, имеем возможность наблюдать это на примере так называемых “воскресных неврозов”. И этот избыток свободного времени, по всей видимости, увеличивается. Институт демоскопии в Алленсбахе был вынужден констатировать, что если в 1952 г. время в воскресенье тянулось слишком медленно для 26 % опрошенных, то сегодня уже для 37 %. Тем самым понятно и сказанное Джерри Манделем: “Техника избавила нас от того, чтобы мобилизовывать все наши способности на борьбу за существование. Мы создали государство всеобщего обеспечения, которое гарантирует каждому сохранение жизни без личных усилий с его стороны. Если однажды дойдет до того, что благодаря технике 15 % американских рабочих фактически смогут обслуживать потребности целой нации, перед нами встанут две проблемы: кто должен принадлежать к этим 15 % работающих и что будут делать остальные со своим свободным временем - и с потерей смысла их жизни? Может быть, логотерапия сможет сказать Америке следующего столетия больше, чем она уже дала Америке этого столетия”.
К сожалению, здесь и сегодня проблема выглядит иначе. Нередко избыток свободного времени является следствием безработицы. Уже в 1933 г. я описал картину болезни при “неврозе безработицы”. При отсутствии работы жизнь кажется людям бессмысленной, а сами они считают себя бесполезными. Их угнетает не безработица как таковая, а ощущение смыслоутраты. Человек живет не единым пособием по безработице.
В отличие от тридцатых годов сегодняшний экономический кризис вызван кризисом энергетическим: мы с ужасом обнаружили, что источники энергии не являются неисчерпаемыми. Я надеюсь, что меня не сочтут легкомысленным, если я рискну здесь утверждать, что энергетический кризис и сопутствующее ему уменьшение роста промышленности и есть единственный серьезный шанс для нашего фрустрированного стремления к смыслу. У нас есть шанс осмыслить самих себя. В век общества изобилия большинство людей имеют достаточно средств для жизни, однако многим людям совершенно неизвестно, ради чего им жить. Теперь же вполне возможным становится смещение акцентов от средств к жизни на жизненные цели, на смысл жизни. И в отличие от источников энергии этот смысл неисчерпаем, вездесущ.
Какое, однако, мы имеем право утверждать, что жизнь никогда и ни для кого не перестает иметь смысл? Основанием для этого служит то, что человек в состоянии даже безвыходную ситуацию превратить в победу, если рассматривать ее под человеческим углом зрения. Поэтому даже страдание заключает в себе возможность смысла. Само собой разумеется, что речь здесь идет только о ситуациях, которые нельзя устранить, нельзя избежать и нельзя изменить, о страдании, которое не может быть устранено. Как врач, я, конечно, имею в виду прежде всего неизлечимые болезни, неоперируемые раковые опухоли.
Осуществляя смысл, человек реализует сам себя. Осуществляя же смысл, заключенный в страдании, мы реализуем самое человеческое в человеке. Мы обретаем зрелость, мы растем, мы перерастаем самих себя. Именно там, где мы беспомощны и лишены надежды, будучи не в состоянии изменить ситуацию, - именно там мы призваны, ощущаем необходимость измениться самим. И никто не описал это точнее, чем Иегуда Бэкон, который попал в Освенцим еще ребенком и после освобождения страдал от навязчивых представлений: “Я видел похороны с пышным гробом и музыкой - и начинал смеяться: не безумцы ли - устраивать такое из-за одного-единственного покойника? Если я шел на концерт или в театр, я обязательно должен был вычислить, сколько потребовалось бы времени, чтобы отравить газом всех людей, которые там собрались, и сколько одежды, сколько золотых зубов, сколько мешков волос получилось бы при этом”. И далее Иегуда Бэкон спрашивает себя, в чем мог заключаться смысл тех лет, которые он провел в Освенциме: “Подростком я думал, что расскажу миру, что я видел в Освенциме, в надежде, что мир станет однажды другим. Однако мир не стал другим, и мир не хотел слышать об Освенциме. Лишь гораздо позже я действительно понял, в чем смысл страдания. Страдание имеет смысл, если ты сам становишься другим”.

Работы Виктора Франкла -

Victor E. Frankl. Man"s Search for Meaning
Издание 1985 года.
Издательство: Washington Square Press
Перевод Маргариты Маркус, mmarkus(a)bgu.ac.il

От переводчика

Познакомившись с биографией Виктора Франкла и с этой книгой, я не могла
сдержать желания тут же перевести ее и познакомить с ней моих друзей. И уже
заканчивая перевод, я узнала, что в России недавно издана эта книга на
русском языке. Тем не менее я решила закончить работу, которую и предлагаю
вам, любезные мои читатели.
Так как все это не для печати, я позволила себе не соблюсти некоторые
строгие правила - в частности, тут нет библиографии. А замеченные вами
дилетантские огрехи вы, надеюсь, мне простите.
Рита Маркус.

Предисловие

Д-р Франкл, автор-психиатр, иногда спрашивает своих пациентов,
страдающих от тяжелых мук: "Что удерживает вас от самоубийства?" Их ответы
помогают ему найти путеводную нить, выводящую их к душевному здоровью: у
одного из них - любовь к детям; у другого - талант, который очень жаль не
использовать; у третьего - может быть, только драгоценные воспоминания.
Соткать из этих тонких нитей изломанной жизни прочную картину смысла и
ответственности - это предмет и задача логотерапии , которая представляет
собой вариант современного экзистенциального анализа , предложенный д-ром
Франклом.
В этой книге д-р Франкл объясняет, какой жизненный опыт привел его к
открытию логотерапии. Три года своей жизни он провел в фашистских
концлагерях - бесправный, ограбленный до нитки узник. Его отец, мать, брат и
жена брата умерли в бесчеловечных условиях лагерей или были отправлены в
газовые камеры, так что вся семья, кроме сестры, погибла. Человек, у
которого отобрали все дорогое ему, страдающий от голода, холода и
жестокости, ежечасно ожидающий уничтожения, - как он мог верить, что жизнь
стоит того, чтоб ее сохранить? Психиатр, который выстоял в этих немыслимых
условиях - это психиатр, которого стоит выслушать. Он, может быть больше,
чем кто-нибудь другой, способен смотреть на человека с мудростью, пониманием
и сочувствием. Слова д-ра Франкла дышат глубокой искренностью, потому что
они опираются на опыт и переживания слишком глубокие и серьезные, чтобы
вызвать подозрения в лицемерии. И они тем более весомы, что принадлежат
человеку, занимающему высокое положение на Медицинском факультете Венского
университета, руководящему прославленной Неврологической Поликлиникой в
Вене, по образцу которой сейчас во многих странах возникли и работают
логотерапевтические клиники.
Естественно будет сравнить подход Виктора Франкла к теории и терапии с
работами его предшественника, Зигмунда Фрейда. Оба вpача посвятили себя
прежде всего исследованию и лечению неврозов. Фрейд видел корни этих
мучительных расстройств психики в тревоге, вызванной столкновениями
противоречивых подсознательных стремлений. Франкл особо выделяет несколько
типов неврозов и объясняет некоторые из них (ноогенные неврозы) тем, что
больному не удается найти смысл своего существования и чувство
ответственности за него. Фрейд подчеркивает как главную причину различные
крушения сексуальной жизни; Франкл - крушение "стремления к смыслу". В
нынешней Европе заметен отход от Фрейда и повсеместное увлечение
экзистенциальным анализом, который выступает в ряде близких форм - и школа
логотерапии является одной из них. Франкл, со свойственной его подходу
терпимостью, не отвергает Фрейда, но с благодарностью опирается на его
вклад; он также не вступает в пререкания с другими формами экзистенциальной
терапии, а ищет в них родственные элементы.
Эта книга, несмотря на свою краткость - тщательно выстроенное и
захватывающее повествование. Два раза я прочел его, каждый раз за один
присест, не в силах оторваться. Иногда, как будто вне главной темы
повествования, д-р Франкл излагает свою собственную философию логотерапии.
Он вводит ее в поток рассказа так осторожно, что только после окончания
книги читатель понимает, что это глубокое эссе, а не просто еще одна
жестокая повесть о концлагерях.
Из этого фрагмента автобиографии читатель узнает многое. Он узнает, как
ведет себя человеческое существо, внезапно понимая, что ему "нечего терять,
кроме его такой нелепо голой жизни". Нас поражает описание потока эмоций и
апатии, сменяющих друг друга. Сначала на помощь приходит чувство холодного
любопытства к собственной судьбе, на которую человек смотрит как бы извне.
Потом - поиски стратегии сохранения остатков жизни, несмотря на
незначительность шансов на выживание. Голод, унижения, страх и горькая обида
на несправедливость становятся переносимыми благодаря глубоко хранимым в
сердце образам любимых, религии, чувству мрачного юмора и даже проблескам
врачующей красоты природы - будь то дерево или закат.
Но эти утешающие мгновения не порождают воли к жизни, если они не
помогают заключенному увидеть более глубокий смысл в своем бессмысленном
страдании. Именно тут мы встречаемся с центральной темой
экзистенциализма: жить (в лагере) - это страдать; выжить - это найти смысл в
страдании. Если вообще есть в жизни назначение, то должно быть назначение и
в страдании, и в смерти. Но ни один человек не может получить готовый ответ,
в чем назначение его жизни. Каждый сам должен найти его для себя и принять
на себя ответственность за его выполнение. Если ему это удается, он будет
продолжать расти как личность, несмотря на все унижения. Франкл любит
цитировать Ницше: "Тот, кто знает, зачем жить, может вынести почти любое
как. "
Каждая деталь лагерной жизни была направлена на то, чтобы лишить узника
малейшей опоры. Все прежние стремления выкинуты на помойку. У
заключенного остается только одно - "последняя свобода человека",
способность "выбрать свое отношение к данным ему обстоятельствам". Эта
последняя свобода, признанная и древними стоиками, и современными
экзистенциалистами, приобретает жизненно важное значение в повествовании
Франкла. Заключенные - просто средние, обычные люди, но некоторые из них,
решив быть "достойными своего страдания", доказали, что человек способен
подняться над своей внешней судьбой.
Как психотерапевт, автор, конечно, хочет знать, как овладеть этой чисто
человеческой способностью; как пробудить в пациенте чувство личной
ответственности за свою жизнь ради какой-то цели, какими бы мрачными ни были
обстоятельства этой жизни. Франкл приводит потрясающий отчет об одном
коллективном терапевтическом сеансе, который он дал своим
сотоварищам-заключенным.
По просьбе издателя д-р Франкл добавил изложение основных принципов
логотерапии (а также библиографию. Поскольку этот перевод не для публикации,
я ее опустила. - Р.М.). До сих пор большинство публикаций его "Третьей
Венской школы психотерапии" (предшественниками были школы Фрейда и Адлера)
выходили на немецком языке.
В отличие от многих европейских экзистенциалистов Франкл не
пессимистичен и не антирелигиозен. Напротив, для писателя, который в полной
мере встретился (и продолжает встречаться) с вездесущностью страдания и сил
зла, он с поразительной надеждой смотрит на способность человека подняться
над тяготами жизни и открыть путеводную истину.
Я искренне, от всего сердца рекомендую эту книгу, эту сокровищницу
драматического повествования, посвященную глубочайшей из человеческих
проблем. Она обладает литературными и философскими достоинствами и является
несравненным введением к наиболее значительному течению психологической
науки нашего времени.

Gordon W. Allport
Профессор психологии Гарвардского Университета. 1959г.

Предисловие к изданию 1984 г.

Эта книга сейчас переживает свое семьдесят третье издание на английском
языке - в дополнение к изданиям, вышедшим на других языках. Одни лишь
английские издания разошлись в количестве двух с половиной миллионов
экземпляров.
Таковы сухие факты, и из-за них репортеры американских газет и особенно
телестанций обычно начинают свое интервью восклицанием: "Д-р Франкл, ваша
книга стала настоящим бестселлером - что вы чувствуете по поводу такого
успеха?" На это я отвечаю, что вижу в этом не столько свою заслугу, сколько
проявление бедствий нашего времени: если сотни тысяч людей протягивают руку
за книгой, само название которой говорит, что она посвящена вопросу о смысле
жизни, то этот вопрос не дает им покоя.
Конечно, не только заглавие содействует влиянию этой книги: ее вторая,
теоретическая часть ("Существо логотерапии") сгущает до состояния урока
выводы из первой части ("Опыт жизни в концлагере"), в то время как эта
первая часть служит обоснованием моей теории. Таким образом обе части
взаимно подтверждают друг друга.
Я думал совсем не об этом, когда писал свою книгу в 1945 г. Я написал
ее залпом за девять дней, твердо решив опубликовать ее анонимно. И
действительно, на обложке первого немецкого издания не было моего имени.
Однако перед публикацией я дал рукопись своим друзьям, и они настояли, чтобы
я поставил его хотя бы на титульной странице. Но сначала она была написана с
абсолютной уверенностью, что, как анонимное произведение она никогда не
принесет автору литературной славы. Я просто хотел донести до читателя на
конкретном примере мысль о том, что у жизни есть потенциальный смысл в любых
условиях, даже самых горестных. И я надеялся, что раз примером служит такая
экстремальная ситуация, как концлагерь, моя книга привлечет внимание. Я
чувствовал себя ответственным за то, чтобы описать все, через что я прошел;
я надеялся, что это поможет людям, склонным впадать в отчаяние.
Так вот, как ни странно, среди множества моих книг именно эта, которую
я собирался выпустить анонимно (и тогда она не могла бы создать автору
никакой репутации), стала пользоваться наибольшим успехом. Поэтому я еще и
еще раз убеждаю моих студентов в Европе и в Америке: "Не ставьте себе целью
успех - чем больше вы будете стремиться к нему, сделав его своей целью, тем
вернее вы его упустите. За успехом, как и за счастьем, нельзя гнаться; он
должен получиться - и получается - как неожиданный побочный эффект личной
преданности большому делу, или как побочный результат любви и преданности
другому человеку. Счастье должно возникнуть само собой, как и успех; вы
должны дать ему возникнуть, но не заботиться о нем. Я хочу, чтоб вы
прислушивались к тому, что велит вам совесть, и выполнять ее советы,
употребив на это лучшие силы и знания. Тогда вы доживете до того, чтоб
увидеть, как через долгое время - долгое время, я сказал! - успех придет, и
именно потому, что вы забыли о нем думать!
Если последующий текст этой книги, дорогой читатель, расскажет вам об
уроках, вынесенных из Освенцима, то идущее перед ним предисловие дает урок,
который можно вынести из истории нечаянного бестселлера.
В этом издании добавлена новая глава, дополняющая теоретические выводы
книги. Это изложение моей лекции в роли почетного президента Третьего
Всемирного конгресса по логотерапии в Регенсбургском университете. Здесь она
приводится как "Постскриптум 1984 г." под заголовком "Доводы в пользу
трагического оптимизма". Глава посвящена заботам и горестям сегодняшнего
дня, и способности сказать жизни "Да!", при всех трагических сторонах
человеческого бытия. По поводу ее названия: есть надежда, что оптимизм по
отношению к нашему будущему может быть основан на уроках, усвоенных в нашем
трагическом прошлом.

V. E. F.

Вена, 1983г.

(Виктор Е. Франкл родился в 1905 г.; умер в 1997 г. -Р.М.)

Часть первая

ЖИЗНЬ В КОНЦЕНТРАЦИОНОМ ЛАГЕРЕ

Эта книга не стремится быть отчетом о событиях и фактах, а лишь
рассказать о личном опыте и переживаниях - каждодневном мучительном
существовании миллионов заключенных. Это голос изнутри концлагеря, как
определил ее один из выживших. Здесь не говорится о тех великих ужасах,
которые уже достаточно хорошо описаны (хотя им не так уж часто верят), а
скорее о множестве малых издевательств. Другими словами, книга пытается
объяснить, какова была будничная жизнь концлагеря и как она отражалась в
душе обычного заключенного.
Большая часть описанных здесь событий происходила не в больших и
известных лагерях, а в мелких, где и происходило в основном реальное
уничтожение людей. Это повесть не о страданиях и смерти великих героев и
мучеников, не о известных "капо" - тех заключенных, которые стали
доверенными лицами руководства лагеря и имели особые привилегии, и не о
судьбе известных заключенных. Она посвящена мучениям и гибели огромной армии
безвестных и нигде не зарегистрированных жертв. Именно этих безвестных
узников, без всяких отличительных знаков на рукаве, так презирали капо. В то
время как обычные заключенные почти не получали еды, капо никогда не
голодали; многим из капо жилось в лагере даже лучше, чем когда-нибудь в
свободной жизни. Часто они более сурово обращались с заключенными, чем
охрана, и избивали их более жестоко, чем эсэсовцы. Разумеется, в капо
отбирали тех заключенных, которые по характеру больше всего годились для
этой роли. И если они оказывались неподходящими, их немедленно подвергали
разжалованию в рядовые. Капо вскоре становились неотличимы от эсэсовцев и
лагерной охраны, и к ним можно подходить с той же психологической меркой.
Внешний наблюдатель скорее всего составит себе ложное представление о
лагерной жизни, пронизанное сентиментальностью и жалостью. Он мало что знает
о тяжкой борьбе за существование, которая происходила среди заключенных. Это
была жестокая, непрестанная битва за кусок хлеба и за саму жизнь, ради себя
и ради близкого друга.

Рассмотрим пример транспортировки, которая официально считалась
переводом заключенных в другой лагерь, но с очень большой вероятностью их
посылали в газовую камеру. Партия больных или неработоспособных заключенных
отправлялась в один из больших лагерей, оснащенных газовыми камерами и
крематориями. Процесс отбора - селекция - сопровождался борьбой без правил
между отдельными заключенными, или одной группы против другой. Боролись за
то, чтобы собственное имя или имя близкого друга было вычеркнуто из числа
жертв, хотя каждый знал, что вместо одного спасенного в список внесут другую
жертву.
С каждым транспортом должно было быть отправлено определенное
количество заключенных. Неважно, кто именно - ведь каждый был только
лагерным номером. При поступлении в лагерь (по крайней мере так было в
Освенциме) у человека отнимали все документы и все его имущество. Таким
образом, каждый мог присвоить себе вымышленное имя или профессию; и по
разным причинам многие это делали. Властей интересовал только номер
заключенного. Эти номера обычно были вытатуированы на коже, а также
пришивались на одежду. Любой охранник, который хотел вынести взыскание
заключенному, просто смотрел на его номер (о, как мы боялись этих
взглядов!); он никогда не спрашивал имени.
Вернемся к отправке транспорта. Не было ни времени, ни желания
считаться с моралью или этикой. Каждым человеком управляла единственная
мысль: сохранить свою жизнь для семьи, которая ждет его дома, и спасти своих
друзей. Так что он без всяких колебаний принимал меры, чтобы другой
заключенный, другой "номер" занял его место в транспорте.
Как я уже упоминал, процесс отбора капо шел по "отрицательным"
свойствам: для этой должности выбирали самых жестоких заключенных (хотя
попадались счастливые исключения), Но, кроме этого отбора, который
производили эсэсовцы, был еще один вид самоотбора, который непрерывно
происходил среди заключенных.
Обычно выживали только те заключенные, кто после долгих лет заключения
и перебросок из лагеря в лагерь избавлялся от всех остатков угрызений
совести в своей борьбе за существование; они были готовы воспользоваться
любыми средствами, честными и нечестными, грубой силой, воровством и
предательством друзей, чтобы спасти себя. Мы, уцелевшие с помощью многих
счастливых случайностей, или чудес - можно называть это как угодно - знаем:
лучшие из нас не вернулись.

Уже написано много отчетов, содержащих факты о концлагерях. Здесь факты
будут приводиться только тогда, когда они являются частью пережитого. Именно
переживания людей будут темой дальнейшего описания. Для тех, кто был в
лагерях, это будет попытка объяснить им их чувства в свете науки
сегодняшнего дня. А для тех, кто никогда не был в лагере, книга поможет
узнать и лучше понять переживания той удручающе малой доли заключенных,
которые выжили, но и на свободе жизнь их очень непроста. (Напоминаю - книга
написана в 1945 г. - Р.М.) Эти бывшие узники часто говорят: "Мы не любим
говорить о наших переживаниях, Тем, кто был в лагерях, не нужны объяснения,
а другие просто не смогут понять ни того, что мы чувствовали тогда, ни того,
что чувствуем сейчас."
Попытка представить эту тему чрезвычайно трудна методически, так как
психология требует определенной научной беспристрастности. Но человек, сам
находящийся в заключении - обладает ли он необходимой беспристрастностью?
Обьективным может быть внешний наблюдатель, но он слишком далек от лагерной
жизни, чтобы утверждать хоть что-нибудь ценное. О лагерной действительности
знает только тот, кто находится внутри. Его суждения могут не быть
объективными; его оценки могут быть несоразмерны. Это неизбежно. Требуется
усилие, чтобы избежать любых личных предубеждений, и это достаточно трудно
при написании книги такого рода. Иногда требуется мужество, чтоб рассказать
об очень личных переживаниях. Я намеревался публиковать эту книгу анонимно,
подписавшись только моим лагерным номером. Но когда рукопись была окончена,
я увидел, что в качестве анонимной публикации книга потеряет половину своей
ценности, и что я должен набраться смелости открыто изложить свои убеждения.
Поэтому я удержался от намерения убрать слишком личные эпизоды, хотя терпеть
не могу эксгибиционизма.
Я предоставляю другим выпарить содержание этой книги до сухой теории.
Это может быть вкладом в психологию тюремной жизни, которая начала
развиваться после Первой мировой войны и познакомила нас с синдромом
"болезни колючей проволоки". Мы обязаны Второй мировой войне обогащением
наших знаний в области "массовой психопатологии"; эта война принесла нам
войну нервов и концлагеря.
Поскольку это рассказ о моих переживаниях как обычного заключенного,
важно упомянуть, и не без гордости, что я не служил в лагере как психиатр
или просто как врач, за исключением последних нескольких недель. Мало кому
из моих коллег повезло попасть на работу в скверно оборудованные пункты
первой помощи, где они накладывали повязки из обрывков бумаги. Я был номером
119,104 и почти все время копал землю или укладывал колею железной дороги.
Однажды мне было велено в одиночку прорыть тоннель под дорогой для прокладки
водопровода. Этот подвиг не остался без награды: как раз перед Рождеством
1944 г. я получил подарок - так называемые "премиальные купоны". Они были
выпущены строительной фирмой, которая практически покупала нас, как рабов;
она платила лагерным властям твердую цену за каждый человеко-день. Купоны
стоили фирме по 50 пфеннигов, и их можно было обменять на шесть сигарет
каждый, часто спустя недели, хотя иногда они становились недействительными.
Я стал гордым обладателем талона, стоящего 12 сигарет. Но что еще важнее,
сигареты можно было обменять на 12 супов, а 12 супов были очень реальной
отсрочкой голодной смерти. Выкурить сигареты на самом деле мог себе
позволить только капо - они имели гарантированную еженедельную порцию
купонов; или заключенный, который работал бригадиром в мастерской и получал
несколько сигарет за выполнение опасной работы. Единственным исключением
среди рядовых были те, кто потерял "волю к жизни" и хотел получить
удовольствие от своих последних дней. Так что когда мы видели, как кто-то
курит свои сигареты, то знали, что он потерял веру в свои силы. А потерянная
однажды, воля к жизни редко возвращалась.

При изучении огромного количества материала, собранного в итоге
наблюдений над переживаниями многих заключенных, выявляются три фазы
душевной реакции на лагерную жизнь: период, сопровождающий прибытие в
лагерь; период глубокого погружения в лагерную жизнь; и период, следующий за
освобождением.
Симптом, характерный для первой фазы - это шок. При некоторых
обстоятельствах шок может даже предшествовать формальному попаданию в
лагерь. Приведу в качестве примера обстоятельства моего собственного
прибытия.
Полторы тысячи человек ехали в поезде несколько суток; в каждом вагоне
было по 80 человек. Приходилось лежать на своем багаже, на жалких остатках
личного имущества. Вагоны были так набиты, что только сквозь верхние части
окон просачивался серый рассвет. Мы думали, что поезд едет к какому-нибудь
военному заводу, где нас будут используют как рабочую силу. Мы даже не
знали, где находимся - все еще в Силезии или уже в Польше. Паровозный
свисток прозвучал как-то жутко - как сочувственный крик о спасении
несчастного груза, который поезд обречен везти в небытие. Затем поезд
перешел на запасный путь, явно подъезжая к конечной станции. Внезапно у
встревоженных пассажиров вырвался крик: "Смотрите, надпись: Освенцим!" В
этот момент у каждого упало сердце. Освенцим - само это название звучало
жутко: газовые камеры, крематории, массовые убийства. Медленно, почти
нерешительно, поезд подъезжал к платформе, как будто хотел как можно дольше
избавить своих пассажиров от ужасного осознания: Освенцим!
С наступлением рассвета выступили очертания огромного лагеря:
сторожевые вышки; рыскающие лучи прожекторов; далеко протянувшиеся заборы из
колючей проволоки в несколько рядов; и длинные колонны одетых в отрепья
человеческих фигур, серые в сером свете раннего утра, бредущие вперед по
неровным дорогам - куда, мы не знали. Изредка раздавались свистки и крики
команды. Мы не понимали, что они значат. Мое воображение рисовало виселицы с
болтающимися трупами. Я был в ужасе, но это было даже к лучшему, потому что
шаг за шагом нам пришлось привыкать к жестоким и бесконечным ужасам.
Поезд остановились у станции. Первоначальная тишина была прервана
криками команд. С тех пор все время, опять и опять, во всех лагерях нам
предстояло слышать эти грубые, пронзительно резкие интонации. Они звучали
почти так, как звучит последний крик жертвы, но не совсем: в них была
дерущая горло хрипота, как будто голос надорван непрерывным криком человека,
которого убивают снова и снова. Двери вагонов распахнулись, и внутрь вошла
небольшая группа заключенных. Они были в полосатой форме, с обритыми
головами, но выглядели хорошо откормленными. Они говорили на всевозможных
европейских языках и даже шутили, что в тех обстоятельствах звучало дико.
Как утопающий хватается за соломинку, так мой врожденный оптимизм (который
часто руководил моими чувствами даже в самых безнадежных ситуациях) стал
нашептывать мне такую мысль: эти заключенные выглядят очень неплохо, они как
будто в хорошем настроении и даже смеются. Кто знает - может быть, и мне
удастся устроиться так удачно?
В психиатрии известно определенное состояние под названием "иллюзия
отсрочки". Непосредственно перед казнью осужденный впадает в иллюзию, что в
самый последний момент он может быть помилован. Мы тоже ухватились за
обрывки надежды и поверили, что все будет не так уж плохо. Нас ободрял сам
вид красных щек и округлых физиономий. Мы не знали, что эти заключенные
составляют специально отобранную элиту, которая годами была приемной
командой новых транспортов, ежедневно прибывавших на станцию. Они брали на
себя заботу о новоприбывшших и о их багаже, особенно о дефицитных вещах и
драгоценностях. Освенцим был в последние годы войны особым местом в Европе.
Там скопились уникальные сокровища из золота и серебра, платины и
бриллиантов, и не только в огромных складах, но и в руках эсэсовцев.
Полторы тысячи заключенных теснились в пространстве, рассчитанном самое
большее на двести человек. Нам было холодно и голодно, и не было места не то
что прилечь, но даже присесть на корточки. Один кусок хлеба весом в 150 г.
был нашей единственной едой за четыре дня. Однако я слышал, как дежурный
заключенный торговался с одним из членов приемной команды по поводу булавки
для галстука из платины с бриллиантами. Большинство добычи будет вскоре
продано за выпивку - шнапс. Я не могу припомнить, сколько тысяч марок
требовалось для покупки необходимого для вечеринки количества шнапса. Но я
знаю, что эти "старые" заключенные нуждались в спиртном. Кто в тех условиях
мог их упрекнуть за то, что они стремились одурманить себя? Была еще одна
категория заключенных, которая вообще получала выпивку в неограниченном
количестве: это были те, кто обслуживал газовые камеры и крематории, и очень
хорошо знали, что однажды их заменят другими, и из невольных палачей они
превратятся в жертв.
Почти каждый из нашего транспорта питал иллюзию, что его пощадят, что
все будет хорошо. Мы сперва не поняли важности наступившей сцены. Нам